Тихая, как последний вздох - Джо Алекс

По причине, которая ему самому не была до конца ясна и понятна, он установил в парке (там, где много лет назад нашел тело той изуродованной девушки) белый прямоугольный камень, напоминающий надгробие. На этом камне он приказал выгравировать большой вопросительный знак. Позже, спустя годы, воспоминание об этом молодом мертвом теле стало причиной одного крайне удивительного происшествия, которого он по сей день не мог понять.

Сейчас, медленно прохаживаясь по библиотеке, лорд Фредерик еще раз прочел приглашение мистера Мелвина Кварендона и улыбнулся. Это будет интересная экскурсия и приятная встреча с несколькими достойными внимания людьми.

Он поправил монокль, снова заглянул в письмо и вздохнул, потому что ему вдруг пришло в голову, что эта встреча была бы не просто приятной, но могла бы стать прекрасной и незабываемой, если бы вместо вымышленного преступления, совершилось бы подлинное. И даже смутно не сформулировав эту мысль, он знал, кто должен стать жертвой.

Лорд Фредерик встал и вышел в широкий коридор, рассекающий дворец от парадной до тыльной стороны. Он шел медленно, чтобы полюбоваться сквозь большую двойную остекленную дверь платановой аллеей, конец которой исчезал вдали, упираясь в едва видимые с этого расстояния высокие ворота.

Через несколько шагов он остановился и машинально ласково погладил один из двух деревянных столбов, между которыми покоилось блестящее, хорошо сохранившееся лезвие гильотины.

Доставка ее из Франции стоила немалых трудов, и он испытывал к ней чувство, которое иные дарят только самым близким существам.

V

Старый уставший человек

Джордан Кедж открыл конверт, без особого интереса отложил буклет и начал читать письмо:

«Аманда Джадд и КВАРЕНДОН ПРЕСС имеют честь пригласить Вас…»

Не выпуская письма из рук, он прикрыл глаза. Минуту спустя открыл их снова и дочитал письмо. Затем встал и, подобрав полы халата, начал прохаживаться босиком взад-вперед по огромному пушистому ковру, устилающему почти весь пол комнаты. Потом остановился.

— Возмутительно, — громко сказал он, хотя в комнате кроме него никого не было, — приглашать меня на какой-то идиотский праздник этой дамочки! Разумеется, ноги моей не будет в их дурацком замке!

Тем не менее, Джордан снова подошел к столу и взял буклет. Он начал его машинально перелистывать, не обращая внимания на снимки и бегло просматривая текст невидящими глазами.

— Что за вздор! — пробормотал он. — Небось какая-то новая рекламная затея старого Кварендона. И почему я должен принимать в этом участие?

Он уронил буклет на ковер и глянул в окно, за которым посреди газона цвели буйные кусты белых и пунцовых роз. Джордан Кедж любил цветы и одиночество. И с некоторых пор недолюбливал людей. Он сунул ноги в шлепанцы, встал и распахнул застекленные двери, ведущие на террасу. День выдался теплый и тихий. Джордан сошел по ступенькам террасы и уселся на белой скамейке лицом к солнцу.

«Прекрасное утро, — подумал он. — В полдень будет зной, даже сейчас жарко. Подобное утро редко бывает у нас в Англии, а этот старый шут выбрал именно такой день. Уж не вообразил ли он, что я туда поеду?»

Джордан Кедж тихо выругался. Уже с первой минуты по прочтении письма он знал, что поедет.

Прошло тридцать пять лет с той поры, как он издал свою первую кишу, которая сразу же принесла определенный успех. Позже успехов было больше и меньше, но и по сей день он остался читаемым автором. С тем только, что в последние годы Кварендон печатал лишь время от времени переиздания его старых романов, которые все еще находили своего читателя, но сам Джордан Кедж знал лучше, чем кто-либо, что он уже не в состоянии придумать интересное убийство и логически точную, неожиданную развязку. Закончив работу над двумя последними книгами, он швырнул их в камин. Он боялся. И не мог забыть того, что Дороти Ормсби написала о его последнем изданном романе:

«Джордан Кедж, кажется, утратил способность логически точно вести своих героев и строить ситуации, которые могли бы всерьез приковать внимание читателя классического детективного романа. А жаль, потому что когда-то он писал лучше, и не следовало бы ему рисковать своей популярностью, для создания которой он много лет столь успешно работал. Не думаю также, что он мог бы перейти на триллеры, ибо книги его никогда не грешили избытком напряжения и мгновенными сменами ситуаций».

После этой рецензии Джордан Кедж возненавидел Дороти той банальной, жуткой ненавистью, которая не пощадила неизмеримо более выдающихся, чем он, писателей, проклинающих в душе неизмеримо более выдающихся, чем она, критиков.

Но еще большую, почти неосознанную ненависть ощущал он, читая Аманду Джадд. Она была молода, полна блестящих идей и, казалось, процесс творчества не представляет для нее ни малейшей трудности. В течение последних трех лет каждая ее книга становилась сенсацией на рынке.

Она быстро поднималась по семицветной дуге радуги, по которой он спускался вниз, к линии горизонта.

«Я стар, — подумал Джордан, — и я устал. Но я еще покажу им всем. Надо только немного собраться».

Он снова вздохнул. Потом встал и двинулся по газону к открытым дверям террасы. Надо взглянуть, что в том буклете. Хоть Джордан и старался не думать об этом, но больше всего сейчас ненавидел он самого себя.

Конечно, он поедет, чтобы быть там, среди самых лучших, чтобы послушно исполнить желание Кварендона, всем улыбаясь и отчаянно стараясь не позволить миру забыть о нем, ибо вот он здесь — все еще существует и все еще входит в элиту детективных писателей Англии, — он, старый, уставший человек. Джордан вошел в комнату, сел в кресло и взял буклет. Он медленно прочел его, а закончив чтение, сомкнул веки. Некоторое время он сидел совершенно неподвижно. Потом внезапно вздрогнул и открыл глаза. Улыбка тронула уголки его губ.

— Посмотрим… — прошептал он. — Еще посмотрим.

Джордан Кедж встал и начал прогулку вдоль и поперек ковра. По-прежнему улыбаясь.

VI

Безупречный, решительный и доброжелательный

Безукоризненно одетый молодой человек тихо вошел в кабинет. Бесшумно ступая по пушистому ковру, он приблизился к огромному блестящему столу, за которым сидел сэр Гарольд Эддингтон, заместитель министра. Пачка писем тихо опустилась на пустой поднос.

— Утренняя почта, сэр.

Эддингтон кивнул и остановил уходившего молодого человека движением поднятой руки.

— В десять придут эти люди из Таможенного департамента, чтобы обсудить проект новых тарифов. Прошу впустить их немедленно. Надо, наконец, принять решение.

— Да, сэр.

— Пожалуй, это все, Джонни, — он улыбнулся и снова кивнул головой.

Молодой человек исчез за дверью. Эддингтон подвинул к себе поднос.

К счастью, почта была уже отобрана и большинство писем пошло прямо в соответствующие отделы министерства. О содержании некоторых из них, требующих от него принятия решения, он узнает во время совещания в понедельник. На подносе обычно оставались либо очень важные дела, либо личные. Он обратил внимание на большой конверт, лежавший наверху пачки посланий и распечатал его:

«Дорогой Гарольд,

надеюсь, что несмотря на твою огромную занятость в Министерстве внутренних дел, ты все же пожелаешь принять участие в небольшом торжестве, которое…»

Он прочел письмо до конца и положил на стол. Затем нахмурил брови, плотно закрыл глаза, быстро открыл их и потряс головой, словно желая проснуться.

— Значит, все же… — тихо произнес он с изумлением.

Оба они были родом из Кента, и оба прибыли много лет назад в Лондон, бедные и полные надежд. Но их надежды настолько отличались одна от другой, насколько отличается мечта о большом богатстве от мечты о чиновничьей карьере и безупречной репутации. Объединяло их, однако, нечто большее, чем происхождение и околица, где они впервые увидели свет. Им обоим больше нравились цилиндры, чем кепки, и они одинаково испытывали столь распространенную в деревне неприязнь к революционным преобразованиям в этом лучшем из миров. Должно быть, поэтому они были членами консервативной партии. А познакомились они несколько лет назад на одном из ее конгрессов.

С чувством смутной тревоги он взял в руки буклет со снимком замка на обложке, но в это время открылась дверь.

— Пришли юридические советники и представители Таможенного департамента, — сказал молодой человек. — Могут ли они войти?

— Да, конечно!

Гарольд Эддингтон оживился. Он собрал письма и отодвинул их в сторону. Затем встал и направился к двери. Ожидающие за ней чиновники были его подчиненными, но заместитель министра всегда старался быть на высоте и с присущей ему спокойной сдержанностью не проявлял излишнего многословия, чтобы люди, которыми он руководил, любили и уважали его. Он хотел быть безупречным во всем, в том числе и по отношению к ним. Безупречным, решительным и доброжелательным всегда, даже сейчас, когда ему так сильно хотелось остаться одному.