Туда, где кончается Лес - Лада Монк

class="p1">Похожая на слезу,

И стал в тот же миг гибнуть прекрасный розовый сад.

Высыхали и грубели стволы и игольчатые ветви,

Сбрасывая скрученную прозрачную кору цвета нижнего крыла стрекозы,

Мертвели и вытягивались шипы,

Осыпались бордовыми и красными слезинками лепестки и листья.

Дыхание смерти бежало от центра лабиринта к его границам,

И когда пират, сбегавший с золотым цветком из сада,

Сделал последний шаг к лесной тропе,

Выведший его из зарослей роз,

Не осталось около дома волшебника ни единого живого цветка.

Скрылся морской разбойник, получивший желанное сокровище,

Между тем, подмигивая, раскрывая медленно всевидящие глаза,

Появились на небосводе первые звезды.

Обратились они к волшебнику,

На иссушенной траве осыпавшему поцелуями похищенную невесту,

Тонувшему среди багряных лепестков в клетке из гнутых колючих ветвей.

Убедили созвездия волшебника, что обманом золотой цветок получил пират,

Попросили мага взглянуть на ладонь, которую он прижал к кровавым локонам девушки.

Отнял руку от огненных потоков, бежавших по девичьим плечам, чародей

И увидел на пальцах своих красящую бордовую пыльцу мака.

А там, где главу девушки, опущенную на его грудь, придерживал он,

Выступило темное пятно на длинных волосах.

Пират, в раскаяние которого колдун поверил, обманул его,

В который раз солгал, дабы отнять последнее

У такого же живого человека, как он сам.

Закричал колдун, обращаясь к давно оставившему его пирату:

Милорд: Грозы мятежей и раздоров твоим кораблям, морской волк!

Я клялся, что не убью тебя, пират, но ныне честное сердце мое опустошено потерями!

Лишиться ее прикосновений, ее кротких взоров, ее дыхания… О, горе мне!

Горе тому, кто обманывал сам себя, но встретил более искусного лжеца на своем пути.

Я клялся, что не убью тебя, пират,

И, истекающий слезами, как кровью от предательски нанесенной раны,

Слово сдержать я должен.

Но взгляни на этот некогда живой сад!

Будь ты здесь, узрел бы,

Как жизнь невесомой дымкой чистой души поднялась над цветочным лабиринтом

И вознеслась к облакам,

Забрав с собой питавшие почву слезы.

Высохла земля и следами мук, болезни и скорой смерти покрылись сухие листья.

Не ожить им никогда впредь!

Ветви и корни были капиллярами, но внутри теперь — пустота и полости,

Которые заселят смердящие черви и жуки-могильщики!

Вовек не зажжется в саду огонь тысячи красных роз или одной золотой розы!

Когти гибели избороздили землю мою,

Навсегда останется она безжизненной,

Вечно будет обнажать шипы и кости!

Пират! Мерзавец! Ты должен заплатить за смерть смертью!

Ты отнял у меня память о той, кого я любил,

Но любишь ли ты кого-либо так, как я обожал ту,

Над могилой которой ты бесчестно надругался?

Позволено тебе было потревожить ее вечный сон,

Чтобы кровью чистейшей из женщин смыть черные метки со своих рук,

Чтобы, умывшись розовой росой, очистить свое сердце,

Но ты обманул ее и меня.

В самой большой части твоего сердца нет и крупинки любви!

Я не могу лишить тебя жизни,

Но я отниму жизнь у того, в ком течет твоя кровь.

Там, за скованными непрозрачным льдом волнами,

Ждет тебя сын.

Он станет таким же, как ты.

Он станет вором и плутом,

Предателем и врагом для всех.

Он будет так же, как ты, красиво льстить и складно лгать,

Но не сблизит это его ни с кем из людей,

Все будут гнать его прочь от своих дверей и ворот.

Когда ему будет восемнадцать лет,

Когда пробьют башенные часы двенадцать раз,

А среди густых туч на небе снова появится Черно-Белая Луна,

Означающая для твоего сына клеймо приговоренного к смерти,

Сгорит его сердце, обратится в уголь,

Тело осыплется прахом в тот же миг.

Когда наследующему твои злодеяния будет восемнадцать,

Он умрет.

Да и из отведенного ему срока проживет половину,

Каждую полночь обращаясь вместилищем для древнего горного духа.

Смертью заплатишь ты за смерть, пират!

Не должен быть прощен или забыт твой обман!

Гляди теперь в небо, жди Черно-Белой Луны,

С которой прервется род преступников и лжецов!

Ни единого следа не останется от тебя тогда на земле,

Даже последствия злодеяний занесет и затрет песок времени,

А кости и останки убитых тобой истлеют.

Ты пропадешь, пират!

Не понесут твою кровь,

Источая из нее по капле с каждым следующим поколением,

Правнуки и потомки.

Ты умрешь! И память о тебе умрет!

Гляди теперь в небо и жди, когда взойдет Черно-Белая Луна,

Предрекая твой конец!

Колдун призвал своего ворона и приказал ему

Пронести весть о проклятии над замерзшим северным морем,

Донести страшное известие до солгавшего ему пирата.

Вспорхнул с перчатки хозяина готовый отправиться в путь ворон,

Расправил большие черные крылья и выронил из них несколько перьев.

Падали они темными пятнами на иссохшие траву и уродливые мертвые ветви,

На камни и песок, где в агонии бились сраженные жаждой черви и личинки,

На выступившие из-под опустившейся земли и поднявшихся корней черепа и кости.

В центре собственного маленького кладбища

Сидел на земле колдун.

Руки его, опущенные на волосы одурманенной и уснувшей девы,

Больно покалывали качаемые скорбно воющим ветром былинки и ветви с шипами.

Не мог колдун отпустить девушку:

Узнал бы тогда свет о сделке его с обманщиком.

Не мог он убить деву

Хрупкую, юную, спавшую на его груди,

Прекрасную и беззащитную в своем тревожном забытьи.

Особым способом коснувшись волос девушки,

Чародей навсегда сделал их багряными.

Он нарек свою пленницу именем Симары, северного демона,

Запер в башне своей и одарил зачарованным золотым гребнем.

Расчесывала девушка свои волосы,

И воспоминания ее о прошлой жизни сбегали с золотыми зубьями вниз,

К кончикам алых локонов,

Покидали их и терялись в чаду жженых трав, заполнявшем колдовскую башню.

Становились от прикосновений гребня волосы девушки длиннее,

С каждым взмахом руки, опускавшей золотистые зубчики в красные волны,

Бежали кровавые реки все ниже и ниже,

Все дальше и дальше.

Стекали с плеч, с подоконника, на котором Симара полюбила сидеть и созерцать движения облаков по небесному куполу,

Обвивали башню, вскинутые в воздух и скрученные порывами ветра.

Бежали секунды и миги, шли декады и недели, текли по вышивавшим историю нитям годы.

Солнце и Луна многократно сменяли друг друга на небосводе,

Мириады звезд и вереницы созвездий на эклиптике кружились бесконечной каруселью.

Безжизненные кусты роз снова заалели:

Длинные волосы Симары, из юной девушки превратившейся в молодую женщину,

Ветер навил спиралями и серпантином на мертвые ветви, на длинные иглы,

Будто привязав деву к дому похитившего ее колдуна.

Позабыла она свое прошлое,

О котором изредка нашептывали непонятным