Лунный зверь - Килворт Гарри

О-ха пересекла заледенелую поверхность пруда, миновала чужой и оказалась в своем – здесь она была в относительной безопасности.

Ее неудавшийся набег на птичник занял много времени, и небо над полями уже начало светлеть. О-ха выбрала одну из лисьих троп и двинулась по ней в сторону восходящего солнца. Пройдя пару сотен ярдов, лисица остановилась и принюхалась.

Мясо! Она ощутила пронзительный запах мяса!

Стоило Завываю донести этот дивный аромат до ноздрей лисицы, все ее чувства словно вспыхнули. Она свернула с тропы и пошла прямиком через поросшую ежевикой пустошь, к зарослям терновника, возвышавшимся посреди скошенной травы. Горностай, в роскошной зимней шубе, зашипел на нее, брызгая слюной, когда она приблизилась к входу в его лабиринт подземных коридоров. Лисица была не настолько голодна, чтобы связываться со столь свирепой добычей, к тому же ветер обещал нечто более аппетитное. Она сразу распознала запах, принесенный Завываем: кролик – вот что это было. Кролики во множестве водились здесь, в полях, и, разумеется, это было известно О-ха, однако сейчас она ощутила запах раненого или недавно убитого зверька. Конечно, тут многое было неясно, и лисица не забывала об осторожности.

Она приблизилась к проволочной изгороди, за которой паслись на мерзлой траве коровы. О-ха знала, что эти громадины обладают кротким нравом и бояться их нечего. Тем не менее она помедлила, прежде чем проскользнуть под проволокой. До нее донесся отчетливый запах стальных капканов. К тому же только глупцы суются в незнакомое место, не размышляя.

Наконец, обдумав все «за» и «против», лисица подлезла под проволоку; она двигалась быстро, но по-прежнему осторожно. Лишь изредка она переходила на рысцу. По ее убеждению, бежать во весь опор стоило лишь в крайних случаях. Лисицу выручают не быстрые лапы, а умная голова, – так учила ее мать.

Вскоре О-ха оказалась в зарослях терновника, земля здесь была прочерчена цепочками кроличьих следов. Кролика она увидела сразу. Он не шевелился, кровавая полоса пересекала его горло.

Зверек попался в ловушку – проволочную петлю, которая душит свою жертву. Чем отчаяннее метался кролик, тем крепче сдавливала его горло петля. Пытаясь освободиться, он лишь приблизил свой конец. О-ха заметила, что вся кора внизу у ближайшего дерева ободрана, – так яростно кролик колотил о ствол задними лапами.

О-ха лизнула нос и подставила его дуновению Завывая. Потом она опустила голову и неспешно двинулась вперед. Прежде чем приняться за кролика, она дважды прошлась мимо, так чтобы ее тень накрыла добычу, – таков лисий ритуал очищения падали. Покончив с ритуалом, она впилась челюстями в сочную плоть, пытаясь вырвать кролика из ловушки. Но проволочная петля слишком туго затянулась вокруг шеи зверька. Как ни дергала лисица добычу, ее усилия остались тщетными.

Поняв, что освободить кролика из ловушки невозможно, О-ха придумала другой выход – прогрызла шкуру у него на боку и принялась поедать мягкие свежие потроха. Зарыв нос во внутренности кролика, она ощущала, как желудок ее с радостью принимает каждый новый кусок.

Пир был в самом разгаре, когда до ушей лисицы донесся какой-то шорох из гущи зарослей. Благоухание крови и потрохов по-прежнему наполняло ее ноздри, поэтому запаха она не почувствовала. Но звук заставил ее оцепенеть, припав к земле. Одно она знала точно – это не человек. Слишком легка, слишком бесшумна поступь. Несомненно, к ней приближался четвероногий. Возможно, небольшая собака, барсук или рыжий соплеменник.

Барсуков она не боялась, хотя они намного превосходят лис в силе. А вот если это собака, дело хуже. Дыхание О-ха тревожно участилось, она быстро прикидывала, как лучше удрать.

Внезапно сверху раздался резкий скрежет, и лисица подняла голову. Это кричала сорока, усевшаяся на одну из ветвей терновника. Птица с важным видом переступала по ветке. Странно было, что такое небольшое существо производит столько шума. Потом сорока остановилась и тут же расплылась перед глазами лисицы, превратившись в черно-белое пятно. Вдруг ноздрей О-ха достиг запах лиса – старого лиса. Несколько мгновений спустя из зарослей действительно вышел седой лис – он на ходу облизывал свою серую морду. В тех местах, где шуба его была еще не тронута сединой, мех казался намного темнее, чем мех О-ха. Голова старого лиса выглядела слишком большой и несоразмерной туловищу.

– А-магир! Ты меня напугал! – воскликнула О-ха.

Старый лис смерил ее недружелюбным взглядом. Когда-то в молодости А-магир был закоренелым шалопутом – бродягой, скитающимся из леса в лес, цыганом лисьего племени. Сейчас он вел оседлую жизнь, правда не упускал случая заявить, что глубоко презирает сидунов, лис-домоседов, которые весь свой век торчат около собственных нор.

– Напугал? – проворчал А-магир. – Да будет тебе известно, лисы ни при каких обстоятельствах не должны пугаться. Они должны сохранять трезвый ум. Должны знать, что было в прошлом и чего ожидать в будущем.

Он приблизился к О-ха и бесцеремонно толкнул ее:

– Отойди-ка. Думаю, этот кролик придется мне по вкусу.

А-магир был известен своим легкомыслием и безалаберностью, и, конечно, не ему было учить ее уму-разуму. Он прославился тем, что однажды среди бела дня забрел на главную деревенскую улицу и пересек ее, не обращая ни малейшего внимания на людей, что вовсю таращили на него глаза. Лишь когда над самым ухом лиса загудел автомобиль, он соизволил заметить, что вокруг люди, и бросился прочь. А-магир был на редкость крупным лисом, и далеко не всякая собака решилась бы с ним связаться.

– Давай убирайся, – лязгнул он зубами и вновь толкнул О-ха. – Не заставляй меня ждать.

О-ха прикинула, как разумнее поступить. Конечно, она уже съела самые лакомые куски кролика. Только голова и лапы оставались нетронутыми. И все же этот кролик – ее добыча. Она собиралась припрятать его остатки и сказать А-хо, чтобы он пришел и доел их. А-магир грабил ее самым наглым образом – и прекрасно об этом знал.

О-ха прижалась к земле напротив старого лиса – уши торчком, лапы напряжены, как для прыжка.

А-магир, с ленцой сощурив глаза, взглянул на нее. Всем своим видом он выражал крайнее пренебрежение.

– Что, – зарычал он, – перечить мне? Больно молода. Ну-ка прочь или пеняй на себя! Знаешь, скольким лисам я задал трепку?

– Потом расскажешь, – фыркнула О-ха, донельзя разозленная бахвальством старого лиса.

Она понимала: если дойдет до настоящей драки, ей придется нелегко, – того и гляди, станет калекой, а то и вовсе расстанется с жизнью. А-магир меж тем принял воинственную позу. Сердце лисицы колотилось все сильнее. Внезапно, и как раз вовремя, она вспомнила…

Вспомнила и сразу подалась назад.

А-магир надменно вскинул голову:

– Что, одумалась? Так-то лучше. Не люблю драться с самками – вздорный народ. Гонору у каждой хоть отбавляй. Но я-то им не даю спуску.

Эта наглая речь заставила лисицу яростно ощетиниться. Как бы ей ни хотелось проучить зарвавшегося лиса, но приходилось думать о детенышах, которых она носила. Сейчас она не может рисковать, а если вступит в бой, наверняка повредит им. Лучше не связываться с этим фанфароном, ему ведь нечего терять.

– Если бы не детеныши… – проронила О-ха и выжидательно посмотрела на старого лиса.

Тот бросил на нее высокомерный взгляд:

– Хочешь сказать, что ты брюхата? Ну, мне на это наплевать.

– Чтоб ты подавился этим кроликом, – огрызнулась О-ха. – Конечно, тебе наплевать на чужих детенышей. Своих-то не имел. И своей О-могир у тебя тоже никогда не было. Надо же, ни одна лисица не позарилась на такого…

В глазах А-магира вспыхнул свирепый огонь, и О-ха, заметив это, осеклась.

– Вымой свою грязную пасть, ты, сидуха, – прорычал седой лис. – И не думай, что твое брюхо помешает мне научить тебя учтивости в разговоре со старшими.

Сорока соскочила на землю и теперь подпрыгивала туда-сюда в нескольких ярдах от лис.