Слимп - Бабкин Михаил Александрович

— Уф, — сказал медальон, — пронесло... Вовремя ты... извиняюсь, вы, Семён Владимирович, моё заклятье невидимости усилили. Я даже и не знал, насколько оно у меня несовершенное. Хорошее, но не совершенное. Что же вы, уважаемый, со мной как с детской игрушкой... о самом главном-то и умолчали... Честное слово, обидно. Могли бы и правду сказать, я всё равно разболтать не смогу. Даже если бы и захотел.

— Какую правду? — озаботился Семён. — Ты о чём?

— Ну как же, — в баритоне прорезались странные истерические нотки, — а то мы не знаем, не понимаем мы... Легенд о Настройщике не слышали. Да-с. Извините, если что не то сказал раньше, не знал. Не ведал я!

— Вот что, если ты решил закатить истерику, так давай будешь её устраивать в другом месте, хорошо? — недовольно буркнул Семён. — Надоело мне здесь. Двигаем отсюда, пока твой ржавый охранник назад не притопал. С него станется.

— Слушаю и повинуюсь, — ответил медальон, — одну минутку, — и тут же, понизив голос, спросил с придыханием:

— А какой он, этот Блуждающий Стражник? Я-то его не вижу, не дано мне этого. Только ощущаю... Страшный, да?

— Невозможно страшный, — согласился Семён, — сторукий, одноногий и ходит задом наперёд. Прыжками. А рот с клыками на спине.

— Вот ужас-то, — сказал медальон. — Ну и пусть. Теперь мне на всё плевать. Пускай себе хоть тысячерукий! Хоть с зубами в заднице. Эх, какой мне, оказывается, компаньон в этот раз достался... Аж самому себе завидно. Так, значит, изволите воспользоваться моей помощью? Сами, стало быть, не жела... Впрочем, о чём это я! Сию минуту.

— Ты вот что, — недовольно сказал Семён, поднося медальон близко к лицу, — прекращай выкать, не люблю я этого. Давай по-свойски. Раз мы с тобой с самого начала на «ты», значит, так будет и дальше. И ещё — как тебя зовут? Не могу же я к тебе без имени обращаться.

— Зовут? — растерялся медальон. — Да никак не зовут. Магический Вор — это лишь рабочее название, символ для составления заклинаний. Обращение.

— Значит, будешь сейчас с именем, — пообещал Семён. — И будут тебя звать... гм, звать тебя будут... Мар. Сокращённо от рабочего названия.

— Сподобился я, — торжественно возвестил голос. — Надо же, собственное имя получил! От самого Настройщика и получил. Кто же я теперь по табелю о рангах буду, ежели с собственным именем, да ещё и при Настройщике? Морокус такое не предусматривал... М-м, на уровне имперской парадной подвязки, что ли? Не-ет, куда там, выше бери! Неужели вровень с кардинальским жезлом... ни хрена себе... — слова перешли в невнятное бормотание. В молитвы. Похоже, Мар ни с того, ни с сего начал впадать в религиозный экстаз.

— Этого ещё не хватало! — рявкнул Семён. — Отставить! Потом, всё потом. Поехали!

И они поехали.

Мир вокруг Семёна вспыхнул разноцветными всполохами, горячая волна пронеслась сквозь него и стало необычно легко во всём теле: в этот раз перенос был иным. Не таким, как в первый. Наверное, потому, что в Истинные Миры Семён добирался, скажем так, несколько не в себе и своим ходом, а в этот раз его транспортировали с максимальным удобством и комфортом. Заботливо. Как родного.

Комната, в которой оказался Семён Владимирович, в отличие от зала Хранилища не поражала своими размерами. Но и назвать её маленькой было никак нельзя: просторная, с высоким арочным потолком, она напоминала дорогую квартиру из домов постройки пятидесятых годов. Из тех, что строились быстро, серьёзно и качественно. Как правило, в центре города.

Стрельчатые, далеко разнесённые друг от дружки окна-витражи — точь-в-точь какие обычно рисуют в иллюстрациях к романтическим историям о рыцарских замках — сияли разноцветными солнечными огнями, раскрашивая богатую обстановку в немыслимые радужные цвета.

Громадный пушистый ковёр застилал весь пол, от стены до стены; посреди ковра поблескивал матовой полировкой широкий низкий стол, окружённый четвёркой глубоких кресел.

А в углу, под приспущенным балдахином, стояла кровать. Такая, какую Семён видел лишь в рекламных роликах да фильмах про сладкую безбедную жизнь: где-то метра два на три, с высоким и наверняка очень мягким матрасом. Мечта лентяя. И только сейчас Семён Владимирович понял, насколько он устал.

— Всё, приплыли, — сказал непонятно кому Семён и, сбрасывая на ходу кроссовки, поплёлся к кровати.

— Где это мы? — всполошился Мар. — Куда попали? Ничего не понимаю. Это что же за адресок указал мой бывший хозяин в возвратном заклинании? Надо разобраться. Эй, эй, не спи, — медальон тревожно зазвенел, — не спи, кому говорю! — и замолк. Потому что Семён плашмя упал на кровать, придавив собой воровской амулет, и мгновенно уснул.

— Вот так они все попадаются, — сказал чуть погодя очень раздосадованный и сильно приглушенный одеялом голос. — Уж, поверьте, не по моей вине. Да-с, не по моей. А в первую очередь по личной неосторожности. Во вторую — из-за жадности. А в третью — из-за баб... И чего они хорошего в них находят? Не понимаю. Короче, я полностью снимаю с себя ответственность за происходящее, слышишь?.. Не слышит, — пожаловался одеялу медальон. — Спит. Ну что ты будешь делать! Хоть и Настройщик он, а до приличного вора моему хозяину ещё расти и расти. Если, конечно, его раньше не съедят, при такой-то беспечности, охо-хо... Ладно, попробую сам всё выяснить, — Мар умолк. Надолго.

Когда Семён проснулся, он секунд десять таращился в окружающий его полумрак, не в силах вспомнить, где он и что с ним такое приключилось. Почему он не дома. А когда вспомнил, то расстроился. Расстроился тому, что замечательное приключение оказалось на поверку всего лишь обычным сном. Похмельным и потому очень ярким, но сном. А на самом деле он, видимо, отключился у Вити-художника в новой мастерской и его, сонного, перенесли в кладовку, чтобы под ногами не путался, туда как раз завезли пяток гостевых матрасов, именно для таких случаев припасённых. Вот и опробовал...

Семён, сильно переваливаясь, прошёл на коленях по пружинистому и с размаху толкнул рукой дверь кладовки. И, вывалившись через откидной полог, упал на мягкое. На ковёр.

— Так это, значит, не сон, — прошептал Семён Владимирович, глядя на окружающую его обстановку поверх разбросанных кроссовок, — какая радость! Наверное. — Тут Семён встал, потянулся, глянул на медальон у себя на груди, посмотрел на тёмные замковые окна, на стол, сервированный к ужину, с серебряными колпаками над горячими блюдами, с зажжёнными свечами в многоярусном подсвечнике, и первым делом поинтересовался:

— А где тут...

— Туалет? — готовно переспросил Мар. — Прямо и направо. За гобеленом. Гостиничная планировка, ошибиться невозможно. Ага, я же говорил!

Пока Семён решал неотложные, накопившиеся ещё с того мира дела, медальон, не тратя зря времени, обстоятельно доложил ему обо всём, о чём только смог разузнать: Мар по своим магическим каналам ухитрился подключиться незамеченным к гостиничной информационной сети и выяснить всё, что его интересовало. Как оказалось, возвратное заклинание прежнего владельца было настроено на лучший отель Перекрёстка, что было вполне разумно — из Хранилищ, как правило, возвращаются с деньжатами. Если вообще возвращаются. Гостиничный номер был предоставлен автоматически, по мгновенному запросу возвратного заклинания с подтверждением гарантированной оплаты; номер, к сожалению, достался не из самых лучших — баронский, из внепространственного запасника. Короче говоря, аварийный вариант. Для таких вот нежданных гостей. Но если Семён против, то...

Семён был не против, совсем не против. Его вполне устраивал и баронский вариант. Даже аварийный. О чём он сообщил Мару, с удовольствием вымывшись под водопадным аварийным душем и вытершись роскошным аварийным полотенцем: баронские туалетные хоромы были обставлены по последнему слову современной сантехники, что само по себе было удивительно. Насколько Семён помнил из исторических фильмов, феодалы, которые бароны, понятия не имели о гигиене. Тем более об унитазах и биде. И джакузи. Накинув на себя висевший в стенном шкафчике банный халат, больше похожий на королевскую мантию, Семён вернулся в комнату.