Крейсер I ранга "Рюрик" (1889-1904) - Pафаил Мельников

Пытаясь сломить предубеждение против водотрубных котлов, Н.Е. Кутейников указывал на их способность “к весьма высокому давлению пара, быстро уменьшаемому в случае крайней надобности”, к сохранению своих свойств в течение всего срока службы: взрывобезопасность, делающую их “безусловно военными котлами”; легкость установки, сборки и исправления в корабельных условиях. Особенно неоценима для военного корабля была возможность быстрого подъема пара в этих котлах с холодной водой (за 20-23 мин) и почти немедленное повышение скорости. Все эти достоинства, доказывал Н.Е. Кутейников, как нельзя более соответствуют требованиям к русскому крейсеру, главным отличием которого всегда являются “дальноходность и скороходность”. Чтобы достичь всего этого, надо лишь (из- за изменения компоновки) удлинить крейсер на 4-5 м. А уменьшив ширину на 0,5-0,6 м, можно было бы сохранить прежнее (10000 т) водоизмещение “с большою выгодой для боевой действительности крейсера”. Нечего бояться, считал Н.Е. Кутейников, и изменений в числе и расположении дымовых труб, которые могут помешать парусному вооружению: мировой опыт давно указал на несостоятельность парусов на броненосных кораблях; англичане на крейсерах “Блэйк” и “Бленхейм” от этого анахронизма отказались, и потому достаточно оставить для парусности то, “что может ей дать”.

Но вся эта аргументация не сломила осторожной недоверчивости членов МТК, которые дошли до таких возражений, что выведение котлов из резерва не дает мол нужного эффекта, так как из-за их длительного бездействия у кочегаров не будет нужного опыта. Как будто этот опыт нельзя было приобрести работая у других котлов!

Теоретический чертеж крейсера “Рюрик”: бок, полуширота и корпус.

Шпация на шпангоутах от 23 до 95-го – 4 фута (1,21 м), на остальных – 3 фута (0.91м). ВП – верхняя палуба: КВ/1 -конструктивная (грузовая) ватерлиния.

Непререкаемый авторитет английского опыта заставил принять предлагаемый Н. Е. Кутейниковым состав машинной установки, но котлы Бельвиля “не прошли”. (Их на “Блэйке” и “Бленхеме” не было’). “Главная выгода Бельвиля котлов, – настоятельно гласила резолюция Н.М. Чихачева от 24 января 1890 г. на записке Н.Е. Кутейникова, – продолжительность службы, легкость перемен частей и ненадобность производить капитальные работы для вынутия старых и постановки новых котлов. Столь важные преимущества бельвилевских котлов, совершенно уничтожаются если иметь на том же судне смешанной системы котлы Бельвиля и цилиндрические. Иных достоинств котлов Бельвиля министр не усматривал. Забавно, но именно эта отвергнутая им комбинация котлов в дальнейшем оказалась распространенной в германском флоте. Воистину, нет пророка в своем отечестве.

На том и порешили. Теоретический чертеж и чертеж мидель-шпангоута подверглись новой переработке в МТК под руководством Н. Е. Кутейникова и были утверждены журналом МТК № 54 от 18 апреля 1890 г. Чтобы не уменьшать осадку и остроту обводов из-за удлинения корабля, водоизмещение (с деревянной обшивкой) пришлось увеличить до 10933 т. Эти материалы для ускорения разбивки на плазе немедленно отправили на Балтийский завод, а в МТК продолжали разработку чертежей внутреннего расположения, вооружения и новой спецификации по корпусу. Перекройку проекта вызвало неожиданное указание управляющего Морским министерством заменить 47-мм скорострельные пушки Готчкисса 120- мм пушками Армстронга. Конструкция станков этих пушек позволяла устанавливать их только на верхней палубе. Но она уже была занята шлюпками, поэтому место у борта нашлось лишь для шести пушек Армстронга. Ввиду возможной замены применявшихся тогда 152-мм пушек на поворотных платформах новыми скорострельными запас боеприпасов для них увеличили со 100 до 125 снарядов и зарядов на каждое орудие, изменив соответственно вместимость и расположение погребов.

Изменилось и расположение главной артиллерии: вследствие увеличения длины корпуса оказалось возможным (что не удавалось ранее) разместить все 152- мм орудия на батарейной палубе. Все эти изменения с переделкой спецификации по корпусу были зафиксированы в журнале № 80 от 7 июня 1890 г.За особые труды по разработке проекта (по примеру наград за проекты броненосца “Гангут”) МТК ходатайствовал о премировании самых активных участников работ. Н.Е. Кутейникову, который, исполняя обязанности помощника главного инспектора кораблестроения, был одновременно и непосредственным руководителем разработки проекта крейсера, выделялась награда в 500 руб.

На Балтийском, в Чекушах

Строить крейсер по новому проекту должен был Балтийский завод. В то время это было ведущее предприятие отечественного судостроения. В отличие от сложившихся в России еще в парусную эпоху казенных предприятий военного судостроения с их неуклонно разраставшейся бюрократией, Балтийский завод-современник начинавшейся эпохи железного парового судостроения-был создан благодаря пробивавшей себе дорогу частной инициативе в промышленности.

Пройдя через трудности роста, выдержав ряд реорганизаций, завод в 1876 г. оказался во владении “Русского Акционерного Балтийского железоделательного, судостроительного и механического общества” {4}. На должность директора был приглашен бывший помощник директора Русского общества пароходства и торговли (РОПИТ) и управляющий судостроительно-судоремонтным заводом этого общества отставной капитан-лейтенант флота Михаил Ильич Кази. “Энергичный и подвижный, со способностями выдающегося администратора и в то же время опытный практик М.И. Кази в короткий срок совершенно преобразил завод. Его пример – весомое подтверждение решающего значения в производстве (и, конечно, не только в производстве!) человеческого фактора, которому мы и сегодня придаем первостепенное значение.

Непримиримый враг казенщины и бюрократизма, М.И. Кази организовал и провел сквозную инвентаризацию всего имущества и средств завода, наладил бухгалтерию, обновил инженерно-технический персонал, заменив большую часть англичан тщательно подобранными им опытными специалистами. Везде и всюду М.И. Кази внедрял исповедываемые им принципы-доверие и ответственность, инициативу и самостоятельность. Успех работы М.И. Кази в значительной мере объяснялся предоставленной ему самостоятельностью (ни правление общества, ни созданная в1885 г. ликвидационная комиссия в дела завода не вмешивались) и сохранившимися, несмотря на фактическую принадлежность Морскому министерству (оно владело 84 % акции общества), частнохозяйственными принципами организации и деятельности завода. Важнейшим из них академик А.Н. Крылов в своих воспоминаниях называл принцип полного доверия н широту полномочий, предоставляемых акционерами директору предприятия. Это обеспечивало его деятельности “должную гибкость и избавляло от излишних формальностей”.

При казенной же системе “нет начала доверия, а скорее начало недоверия и поэтому расходование и распоряжение средствами должно быть в полном соответствии с установленными на сей предмет законами, правилами, формами и прочих формальностей…[10. С. 732]. Такими формальностями Кази не был связан. “Никогда еще строительство не шло так быстро”, – говорится в истории завода, подтверждающей, постоянно требующую повторения истину, что “все зависит от людей и от условий, в которые они поставлены” [8. С. 787].

Вместе с современным оборудованием завод оснащался водопроводом, железнодорожными путями, пожарными магистралями, в цехах вводилось электрическое освещение по системе фирмы “Яблочков и К°”. Сооружались каменные здания главнейших цехов. Внушительными были и деревянные здания чертежной с плазами и эллинга для больших кораблей, в котором и строили “Рюрик”. В 1891 г. начали возводить (одновременно с постройкой “Рюрика”) большой каменный эллинг. Устанавливалось окончательное распределение заводской уже более чем вдвое увеличившейся территории: от Невы до Кожевенной линии – стапели и судостроительные мастерские корабельной стороны, далее до Косой линии – механическая сторона.

На заводе успешно были закончены перестройка корпуса по новому проекту и изготовление новых механизмов крейсера “Минин”, постройка которого была начата еще в 1865 г. на Невском заводе. Все эти обстоятельства создавали почву для получения новых заказов: постройки полностью (с механизмами) крейсера “Владимир Мономах” и изготовления механизмов для однотипного, строившегося казенным Новым Адмиралтейством крейсера “Дмитрий Донской”.

В истории отечественного судостроения зти два одновременно строившиеся корабли нередко служат примером для сопоставления двух систем дореволюционного судостроения – частной и казенной. Позднее начатый постройкой “Владимир Мономах” провел на стапеле 20 месяцев и через 7 месяцев после спуска, на два года раньше “Дмитрия Донского” (он строился 23 и 21 мес соответственно), вступил в строй. Еще быстрее – за 15 мес – был построен корпус другого более сложного крейсера нового типа с барбетными установками орудий главной артиллерии “Адмирал Нахимов” водоизмещением 8270 т. (Достройка корабля между тем затянулась чуть ли не на два года.). Однако и в постройке следующего крейсера – “Память Азова”, имевшего меньшее водоизмещение (проектное 6000 т), тенденция к увеличению срока готовности корабля оказалась еще явственнее: на стапеле крейсер находился 26 мес, а в достройке 24!