Рассказы - Евгений Ткаченко

Мы охотимся. Отец с ружьем охотится на уток и куликов, а я с корзиной охочусь за грибами. Обходим свой традиционный маршрут, который пролегает через небольшой карьер, болото и мимо большого количества воронок.

Воронки – последствия страшной войны, которая непрерывно утюжила эту землю больше двух лет. Они, конечно, неестественны для природы, как и любое злое вторжение человека в нее. Представляю, как же они были уродливы и ужасны, когда только появились на этой земле. Однако удивительно гениальна природа в своем стремлении к красоте. Прошло после войны не так и много времени, и уже совсем эти воронки, не ужасны, а кое-где даже вписались органично в ландшафт: большие, должно быть от бомб, с водой внутри и камышом, представляют собой микроозера, на которых любит кормиться утка. Маленькие воронки от снарядов и мин обычно внутри сухие, по их краям растет мелкий березнячок, в котором очень любят расти грибы – подберезовики.

Маршрут наш подходит к концу. Отец застрелил кулика и крякву. Я где-то метрах в двадцати – тридцати за его спиной, как челнок, бегаю от воронки к воронке, пытаясь добрать корзину грибов. Солнце уже настолько прогрело воздух, что роса на кустах и траве высохла, и грибы собирать стало намного приятнее.

Вижу на краю очередной воронки, в траве, подберезовик. Оставляю корзину на тропинке и лезу в воронку. Протягиваю руку к грибу и слышу: Ссссссссссс …. В одно мгновение я похолодел и онемел. Буквально в метре от моей руки маленькая неподвижная головка змеи. Мы встречаемся с ней глазами и смотрим как завороженные друг на друга, не делая никаких движений. Мне кажется, что проходит целая вечность, а я не могу пошевелиться и даже издать звука. Вдруг в поле моего зрения появляются болотные сапоги отца. Левый сапог прижимает кольца змеиного тела к земле, а каблук правого бьет ее по голове. Голос отца выводит меня из состояния оцепенения:

– Женя! Ну что ты, очнись.

Отец берет рукой извивающееся в конвульсиях тело змеи и вешает его на ветку березы. В душе у меня появляется тепло, появляется восторг и торжество, торжество победы над злом. Змея с раннего детства ассоциируется со злом. Во всех моих самых любимых сказках Иван-царевич борется со злом – со Змеем Горынычем, отрубает ему головы и побеждает его. Конечно, я считаю себя Иваном-царевичем. Да, сегодня победил этого страшного змея не я, а отец, но я все равно торжествую. Отец уже пошел дальше, а я не могу уйти и как завороженный гляжу на то, как извивается поверженный враг на ветке дерева.

Мог ли я тогда, обрадованный победой и торжествующий, представить себе последствия этой победы? Конечно, не мог. А последствия, надо сказать, были ой какие неприятные. Ведь когда что-то холодное неожиданно прикасалось к моему телу или лицу, я замирал от ужаса, я холодел, и каждый раз перед глазами возникал образ извивающейся в конвульсиях на березовой ветке холодной и страшной змеи. Да, в дальнейшем в свои молодые годы я самостоятельно победил двух больших змей, гадюк. И слово-то какое противное – «га-дю-ка», как удивительно точно оно обозначает зло. Одно это слово настораживает человека и провоцирует его на борьбу и расправу. Правда, мне для нападения на змею восприятия слова было совсем недостаточно, и проявлял я агрессию по отношению к несчастным змеям в большей степени из-за неприятных последствий преследовавших меня. Мне казалось что, только демонстрируя силу, удастся избавиться от них.

После этого случая прошли годы, но все оставалось по-прежнему и та, убитая отцом змея продолжала преследовать меня. Чаше всего я попадал в такое противное состояние в лесу, когда холодная мокрая ветка неожиданно задевала меня. Несмотря на неприятные ожидания, любовь к природе пересиливала, и в лес я ходить продолжал.

Интересно, что раньше змей в наших лесах было много, но потом с каждым годом стали они встречаться все реже и реже. Видно, много развелось Иванов-царевичей. В последнее время змеи стали встречаться так редко, что я о них уже и не помнил, но все равно реакция на неожиданное прикосновение чего-то холодного оставалась прежней, и острота восприятия не притупилась. Казалось, что так будет всегда. И вот лет пять назад, после долгого перерыва, встретил я, наконец, в лесу змею, она была так изящна и прекрасна, что я не мог на нее насмотреться. Я ласково разговаривал с ней. Змея благосклонно слушала мои речи и не проявляла никакой агрессивности….

Прошло время, и вдруг я заметил, что неожиданное прикосновение к телу чего-то холодного не вызывает негативной реакции. Должно быть, та, убитая отцом змея, после того как моя любовь к животным распространилась и на них, на змей, наконец, простила меня и перестала пугать.

Первый рабочий день

Начало 60-х годов. Власть в Советском Союзе – в руках Н. С. Хрущева. И, пожалуй, не случайно. После прожитых тяжелых, ужасных десятилетий стране ох как нужна была хоть какая-то разрядка. Наверное, для этого он и был нам послан. Маленький толстенький энергичный человечек на удивление быстро вывел нашу громадную Россию из мрачной темени, а ее население и из-под топора.

Многим сегодня кажется, что Хрущев был самым интересным правителем за все время существования СССР. Своим неумеренным энтузиазмом, суетой, желанием сделать что-то хорошее и сделать это быстро был он очень похож на Буратино из известной сказки. Сколько же успел переделать дел этот человек за свое недолгое правление! Это и развенчание культа личности, и освоение целины, это победы в космосе и на олимпиадах. Уговорил всех стать дружинниками и обещал при этом через пару лет показать по телевизору последнего хулигана. Апофеозом же его авантюризма было объявление программы построения коммунизма в нашей стране к 1980 году. Забавно, что программу эту сделали самым главным предметом изучения в школе, но при этом объяснить, что такое коммунизм никто толком не мог. Лучшее объяснение дал, пожалуй, сам Хрущев, будучи с визитом в США. Американцам он сказал:

– Коммунизм – это такой борщ, что если вам его дать, то потом за уши не оттащишь.

Этим определением, да еще обещанием показать американцам «кузькину мать» вогнал Никита Сергеевич уже не только нас, но теперь уже и тамошних переводчиков и всю Америку в полный ступор.

Действительно, как и Буратино был он деловит, энергичен, порой остроумен и, как Буратино, не имел достаточно культуры и интеллекта. И человек, и государство представлялись ему в чересчур упрощенном виде. В его идеях и действиях, конечно, было рациональное зерно, но, посеянное, оно, в конце концов не взошло. Грандиозные планы Хрущева потерпели фиаско, потому что брали в расчет не людей, а каких-то марионеток.

Однако мы в то время верили ему и, как и он, думали, что нужно еще чуть-чуть поднапрячься – и наступит всеобщее счастье. Ведь впервые у нас что-то строилось не на насилии, а на вере и энтузиазме. Вера эта подкреплялась победами в космосе и на олимпиадах. Интересно, что в СССР была выпущена книга миллионным тиражом, содержавшая «научное» изложение программы построения коммунизма. Книга невольно, но гениально описывает это сумасбродное фантастическое десятилетие и, пожалуй, не менее интересна, чем романы Оруэлла. Слегка заинтриговал? Так вот, эта книга – учебник «Обществоведение» для 11 класса, отпечатанный, например, в 1963 году.

Не последнее место в ряду энергичных начинаний Хрущева занимала реформа средней школы. Никита Сергеевич не сомневался, что духовно оплодотворить человека будущего (строителя коммунизма) может только рабочий и только труд рабочего. Поэтому стержень реформы был в следующем: не можешь учиться – после 8-го класса милости просим в ПТУ. (Государство начало выделять на профессионально-техническое образование средств больше, чем на высшую школу). А если можешь? Да еще хочешь стать гуманитарием? А как же духовное оплодотворение трудом рабочего? Нет, так дело не пойдет, решил Никита Сергеевич, и тут же организовал «ПТУ» для всех толковых и пытающихся учиться дальше. И вот уже десятилетка превращается в одиннадцатилетку, то есть целый год школьник должен отработать на производстве и получить рабочую профессию.

Поступив в девятый класс, я получил направление на обучение слесарем в механический цех электростанции. Четыре дня мы учились в школе и два дня работали на производстве. И так на протяжении целых трех лет.

Хорошо запомнился первый рабочий день. Начало сентября, раннее утро. Мы, восемь учеников кировской средней школы, идем по территории электростанции вместе с учителем. Идем гордые и довольные собой: как же, нам всего по пятнадцать, а мы уже рабочие, в карманах – настоящие пропуска, и идем мы по территории важного охраняемого предприятия. Учитель приводит нас в кабинет начальника механического цеха. В кабинете нас ждут два человека, начальник Павел Павлович и старший мастер. Нас усаживают на стулья, размещаемся мы довольно свободно, кабинет просторный. Первым слово берет наш учитель и рассказывает, что все мы лучшие ученики, трудолюбивые и дисциплинированные, и что школьный учитель труда ко всему прочему обратил внимание на нашу тягу к работе с металлами, и школа уверена, что мы будем производству не обузой, а подспорьем.