Рассказы - Евгений Ткаченко

Видимо, Борин ангел-хранитель поставил такую жирную точку на затянувшейся юности, оберегая, наверное, его от более крупных неприятностей.

О памяти

Хранить свое прошлое является

долгом каждого народа.

К. Леви-Стросс

Музыка жизни умолкнет,

если оборвать струны воспоминаний.

Джером К. Джером

Почему так? Человек, достигший зрелого возраста, порой с трудом вспоминает события, которые были недавно, но почти всегда легко вспоминает то, что было в его детстве и юности. Причем картинки того давнего времени видятся так ярко, как будто события происходили вчера. Хорошо помню день, когда я впервые обратил внимание на это явление. Праздновали пятидесятилетие отца. Собралась теплая компания из друзей и родных. Все друзья отца – украинцы, которых, как и его, забросила война на берега Невы. Было уже поздно, наговорились, напелись, но расходиться почему-то не хотелось. Отец начал вспоминать забавные эпизоды школьной и довоенной студенческой жизни. Рассказывал выразительно, подробно, так тепло и проникновенно, что все затихли и внимательно слушали. Лицо отца помолодело, на нем появилось что-то детское. А потом наступило как раз то, что меня особенно удивило и даже потрясло. После небольшой паузы он начал читать стихи:

Кохайтеся, чернобровi,Та не з москалями,Бо москалi – чужi люди,Роблять лихо з вами.………………………

И так «Катерину» Тараса Шевченко отец прочитал до конца, ни разу не сбившись. Сразу после наступила очередь «Думки»:

Тяжко, важко в свiтi житиСиротi без роду:Нема куди прихилиться, —Хоч с гори та в воду!……………………….

Все сидели тихо, внимали, мягкому, округлому, музыкальному украинскому языку. Одно стихотворение плавно переходило в другое. Это длилось минут двадцать. Когда он закончил, кто-то захлопал от избытка чувств.

Я же был буквально шокирован. Не предполагал, что отец, этот сухой технократ, когда-то увлекался поэзией. И не представлял, что у человека может быть такая память.

Потом не раз я приставал к нему, чтобы почитал украинские стихи. Отец откликался, но уже никогда у него не получалось так, как это было в день юбилея. Сбивался, то забывал середину, то конец.

Прошло много лет. Вот и я достиг зрелого возраста, и у меня в памяти начали совсем не последовательно, но очень ярко высвечиваться фрагменты жизни. И, удивительное дело, самые светлые были те, которые связаны с Украиной. Странно то, что я, в отличие от отца, там не родился и не жил. Правда, в детстве каждое лето бывал на родине отца. До шести лет почти ничего не помню. Вот он – первый фрагмент, который выплывает из памяти ясно и отчетливо.

Мы с отцом едем поездом из Днепропетровска в Новомарьевку. Я сижу у окна и, не отрываясь, смотрю. Все здесь другое, не такое как на севере: и дома, и вокзалы, и природа, и погода. Домики точно как на картинках – белые и крытые соломой. Поезд летит мимо этих домиков и мимо бескрайних полей в светлом, светлом пространстве, наполненном неумолкаемым стрекотом цикад, затягивая в свои открытые окна раскаленный воздух, наполненный непривычными ароматами, а временами и дымом паровоза. Вот, наконец, он останавливается, и мы, счастливые и радостные, выходим на маленькой станции с красивым названием – Незабудино. Станция не только имеет красивое название, но и представляет собой зеленый оазис в желтой степи. Это одноэтажное красное кирпичное здание, вокруг которого растут высоченные пирамидальные тополя. У вагона нас встречает родной папин брат, усаживает нас в свой мотоцикл с коляской, и мы, поднимая клубы пыли, едем по дороге, по обеим сторонам которой поля: то пшеницы, то кукурузы, то подсолнечника.

Не прошло и четверти часа, как нас, со слезами радости на глазах, уже встречают во дворе родового отцовского дома. И тут же во дворе бабушка знакомит меня с соседским мальчиком, которого звать Петя, но все зовут его Петро. Мальчик такого же возраста, как и я, и в нашем дворе был не случайно, ждал он, оказывается, моего приезда. Мы с таким интересом отнеслись друг к другу, что отказались идти за стол обедать и пошли гулять через огород по направлению к саду. Мы наперебой делились своими глубокими познаниями и хвалились друг перед другом своими умениями, сгоряча не очень-то обращая внимание на то, что языки наши, мягко говоря, не совсем стыкуются. На первых порах главное было рассказать, а не выслушать. Идиллия длилась недолго. Минут через десять мы чуть не подрались и прибежали оба к бабушке жаловаться. Я, на правах гостя, начал первым:

– Бабушка! Бабушка! А чего он кривляется и выдумывает всякую ерунду?

Бабушка села на лавку:

– Ну, так что случилось?

– А мы идем по огороду, я и говорю: «Петро, смотри какой маленький арбуз». А он засмеялся и говорит, что это не арбуз, а кавун. Потом показал на тыкву и сказал, что это арбуз.

Бабушка слушает меня с улыбкой, а я раскрываю кулачок и показываю бабушке. На моей ладошке сидит божья коровка. Видя поддержку, я продолжаю:

– Вот, бабушка, божья коровка, а он говорит, что это солнышко, а солнышко, вон оно. – Я показал пальцем вверх и замолк, довольный своей четкой аргументацией.

Воспользовавшись паузой, начал делиться своими впечатлениями Петро:

– Баба Фима! Во брешэ, во брешэ. Чi там у Лэнiнградi усi такi брехуны.

Бабушка засмеялась и, обняв нас, сказала мне:

– Женя, ты говоришь все правильно.

Потом посмотрела на Петра:

– И ты, Петро, прав. Просто люди в разных местах одно и то же называют по-разному. В Ленинграде говорят арбуз, тыква, а у нас в Марьевке это кавун, гарбуз. Ты, Женя, приехал в гости к нам, в Марьевку, и должен учиться называть вещи так, как принято у нас. А когда Петро приедет в гости к вам в Ленинград, то будет учиться говорить так, как говорите вы. Так что, Женя, ты учись говорить по-нашему, а Петро тебе будет помогать.

Бабушка встала и пошла к обеденному столу, а мы с Петром побежали в сад. Целый месяц мы гуляли вместе и за все это время ни разу не поссорились.

– Женя! Фасолевый суп любишь! – кричит бабушка в сторону сада.

Я стою у любимого сливового дерева и угощаюсь желтыми сахарными сливами.

– Люблю, – отвечаю.

– Тогда иди ко мне.

Захватив несколько слив про запас, бегу к бабушке. Она, улыбаясь, протягивает мне кошелку:

– Раз любишь, то вот тебе кошелка. Иди в огород и набери в нее стручков. Фасоль уже созрела. А на столе, вон видишь, лежит холщовый мешочек. Сколько фасоли наберешь в мешочек – все твое. Зимой в Ленинграде мама сварит твой любимый фасолевый суп, будешь есть и вспоминать Украину.

Да! Украина вспоминается, как сказка из «Тысячи и одной ночи», как что-то очень светлое и жаркое, но с темными-темными ночами, абсолютно черным бархатным небом с яркими звездами и четко обозначенным Млечным путем. И озвучена эта красота круглосуточным стрекотом цикад. Вспоминается она своими пирамидальными тополями, безбрежными, как моря, полями, лесополосами из колючего глядыча, и обилием вкусностей в виде разнообразных фруктов, винограда, арбузов и дынь.

И конечно, какая же там была интересная мальчишеская жизнь, большая часть которой проходила рядом с водой. Вода в ставках всегда очень мутная, и совсем неожиданным было обилие живности, которая в этой грязи водилась: и карпы, и караси, и раки. А какие там лягушки! Это настоящие великаны, и название у них интересное – скрекотень. Размерами эта лягуха раза в три превосходит лягушку северную. Идешь с удочками, а они с крутого берега прыгают от тебя в воду и летят по воздуху метра по три-четыре.

Жить тогда на Украине было интересно, но очень непросто. В сельских магазинах продукты практически не продавались, не было даже хлеба. В нашем селе жила женщина, которая выпекала его два раза в неделю и сразу на все село. Хлеб был одного сорта – серый пшеничный, а по форме – круглый. Основная часть зарплаты выдавалась в виде трудодней, а это было зерно или кукуруза. Иногда выдавали арбузы, и тогда, как это ни странно может показаться, их солили на зиму. Продукты питания приходилось добывать. Я с шести лет был страстным рыбаком, и мой улов на ставке карасей и карпов воспринимался совсем не как баловство и развлечение, а как добыча продуктов питания.

Много радостных моментов помнится из того времени. Но есть такие, которые стоят особняком, когда вспоминаются – невольно появляются слезы на глазах от вновь переживаемой радости и невозвратности этих прекрасных минут жизни.

Украинцы на берегах Невы жили как родственники, одной семьей. Встречались часто; дни рождения, посылки с родины. Посылку мы получали всегда к ноябрьским праздникам. Ее я ждал с особым нетерпением. Это событие обозначало интересный и радостный день, который выходил за рамки одной семьи и начинался всегда так.