Подсолнух - Алексей Рачунь

Недотепа же Смирнов, до этого вообще не представлявший что такое из себя Потапенко, постоянно попадал под руку. На свою беду, помимо природной кротости, он обладал еще и редкостной исполнительностью. Он не мог возразить, не мог забить, не мог схалтурить. Все на свете попутавший Потапенко постоянно его напрягал, заставляя убираться то здесь, то там. Смирнов, уже отстоявший смену на посту, отлетал прибираясь бодрствующую смену и половину своей отдыхающей, когда должен был спать. Поздно заметивший это Курманаев, чуть не силой отправил его на топчан заставив взять в руки тряпку какого–то черпака. Черпак зло сверкнув глазами на салобона все–таки стал убираться. Но до конца отдыхающей смены осталось только полчаса и невыспавшийся Смирнов вскоре опять отправился на пост.

Чуть поразмыслив Курманаев решил дожидаться, когда начкара отпустит. Для себя же он решил что в дальнейшем не стоит будить лихо, пока оно тихо и все оставшиеся таблетки спустил в очко.

3.

После отбоя, на втором этаже Школы, в казарме второй батареи собралась довольно многочисленная компания. С первого этажа подтянулись Тихон и Виталик, были все сержанты второго этажа и с десяток сержантов других батарей. Все собрались чтобы посмотреть видак.

На втором этаже помимо собственно казармы находился еще и штаб Школы. Кроме чисто административных помещений и оружейной там располагалась очень большая комната, именуемая по привычке красным уголком. На самом деле в ней находилась неплохая бильярдная с внушительных размеров бильярдным столом и телевизором. Слава Гаркач, старшина второй учебной батареи сумел подобрать ключи к кабинету начальника Школы и позаимствовать оттуда на ночь видеомагнитофон и несколько кассет со старыми советскими комедиями.

Вся компания, выставив возле окна на стрем дневального, расположилась в красном уголке. Несколько человек бросив подушки на бильярдный стол возлегли, подобно римским патрициям, остальные развалились на составленных в ряд табуретках. Начался просмотр, сопровождаемый дружным ржанием натренированных командами глоток.

После того как два фильма были отсмотрены, и пасть видеомагнитофона проглотила очередную кассету с приключениями Шурика, наступил настоящий расслабон. Кто–то уже кемарил, кто–то закурил прямо в бильярдной, пара человек, сорвав с сапог подковы разобрала какой–то вентилятор и мастерила кипятильник чтобы заварить в котелке чаю. Внезапно в дверном проеме появилось испуганное лицо дневального – товарищи сержанты, разрешите доложить, там начальник штаба части к казарме подходит. Компания недовольно зашумела – ты гонишь что ли мул, ты че заснул? Тебе приснилось? Какой, нахрен, начальник в полпятого утра? Это Железо пьяный шарашиться. Но на всякий случай выключили видик. В это время в запертую дверь забарабанили и сквозь полифонию казарменного храпа раздалось звонкое – «Дежурный по батарее, на выход».

Сержанты поняли, что оказались в ловушке.

В то время как дежурный, чуть помедлив возле якобы заевшего запора, докладывал Гоблину об отсутствии происшествий, наличии и расходе личного состава все сержанты уже находились в кроватях. Кто–то лежал в своих, кто–то в пустовавших. А некоторые и вовсе нырнули в койки к страшно перетрухавшим бойцам.

Гоблин прошелся по взлетке ища к чему бы придраться.

— Почему в казарме окна раскрыты, дежурный – спросил он вполголоса.

— Очень жарко, товарищ полковник, начальник школы распорядился спать при открытых окнах, чтобы гигиена, проветривание – на ходу сочинял сержант.

— Гигиена – это хорошо, молодец начальник школы – вслух размышлял Гоблин, заложив руки за спину, покачиваясь на носках и вытягивая как гусь шею. Внезапно его внимание привлекла полоска света, выбивающаяся из–за неплотно прикрытых дверей красного уголка.

— А почему свет горит в красном уголке, там кто–то есть?

— Никак нет, товарищ полковник.

Гоблин резко рванул на себя ручку двери. Взору его предстала странная картина – огромный бильярдный стол с разбросанными по нему подушками. В привычную картину мира начальника штаба это странное явление отказывалось умещаться. Он, с немым вопросом в водянистых, навыкате глазах изумленно воззрился на дежурного. Дежурный, не дожидаясь домыслов начштаба на ходу сочинял – это старшина подушки сушит, товарищ полковник, окна же открыты, дождь был, натекло. Вот старшина их тут на ночь и разложил.

Гоблина не смутил тот факт что дождя не было уже неделю, решение же старшины показалось ему логичным. Он только буркнул что–то типа: Кподъему чтобы этого триппера здесь не было, — и вышел.

Когда начштаба собрался уже было уходить, и всем показалось, что пронесло, Гоблину вдругприспичило сверить расход личного состава. Он прошелся по взлетке, пересчитывая спящих по головам и сверяясь с бумагой.

— Чего–то я не понимаю, дежурный – пробормотал он – у тебя то ли расход не бьет, то ли я в потемках плохо вижу. Пройдя через сумрак казармы начальник штаба оказался на освещенном пятачке возле тумбочки дневального. Его рыскающий взгляд наткнулся на опечатанную дверь оружейной комнаты.

— Сигнализация исправна, дежурный?

— Исправна, товарищ полковник.

— А вот мы и проверим. Посмотрим как в первом карауле службу несут. Должны перезвонить сразу как у них на пульте лампочка загорится. С этими словами Гоблин дернул на себя дверь оружейки.

— Так, сержант, теперь давай смотреть. я насчитал у тебя в казарме 111 человек. А у тебя по расходу должно находиться вместе с тобой и дневальными 101. Как понимать? Что за посторонние в расположении? Дневальный, командуй подъем.

— Личный состав, подъем, форма одежды номер один – тревожная команда разнеслась с тумбочки по казарме. Люди, сонные, недоуменные вскакивали, искали тапочки, сталкивались лбами, пытались строиться, с трудом выдираясь из крепкого утреннего сна. Не спавшие, чутко лежащие под одеялами сержанты строили ополоумевших, чумных, ничего не понимающих солдат. Несколько сержантов с третьего этажа под шумок свалили в дальний туалет и там спрятались в тесном закутке для инвентаря, среди швабр, тряпок и тазиков.

4.

Рядовой Смирнов, отстояв на посту уже две смены, опять попал на глаза Потапенко и был послан мыть в караулке пол. Разводящий Курманаев, заступник Смирнова, крепко спал, закемарил и сам Потапенко, а Смирнов все возил и возил тряпкой по полу не осмеливаясь нарушить приказ. Активная деятельность Потапенко и предрассветные часы совместно с ослабевшим действием таблетки все–таки сделали свое дело. Он спал сидя за столом, в накинутой, несмотря на лето, на плечи шинели, положив на руки голову. Сон его был тяжел и мрачен. Смирнов видел, сквозь стекло комнаты, его мерно вздымающуюся спину, вяло возил тряпкой по полу и думал – вот сука, пидорас усатый, взять бы сейчас автомат да раскрошить тебя в капусту. Своих караульных так не дрочит, как меня. Одни придирки, прямо зверь какой–то. Завтра же, как сменюсь с караула закошу под болезнь какую–нибудь. Хватит. Пусть другие мучаются. Попрошусь в кочегарку на работы, порежу себе там специально руку, и угольной пылью присыплю чтоб загноилось. Хоть в санчасти полежу. Да и в санчасти не полежишь – гасящиеся деды будут заставлять мыть пол, бегать в чипок, фельдшер будет гонять в столовую, да по хозяйству.

Смирнову было до слез обидно. Ночной караульный кошмар, с поста за тряпку, от тряпки за автомат и на пост, на посту постоянные звонки от этого монстра, придирки, ругань и ор все это, да еще и почти месяц, сразу после присяги постоянных нарядов и караулов, муштра, заучивание наизусть целых глав устава, незнакомая обстановка и общий психоз накопились сейчас в душе восемнадцатилетнего мальчишки слежалой затхлой кучей.

Обида и отчаянье смешались в один твердый, огромный, стоящий между легкими и горлом ком, не дающий дышать, давивший, через силу из глаз скупые и несвоевременные слезы. Жестокий, сильный, обладающий всеми правами на его жизнь, на его свободу уродливый армейский мир месил и мял его как глину. Все было против него, он был бесправный раб, тягловая сила, безмолвный мул, дух бесплотный.

Внезапно на пульте сигнализации заморгала лампочка и послышался резкий и частый звук. Смирнов зашел в комнату и увидел под пульсирующим огоньком надпись – оружейная Г2.

— Товарищ майор, сигнализация звенит. — Задергал он за плечо Потапенко.

— А. Что. Кто. Что такое, в чем дело – резко дернулся, сбросив на пол шинель начкар – кто звенит, зачем звенит.

— Сигнализация, звенит, товарищ майор.

— Что?! Какая нахер сигнализация – Потапенко постепенно просыпался – где сигнализация? – Сообразив вдруг, что это не сон, что сигнализация звенит на самом деле Потапенко перевел взгляд на пульт. В его в момент округлившихся глазах промелькнуло некое подобие мысли. Тело его готово уже было действовать, но мозг, и без того медленно работавший, а теперь еще и находящийся под действием таблетки запаздывал. Майор совсем забыл, что по инструкции он должен позвонить на место срабатывания сигнализации, выяснить в чем дело, и только потом, в случае неясности высылать туда вооруженную группу. Вместо этого Потапенко заорал благим матом – «Караул, в ружье! Бегом, вашу мать» — и врубил сирену.