Рейтинговые книги
Читем онлайн Неподвластная времени - Анхела Бесерра

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 69

По дороге домой она задержалась у витрины антикварного магазина, где среди греческих амфор и статуэток в стиле ар-нуво были выставлены серебряные украшения и бронзовые фигурки. К каждой вещице прилагалась табличка: "Изделия из серебра. Античная

Греция и Рим", "Монета с изображением богини мудрости Афины в образе совы", "Римская монета. III в. до y. э.", "Серебряный цветок. Бирма, XVIII в.". Мазарин подумала о своем медальоне, который не походил ни на одну из этих вещиц и в то же время имел с ними что-то неуловимо общее. Возможно, печать веков?

На пороге дома в сумке у Мазарин внезапно ожил мобильник. На экранчике светился номер Кадиса.

— Алло?

В ответ послышался женский голос с легким иноcтранным акцентом.

— Кто ты?

Перепуганная Мазарин повесила трубку. Через несколько мгновений телефон снова зазвонил.

— Почему ты отключилась? Или ожидала услышать кого-нибудь другого?

Мазарин выключила телефон.

12

Прежде такого не бывало. В последнее время Сара Миллер перестала узнавать собственного мужа. На протяжении всей их семейной жизни она хвасталась подругам, что знает о Кадисе абсолютно все; ей было достаточно посмотреть в его глаза, чтобы понять, что идет не так и найти правильное решение. На этот раз все было по-другому. Супруги вот уже два месяца не занимались любовью, и вовсе не потому, что им этого не хотелось; если верить медицинскому заключению, которое Сара случайно обнаружила в кармане пиджака Кадиса, все дело было во временном функциональном расстройстве. Слишком много стрессов, слишком страшно стареть, слишком сильно хочется славы, слишком многого мы просим от жизни. Слишком большое, непомерное эго.

Он был таким сексуальным и пылким, таким чувствительным к радостям плоти! Эта неуемная, порой тираническая натура, подавлявшая всех, кто оказывался рядом, и способная полностью выплеснуться лишь в творчестве, должна была глубоко страдать. Несмотря на отчаянные попытки Сары разговорить мужа, Кадис искал убежища в молчании, виски и подготовке новой выставки. Его жене оставалось лишь смириться и оставить мужа в покое.

На выходных все было по-другому. В такие дни возвращался прежний великий Кадис.

Они ужинали с самыми близкими друзьями в славном кабачке на улице Помп. Это место давно превратилось в нечто вроде закрытого клуба для художников, поэтов и писателей, познавших славу в семидесятых: в те времена все они были молоды и отчаянно искали свое место среди меланхолической богемы постэкзистенциального Парижа. За ужином беседовали на одни и те же темы, рассказывали друг другу одни и те же истории, время от времени меняя их финалы. Было что-то на редкость изысканное в этих сборищах блестящих мыслителей, способных незримо переноситься на веселый Монмартр или на бульвар Монпарнас, в эпоху, когда на нем царил дух сюрреализма, или спускаться в катакомбы первородного искусства, во времена, когда ничего еще не было ни написано, ни сказано, ни переведено, ни спето и нарисовано.

В эту субботу телефон Кадиса зазвонил, как раз когда он наливал себе виски. Сара старалась не прикасаться к мобильнику мужа из уважения к его личному пространству, но на этот раз у нее не было иного выхода.

— Дорогой, тебе кто-то звонил, но говорить не стал, — сообщила Сара, когда Кадис вернулся в комнату.

— Дай-ка посмотреть. — Кадис отыскал в списке последний звонок. Номера Мазарин телефон не опознал. — Понятия не имею, кто бы это мог быть. Перезвонят, наверное.

Но никто не перезвонил.

Охваченная смутной тревогой, Сара дождалась вечера и украдкой набрала таинственный номер.

Ей не впервой было слушать напряженную тишину в телефонной трубке. Когда Сара была маленькой, ее отец, неподкупный судья, часто сталкивался с анонимными звонками, по большей части угрожающими. Поначалу она боялась их так же, как боялась темноты, но с годами научилась презирать жалких трусов, которым не хватает смелости даже представиться. Постепенно анонимные звонки сделались чем-то вроде забавного курьеза и заняли место среди прочих преданий семейства Миллер.

Нечто подобное повторилось в первые годы их совместной жизни с Кадисом. За живописцем увивалась целая свита моделей, художниц, поэтесс, революционерок-хиппи и женщин легкого поведения, с которыми Саре да и самому Кадису приходилось вести весьма изнурительную "войну". В арсенале хищниц имелись средства на любой вкус — звонки, взгляды, подмигивания, помада, тушь, записки, внезапные визиты и хитроумные ловушки, подстроенные с совершенно явными целями, которых никто и не думал скрывать. Впрочем, дальше алкоголя, травки и умных разговоров дело обычно не шло. То, что связывало Сару и Кадиса, было важнее и выше мещанского этикета, банальных измен, глупых предрассудков и излишних компромиссов. Они были плоть от плоти нового свободного Парижа, в котором умирали прежние стереотипы и рождалась новая мораль.

Но те времена остались далеко позади. Тогда они были восхитительно молоды, наслаждались славой и верили, что жизнь всегда будет безоблачно прекрасной. Теперь все было по-другому, или, по крайней мере, Саре так казалось.

Внешнее существование Сары, наполненное любимой работой и неувядающей славой, было по-прежнему блистательно, а ее глубинная внутренняя жизнь, та, что не проявлялась ни на одном негативе, из тех, которыми она занималась каждый день, целиком и полностью зависела от любви Кадиса.

И не важно, что голливудские звезды готовы умереть за фотосессию у Сары Миллер; и что самые уважаемые интеллектуальные издания умоляют ее о новых репортажах; и что один арабский шейх обещал золотые горы, лишь бы заключить с ней контракт. Больше всего на свете она хотела вновь сделать своего мужа счастливым, но понятия не имела, как этого добиться.

Каждый из них давно жил сам по себе, и с этим ничего нельзя было поделать. Их взлет напоминал бешеную скачку на неоседланных иноходцах, без уздечек и стремян. Дикие кони безжалостно сбросили седоков и ускакали прочь, оставив их валяться на земле. Волна триумфа сбила несчастных с ног и потащила на дно. Они тонули в омуте успеха.

С точки зрения публики, все было превосходно. С точки зрения Сары, происходило что-то странное, то, чему она еще не успела подобрать названия.

— Когда ты покажешь мне новые работы? — спросила она мужа, жевавшего оливку из своего мартини. — Я ужасно заинтригована.

Кадис притянул к себе жену и поцеловал в затылок, так, что по спине у нее побежали мурашки.

— Наберись терпения. Всему свое время.

— В последнее время ты стал... право, не знаю... спокойнее, что ли? Может, устроим ночную вылазку, как в старые добрые времена? Побродим по нашему кварталу, завалимся в какую-нибудь берлогу, где бедные студенты играют джаз, а потом...

— Я не хочу об этом говорить, Сара.

— Что ты имеешь в виду под ЭТИМ?

— Ты знаешь.

— Ты меня не так понял, милый. Мне просто хотелось немного погулять, развеяться.

Отстранившись от Сары, Кадис подошел к широкому окну, выходившему на проспект Фош. Вечерний Париж казался одиноким и угрюмым. Машины скользили по мокрому асфальту, разбрасывая повсюду блики от фар. Кадис думал о Мазарин. О ее босых ногах.

13

Мазарин повесила вырванную из книги фотографию овеянного дымом и пороком Кадиса над кроватью. Получилось неплохо, особенно если учесть, что прежде она никогда не украшала свою комнату картинками. Вооружившись кистью и акриловой краской, Мазарин окружила лицо учителя рамкой из черных и красных следов; чьи-то легкие ноги в упоительной сюрреалистической пляске выскочили за пределы фотографии и закружились по обоям. Это и было искусство. Холст и мазок. И душа. Насилие над девственной белой поверхностью. Мазок, другой, сотый. До и после. Лучшее и худшее, что есть в мире. То, чего нельзя нарисовать, не существует. Кажется, так сказал Кадис в прошлую пятницу, прежде чем начать раскрашивать ее спину?

Стоило Мазарин ощутить ласковое прикосновение влажной кисти, как все ее существо пронзала дрожь. За сеансом живописи неизменно следовал обряд омовения. Вода текла, бежала тонкими струйками, скользила по изгибам тела в поисках самого короткого пути.

С Кадисом Мазарин снова чувствовала себя маленькой девочкой, спокойной и счастливой.

Она и вправду помогала своему учителю. То, что рождалось в студии Ла-Рюш, совсем не походило на прежние работы Кадиса. Овладев техникой изображения ног, он мог расширить концепцию дерзновенного дуализма, заново открыть в себе художника-революционера. Кадис открывал новые горизонты. В мире существовали неисчислимые примеры "дуализмов"; при желании к ним можно было причислить любую вещь. Даже неодушевленные предметы и те поддавались новому осмыслению. Любая серая стена сдавалась при первом взмахе его кисти, превращаясь в холст.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 69
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Неподвластная времени - Анхела Бесерра бесплатно.
Похожие на Неподвластная времени - Анхела Бесерра книги

Оставить комментарий