Виталий Головачев и Мария Петровых: неоплаканная боль - Анастасия Ивановна Головкина

приводились) и программу, группа имела филиал в Ленинграде (члены Ленинградской группы „Борьба“ также арестованы и привлекаются к ответственности), группа, начиная с 1926 года, почти еженедельно устраивала строго конспиративные собрания членов, на которых (собраниях) обсуждались вопросы борьбы с ВКП(б) и существующим Правительством, заслушивались доклады членов группы на различные политические и экономические темы, обсуждались вопросы вербовки в группу новых членов, обсуждались вопросы о выпуске нелегального журнала и т. п., вплоть до образования второй партии и захвата власти» [1:119–124].

Изучив материалы дела и сопоставив показания фигурантов, мы можем заключить, что вышеизложенное в основном соответствует действительности, кроме намерения участников свергнуть большевистское правительство и захватить власть. В уставе группы одной из задач действительно значится создание новой рабочей партии, но нигде не сказано, что она должна истребить всех своих конкурентов и стать единственной политической силой в стране. На данном же этапе главной своей задачей участники группы видят осмысление текущих политических событий с опорой на марксистскую теорию и разработку альтернативной программы строительства социализма в СССР.

«Понять то, что делается, — вот что нам нужно в первую очередь, — говорится в уставе группы, — ибо наша задача заключается в том, чтобы перерожденческой провокационной политической идеологии одних, растерянности и утопизму других противопоставить холодное острое оружие передовой революционной теории» [1:119–124].

В этом же ключе задачи группы формулирует в своих показаниях Головачев:

«Идеологическая работа внутри группы, направленная на уяснение конкретности переживаемого периода, реального положения пролетариата и перспектив развития его классовой борьбы, распространение своих взглядов среди пролетариата и студенческой молодежи, устно и печатно, концентрирование революционных элементов» [1:66об].

Как видим, позиция группы в принципе исключала насильственные действия и резкие политические шаги. Предполагалось, что рождение новой рабочей партии произойдет естественным путем, через осознание пролетариатом своего исторического значения и перспектив развития.

Тем не менее при всем своем миролюбии группа «Борьба» была реальной организацией с определенными политическими установками, которая, как и всякая организация, стремилась к укрупнению и расширению своего влияния. Такая деятельность властями жестко пресекалась на протяжении всего периода существования СССР. По этому делу Головачев будет реабилитирован лишь в 1991 году, через тридцать с лишним лет после реабилитации по делу 1937 года.

Заметим между прочим, что идея «возвращения к истокам» оказалась на редкость живучей и особенно широкое распространение получила после XX Съезда КПСС, когда «восстановление ленинских принципов советского социалистического демократизма» было провозглашено в качестве официального курса правящей партии. Независимо друг от друга кружки сторонников «подлинного марксизма», «истинного ленинизма» и т. д. и т. п. появляются в 1950-е, 1960-е и даже в конце 1970-х! Заканчивалось это для инициаторов одинаково плачевно, но на смену одним приходили другие.

По постановлению Коллегии ОГПУ от 11 марта 1929 г. участники группы «Борьба» получили по 5 лет концлагеря [1:139]. Несмотря на все усилия Головачева, Нину Лурье отвести от группы не удалось. Она была арестована 3 января 1929 г. и осуждена тем же постановлением, но тут же отдана на поруки матери. Дело в отношении Варвары Голубковой было прекращено за недоказанностью ее вины.

Маруся не знала всех подробностей этого дела и лишь в самых общих чертах понимала рассуждения Виталия о строительстве нового общества, в основе которых лежали рациональные конструкции немецкой философии. (К философии она никогда не испытывала особой склонности.) Но она видела главное — что Виталий любит свою страну, что боль его — о России, что оба они никогда не покинут Родину.

Бурная и напряженная переписка между Марусей и Виталием завязалась сразу после его прибытия в лагерь. К сожалению, значительная часть писем 1929–1932 гг. была изъята на обысках при следующих арестах Виталия и бесследно утеряна, а остатки сгорели в апреле 1941 года при пожаре в доме Петровых на 5-м Лучевом просеке. Уцелело только одно письмо Виталия из Вишерского лагеря, написанное им во второй половине декабря 1929 г. Но и этого письма достаточно, чтобы ощутить всю глубину и многомерность отношения Виталия к Марусе.

Он обращается к ней то как к другу:

«Сейчас — я знаю — Ты у меня одна, которая встретит меня по-человечески просто, и только в Твоей руке я не почую холода недоверия, ни дрожи превосходственной жалостности».

То как к единомышленнику:

«… я знаю теперь, что я прав, знаю настоящую цену этому и себе … Родная, рост дается нам всем жестоко трудно, ибо с раскрытыми, но не видевшими глазами вступили мы в жизнь… Жизнь принимает только те вызовы, которые брошены со всей полнотой сознания их…»

То как к возлюбленной:

«Сейчас жадность к Тебе неизмеримо глубже, чем когда бы то ни было, и тревогой, и болью за Тебя полнится во мне все. Береги же себя.

В осязании Твоих писем неизбывная радость и неутолимая тоска о будущем.

Неотрывная моя, дальняя моя, пиши.

Жду — не расскажешь» [Прил. № 7].

В те годы в окружении семьи Петровых репрессии и связанные с ними хлопоты становятся нормой жизни.

В 1929 году в Казахстан был сослан Иван Семенович Петровых (митрополит Иосиф), который приходился дальним родственником отцу Маруси, Сергею Алексеевичу Петровых.

В 1930 году за решеткой вновь оказывается Дмитрий Смирнов. Марусина мать, Фаина Александровна, принимает активное участие в судьбе брата, обращается в ОГПУ с ходатайством о его досрочном освобождении [Прил. № 8].

В крайне сложное положение попадает после суда Нина Лурье. Освобождая ее из-под стражи, чекисты взяли с ее матери расписку в том, что она ручается за надлежащее поведение дочери [Прил. 4]. Это означает, что если Нина снова будет замечена в компании нехороших мальчиков, отвечать за это придется Ольге Исааковне. Кроме того, сотрудники ГПУ взяли с самой Нины подписку о невыезде за пределы Москвы, от которой она потом долго не сможет избавиться [Прил. № 10 и 12].

О свидании с Николаем Быстряковым, осужденным по делу «Борьбы» чуть раньше Виталия и отправленным в Ярославский политизолятор, хлопочет его жена Наташа Радченко [Прил. № 11].

«Маруся Петровых дала мне письмо к своим родственникам или знакомым в Ярославле, чтобы было где остановиться на три дня. Добрые люди приняли меня приветливо и тепло.<…> На другой день после моего приезда к гостеприимным хозяевам пришли из УВД с вопросами: кто к вам приехал, кем она вам приходится, зачем пустили, если не родственница? От меня одни неприятности добрым людям, а они так участливы, так заботливы. Жаль, но имени и фамилии не помню» [28:453–455].

Однако из дальнейшего повествования становится ясно, что