Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

– Кто такие клоуны в цирке, Сембур?

Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Очень трудно объяснять тебе всякие вещи, Джейни. Вины твоей в том нет, но ты мало что знаешь. Ты знаешь только то, что я тебе рассказал, но и оно у тебя в голове все время путается. Понимаешь, цирк – это большая палатка, куда сотни людей приходят посмотреть на других людей, которые выполняют акробатические трюки, кладут голову в пасть льву и тому подобное. Иногда они ходят под самой крышей по длинной проволоке. А клоуны – это люди, которые нарочно по-дурацки одеваются и красят носы в красный цвет, а потом начинают вытворять всякие глупости для того, чтобы тебя рассмешить.

Я не в состоянии была представить себе такую большую палатку. Во всем мире не хватит ячьей шерсти, чтобы ее сделать. Впрочем, моего воображения недоставало и на многие другие вещи, про которые рассказывал Сембур.

Когда демоны убежали, а шум стих, трое лам с чистыми свитками и перьями для письма начали с помощью старого Таши осматривать наш груз. Сембуру и мне платили в зависимости от его ценности, и на этот раз, если повезет, мы получим не меньше пятидесяти рупий.

Когда-то я никак не могла понять, почему мы не самые бедные в деревне, ведь мы не зарабатывали почти ничего сверх того, что нам платили за «сопровождение», как выражался Сембур. Поскольку мы были иноземцами, богатый помещик, владевший всей землей вокруг Намкхары, ни за что не сдал бы нам участок, на котором мы могли бы что-нибудь посадить или пасти скот. Сембур не знал никакого ремесла. Теперь, когда я подросла, то стала зарабатывать нам на еду – ячмень и овощи, помогая крестьянину по имени Бхола, у которого было несколько яков. Сембур иногда подрабатывал, помогая кузнецу или забойщику скота, но долго заниматься подобными делами он не мог. Они считались самым низким из того, чем вообще может заниматься человек, поэтому и кузнецу, и забойщику приходилось жить на самом краю деревни или города. Если бы мы жили только на то, что зарабатывали, у нас никогда бы не было в доме мяса.

Однако уже года три, как я поняла, что у Сембура есть какой-то тайный источник денег. В то время мы жили очень бедно, питаясь почти одной цампой и бобами. Тогда Сембур оставил меня на попечении Чхелы и двух ее мужей и отправился с караваном на юг, в Непал. Но обратно он приехал не с ним, а один, через три недели после возвращения каравана. Ло-бас считали, что он путешествовал в Индию, чтобы купить патроны для своей замечательной винтовки. Сембур и в самом деле вез более сорока обойм, в каждой из которых было по восемь патронов. Но еще он принес целую сумку серебряных монет, которую спрятал в тайнике в нашем доме. Тайником служила яма, вырытая под большим камнем около очага.

Такого богатства нам должно было хватить на несколько лет, и я поняла, что Сембур точно также принес деньги, когда ходил на юг в прошлый раз. Просто я была совсем маленькой девочкой и ничего не заметила или не поняла. С течением времени они кончились, поэтому он пошел и принес еще. Я смотрела на полную серебра сумку не без некоторого трепета.

– Хосподи, Сембур, откуда ты все это взял?

– Не говорите «Хосподи», юная леди! Будьте уверены, плохого «ханглийского» я не потерплю.

– Но ты же так говоришь.

– Я – дело другое. Впрочем, и мне не следует.

– Ладно, постараюсь запомнить. Но все равно – откуда ты взял эти деньги? Ведь продать у нас было нечего, правда?

Сембур водворил на место камень, скрывавший тайник, и поднялся.

– Когда мы приехали сюда, у меня была с собой пара вещиц, принадлежавших твоей маме. Кое-какие драгоценности, понимаешь? По праву они принадлежат тебе, но мне пришлось кое-что продать, чтобы нам хватало на жизнь.

– У-у-у! А много еще осталось?

– Достаточно для маленького уютного гнездышка, которое будет у тебя, когда подрастешь.

– А можно мне взглянуть, Сембур?

– Когда немного подрастешь и если будешь себя хорошо вести. Это означает, что ты должна про это молчать, как мертвая, Джейни. Никогда не говори никому ни слова. Вообще никому! Поняла?

– Да, Сембур, хорошо. Обещаю. Вот те крест!

Я сдержала слово и была уверена, что никто и не подозревает о тайном богатстве Сембура, потому что он всячески избегал любых роскошеств. Я долго не вспоминала о тех деньгах и драгоценностях, но почему-то сейчас, когда мы стояли во дворе Галдонга в ожидании, когда ламы оценят привезенный караваном груз, мысль о них пришла мне в голову. Я разговаривала со своей пони Пулки, я просила ее быть хорошей девочкой и обещала, что когда мы придем домой, я дам ей целую кучу корма, и тут заметила, что ее седло, и так чиненое-перечиненое, износилось уже вконец. Интересно, удастся ли мне уговорить Сембура купить новое у дубильщика Хауки.

Попросить его об этом я решила завтра, когда он отдохнет, пока же продолжила разговор с Пулки. Я ездила на ней сколько себя помнила и очень ее любила, но она была уже не слишком молода и когда Сембур ее купил, а сейчас стала просто старой. Я надеялась, что она обрела достаточно заслуг в этой жизни, чтобы в следующей родиться маленькой девочкой. Тогда, если мы встретимся, у меня будет потрясающая подруга для игр. Я научила Пулки находить в кармане моего плаща сладкий гречишный пирожок на меду, и когда она умрет, я всегда буду носить с собой такой пирожок в поисках маленькой девочки, которой будет известно, где можно обнаружить это лакомство.

Я объясняла все это Пулки, когда Сембур, понизив голос, сказал:

– Эй, объясни-ка мне, что они задумали.

Я подняла голову и увидела, что к нам направляется приземистый, круглолицый молодой лама. Это был Мудок, старший секретарь Рильда, верховного ламы Галдонга. Сердце мое упало. Похоже, что нас опять пригласят явиться к Рильду, а это, несомненно, означает, что знамения вновь обернулись против нас. Я увидела, какое измученное у Сембура было лицо, какие усталые глаза. Он плохо себя чувствовал, когда мы шли через ущелье, и болел во время прошлой нашей зимней ссылки. Нетрудно представить, как ужасала его мысль о двух-трех неделях жизни зимой на холмах, в палатке. Мне стало так его жалко, что я чуть не расплакалась.

Остановившись около нас, Мудок бросил взгляд на Сембура, потом на меня и проговорил:

– Верховный лама желает говорить с Сембуром.

– Я скажу ему, преподобный. Когда высокорожденному будет угодно принять нас?

– Сейчас, – он повернулся, чтобы отвести нас через двор в монастырь.

– Знамения опять говорят про нас плохое? – спросила я.

Мудок, полуобернувшись, остановился и посмотрел на меня сверху вниз, его высокая красная шапка слегка качнулась, когда он наклонил голову.

– Это совсем не то, что было раньше, – ответил он, нахмурившись словно в недоумении. – Это совсем другое дело, связанное с видением прорицательницы.