Месть кованых фламинго - Донна Эндрюс

Ладно, потерпим, рано или поздно даже французским военным надоест стоять на одном месте. Наконец гости обратили скучающе-вежливые взгляды на наш прилавок — вернее, на ту его часть, где стояли изделия Эйлин.

— А это ваша такая посудка? Tres jolies,[11] — сказал один из них таким тоном, что было ясно: на самом деле он считает «посудку» на редкость противной, но хочет сделать комплимент даме, делящей палатку с его собратом по оружию.

— Нет, посуду лепит моя подруга Эйлин. Я продаю вещи посерьезней, — сказала я и отступила на шаг в сторону, чтобы все увидели мою половину прилавка.

— Так вы кузнец? — расширив глаза и забыв про французский акцент, воскликнул тот, что спрашивал про «посудку». — Здорово! А можете починить одну вещь?

— Да, если она металлическая.

— Сломанный штык.

— Без проблем, — заверила я.

— А вот это вы сами сделали? — спросил другой солдат, изучая мою гордость — кинжал.

— Да, — ответила я. — И не только ручку, но и лезвие.

— Вы берете заказы?

Так и вышло, что следующие полчаса фальшивые французы вились около павильона, внимательно рассматривая мои изделия — особенно кинжал. Видимо, увиденное им понравилось, так как они засыпали меня заказами на починку и изготовление всевозможных видов оружия и амуниции.

Надо признаться, сначала их интерес меня вовсе не обрадовал. Хотите — зовите меня торгашкой, я даже спорить не буду, но для меня кузнечное дело — не хобби, а способ заработать себе на жизнь. И хотя я не голодаю, мне давно пришлось уяснить, что я не смогу и за жилье заплатить, если стану давать скидки каждому, кто состоит со мной в родстве, живет по соседству, ходил со мной в один детский сад или, вот как сейчас, разделяет хобби моего бойфренда. Поэтому на вопрос о ценах я дала более чем подробный отчет, слегка завысив некоторые цифры — просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

И вот тут они меня обрадовали — услышав цены, ни один даже не моргнул, наоборот — разобрали мои визитки (даже взяли несколько про запас, чтобы раздать остальным «французам»), заново перецеловали мне руки, похлопали Майкла по спине и удалились, распевая «Au pres de ma blonde».

— Надо же, какой успех! — улыбаясь заметил Майкл. — Тебе надо почаще ходить на наши постановки.

— Постановки?

Я считала, что Майкл присоединился к группе актеров, которые должны были разыграть битву при Йорктауне, только для того, чтобы помочь матери. Во всяком случае, именно так он утверждал совсем недавно. Неужели он так сдружился с остальными участниками постановки? Надеюсь, это всего-навсего минутная вспышка энтузиазма — уж больно Майклу понравилось разгуливать туда-сюда в своей белоснежной форме. Возможно, его энтузиазм увянет, когда он вспомнит, что дирекция национальных парков запрещает актерам инсценировать собственные ранения и гибель, ему даже не позволили взять с собой искусственную кровь, ту, что используют на съемках фильмов.

— По-моему, следующая постановка состоится через месяц, — сказал Майкл, доставая из внутреннего кармана кусок картона, раскрашенного под пергамент. — Да. В День благодарения.

— Боюсь, День благодарения нам придется провести со своими семьями, — напомнила я.

— Прекрасно, просто замечательно! Я уверен, что твой отец тоже захочет посмотреть. Ему страшно здесь понравилось — все ребята были в восторге от его павильона. Я пойду приглашу его, ладно?

Майкл сорвался с места, не дождавшись моего ответа.

— О Господи, — пробормотала я.

5

— Что случилось, радость моя? — спросила Аманда и подошла ко мне, маневрируя между туристами. — Ты выглядишь расстроенной.

— Похоже, Майкл не на шутку увлекся постановочными битвами, — проворчала я.

— Как мило! — проворковала Эйлин. — Они никогда по-настоящему не взрослеют, эти мужчины, да?

— Что правда, то правда, — буркнула Аманда.

— Собирается продолжать в том же духе и после окончания ярмарки, — жаловалась я.

— Прекрасно! — ответила Эйлин. — Вы сможете всюду ездить вместе!

— Да, жить в палатках и носить старинные лохмотья, — не успокаивалась я. — Не люблю я всей этой походной жизни, даже в самых прекрасных условиях.

— Понимаю тебя, я тоже человек городской, — поддержала Аманда, озираясь кругом так, будто окружающие деревья внезапно превратились в разбойников. — Самое героическое, на что я способна, — остановиться в отеле с рестораном меньше чем на четыре звезды.

— Тогда здешние пикники тебе не понравятся, — заметила я. — На том, где я была, лакомились солониной и галетами.

— Это хоть съедобно? — наморщив нос, спросила Аманда.

— Теоретически, наверное, да, хотя если тебя интересует мое мнение, так лучше с голоду помереть. Я еле дождалась, когда смогу попасть в «Макдоналдс». Майкл, кстати, тоже.

— Тогда он вряд ли всерьез — насчет дальнейших представлений, — предположила Аманда.

— Боюсь, что всерьез, — покачала я головой. — Побежал в папин павильон, чтобы и его записать.

— Я и не знала, что у твоего папы тоже есть павильон, — удивилась Эйлин. — Что же он продает?

— Бинты и всякие ужасы.

— Что? — удивилась Аманда.

— Он вызвался организовать пункт первой помощи, — объяснила я. — Как-то умудрился убедить мать Майкла, что это очень познавательно.

— Замечательная идея! — воскликнула Эйлин.

— Папа изготовил палатку, которая выглядит как медицинский тент 1781 года — полная аутентичность, просто до мельчайших деталей!

— Бред какой-то, — пробормотала Аманда.

— Смотри, чтобы отец тебя не услышал, — предостерегла я. — Коллекционирование старинных медицинских инструментов — его главное хобби. Он чуть не свихнулся от радости, когда узнал, что сможет выставить свои сокровища на всеобщее обозрение. Хотя большинство из них — всего лишь копии, которые он заставил меня сделать. Не так уж много вокруг подлинных скальпелей и хирургических пил восемнадцатого века, а если и найдется несколько, их нельзя выставлять в такую влажность.

— Надеюсь, настоящие пациенты к нему не попадут?

— Заглянуло несколько бедняг с симптомами солнечного удара, но вид старинного операционного стола удивительно быстро их исцелил. После просмотра этого экспоната никто не согласился даже просто прилечь на одну из походных коек.

— Немудрено, — прищелкнула языком Аманда. — Ой, у меня покупатель! Забегу к вам попозже!

К нам с Эйлин тоже подошли люди, и в течение часа толпа любопытных и небольшая, но гораздо более полезная кучка покупателей здорово подняли мое настроение. День потерял свою первоначальную мрачность и стал просто первым днем ярмарки ремесел.

Или не просто. Вдобавок к большому количеству современно одетых туристов и покупателей глаз то и дело выхватывал из толпы то красные мундиры и меховые шапки английских гвардейцев, то одинокого французского солдата, осторожно обходящего лужи, дабы не испачкать сияющую белизной форму, то большие группы солдат колониальных войск в синем, красные обшлага и нашивки большинства из которых выдавали принадлежность к штату Виргиния, хотя встречались и белая, светло-голубая или темно-желтая отделки, указывавшие на то, что их обладатели представляют другие части страны.

Попадались и более оригинальные фигуры: вот шотландский горец в килте, вот человек в зеленом, чьи навощенные усы выдают в нем гессенского немца, а вот группа колонистов-первопоселенцев, неторопливо шагающих по ярмарке в куртках из оленьей кожи и с длинными винтовками на плечах.

И женщины в длинных платьях, большинство еще и в корсетах. Для меня все дамы выглядели одинаково — верхняя часть тела выступала из пышных юбок, как мороженое из рожка, и переливалась через край настолько, насколько позволяли приличия и фигура хозяйки.

Уверена, что, проходя мимо нашего павильона, дамы морщили носы при виде моей гораздо менее аутентичной фигуры, хотя, возможно, я просто удостаивалась звания неряхи. Самые презрительные взгляды доставались женщинам — в основном молоденьким — без перчаток и шляп.

— Хм! — фыркнула одна из дам, когда мимо нее пробежала девочка-подросток, похожая скорее на персонаж картины Рафаэля, чем на юную леди восемнадцатого века. — Разве можно пускать на территорию ярмарки таких шлюшек?

Посмотрев на наряд недовольной посетительницы, я решила, что респектабельная леди тех времен могла выставить на всеобщее обозрение всю свою необъятную грудь при условии, что на руках у достойной дамы перчатки, а на голове чепец или хотя бы соломенная шляпка.

В любом случае кузнецам в колониальный период явно жилось намного лучше, чем теперь. Я продала гораздо больше крючков, треножников, таганков и других мелких предметов обихода, необходимых людям, чтобы готовить на открытом огне, жить в палатке и вообще существовать под неусыпным надзором «Полиции времени», чем ожидала, и уже сделала неплохие деньги. А что будет, когда люди вернутся в лагерь и обнаружат, сколько всего они забыли дома? А некоторые поймут, что мои изделия служат им гораздо лучше, чем то, что они купили в магазинах. Не говоря уже о большом количестве нарядных дам и джентльменов, которые по нескольку раз возвращались к павильону, осматривая более крупные изделия одинаковым во все века жадным взглядом покупателя. Если хотя бы десятая часть из них до конца ярмарки решится на покупку…