Веровы. Новый год - Уля Ласка

формулировку для обвинительной речи.

И Света? Как она согласилась? Это же… Рой мыслей заполняет голову с такой скоростью, что я упираюсь в стол, чтобы удержаться на ногах. Страх за ребёнка, бьёт прямо под дых, перетягивая внимание на себя и не позволяя принять доводы разума.

— Инга, — чувствую себя, как на чертовой работе, когда нужно отбросить эмоции и просто провести допрос. Руки начинают мелко подрагивать. — Ты знакома с Иваном Сергеевичем?

— Кто это? — нейтрально интересуется она и, сосредоточенно высунув кончик языка, пытается дотянуться им до носа.

— Он, — демонстрирую фото на своей ладони.

— А-а-а… — тянет она. — Это Иван, да.

Молчание.

Да что ж это такое? Голову сдавливает так, словно меня без предупреждения мгновенно закинули на глубину в двести метров.

— Иван?

— Ну да, мам, ты его знаешь, он же… — запинается, — дедушка… Мам, ну какой он дедушка? — тут же возмущенно добавляет она, оборачиваясь и широко распахивая глаза.

— Так чей дедушка, Инга? — возвращаю я её к деталям.

— Пети и Феди, чей же ещё? — выдаёт она непреложную истину.

— И часто… Иван приходил на ваши занятия со Светой? — говорю и сжимаю челюсть чуть ли не до хруста.

— Нет, один раз, мам. Он такой же, как ты, у него очень много работы.

Меня слегка отпускает.

— Ну и какой дедушка у близнецов?

— Иван? — игнорирует мой акцент его социальной роли. — Он… красивый… сильный… смешной… — сообщает так буднично, как будто описывает персонажа понравившегося мультика.

Ну, красивый Иван Сергеевич, держитесь…

Вызов по внутренней связи.

С трудом сдерживаюсь, чтобы сразу же не набрать номер Светы и не потребовать объяснений по поводу нарушения правил проведения индивидуальных сеансов.

Ко мне кто?

Госпожа Верова?

Впадаю в ступор, не понимая о ком идёт речь. Вереница женщин Ивана мелькает перед моим взором, но он же не был женат, или был? Мать? Умерла много лет назад, Ольга Викторовна, его тёща, да и то чисто номинально, её дочь, мать Паши, никогда не была замужем за Веровым.

— Верова Анжела, — уточняет охранник, возвращая меня из размышлений о навороченных связях семейства Веровых.

— Анжела? Я не…

— Верова Анжела Ивановна.

— Энджи? — наконец-то, доходит до меня.

— А я сразу что сказала? Протокол-протокол, — слышу возмущенные возгласы Энджи.

— Одна. Цель визита: вручение новогодних подарков. Время визита: "как пойдет" отклонено. Ваше подтверждение, Виктория Юрьевна?

Переговорщик? Странный выбор.

Но дочь — это хорошо. Дочь — это та, кто с собственной позиции отлично поймет, что чувствует Инга. Что чувствую я… в её положении навряд ли. Это не тот случай, когда можно взывать к материнским чувствам. Хотя Ольга Викторовна упоминала, что прогресс внучки в её отношениях с сыновьями очевиден.

— Подтверждаю. Время визита — 40 минут.

— Принято.

Выключаю селектор и захожу обратно в комнату к дочери.

— Инга, ко мне ненадолго заглянет подруга, нам нужно обсудить дела.

— Регина? — вскидывается она.

— Нет, моя хорошая, другая, вы незнакомы. Побудешь у себя, пока мы поговорим?

— Опять работа… — разочарованно дует губы она. — Хорошо, мамочка.

— Спасибо, милая, — выхожу в прихожую, направляясь к двери, в которую уже несколько раз требовательно звонят.

А вы, Веровы, настойчивые!

Открываю дверь.

Поднимаю глаза, потому что Энджи на двадцать сантиметров выше меня. Вижу, как напряженное лицо светлеет, и по губам расползается искренняя, очаровательная улыбка.

— Здравствуй, Энджи, проходи, — приглашаю её в квартиру, но она, словно приклеенная, остаётся на месте. — Энджи… — повторяю я.

Склоняет голову набок, немного нервно закусывая губу.

— Можно? — слегка разводит руки в стороны, спрашивая разрешение обнять.

Я привыкшая. Моя внешность располагает. Мы не настолько близко знакомы, да и разговор нам предстоит совсем недружеский, но этот искренний блеск в глазах и желание поделиться теплом…

— Можно, — киваю я, и через миг меня обхватывают с виду такие тонкие, а в реальности же очень сильные руки дочери Верова.

— Вы невероятная, Вика! Спасибо! — говорит она громким шепотом, который внезапно прерывает возмущенный вопль:

— Это моя ма-а-ама! Отпусти ее!

Глава 8

Энджи

Та-а-ак, и кто это у нас тут такой возмущённый?

Не спешу выпускать Викторию из рук, через её же плечо разглядывая мелкого, разгневанного ангелочка или чертёнка? Косынка надёжно скрывает обзор как одного, так и второго характерного признака.

Но по полыхающему возмущению в глазах понимаю, что лучше все-таки сменить положение.

Понимает это и Виктория, проворно разворачиваясь к дочери и предпринимая попытку урегулировать возникшее недопонимание.

Непонимание ли? Или тут всё ещё настолько жёстко, что любые посягательства на пространство вокруг самого близкого человека воспринимаются, как прямая угроза?

Чёрт, папка, тебе не позавидуешь!

Сначала Пашка, потом я, затем близнецы и вот новый вызов, который ты уже принял.

Вздрагиваю от внезапного холодка пробежавшего по спине и от одной только мысли, что всё пережитое с близнецами может вернуться. Вся та боль, моя и их…

Ничего! Мы же Веровы, мы и не с таким справлялись.

Следую по направлению побега Инги и поспешившей за ней Вики.

За мной никогда никто не бегал, в тот единственный раз, когда мне захотелось оставить рядом с собой первого надежного человека, появившегося в жизни матери, она чётко дала мне понять, куда я могу засунуть своё желание. И сейчас, наблюдая, как Вика, усадив дочь на колени и прижав к себе, очень спокойно, чётко и размеренно объясняет, почему ей совсем не стоит волноваться, я впервые в жизни начинаю испытывать зависть к ребёнку. К тому, что в её жизни есть этот момент, что её не бросают один на один разбираться со своим страхом, не позволяют сделать его главным, подчинить себе разум ещё не способный противостоять таким сильным эмоциям…

Выдыхаю, сразу же делая глубокий вдох, пытаясь как можно быстрее избавиться от охватившего напряжения. Несколько бесшумных шагов к столу, и я попадаю в зону, освещённую двумя яркими лампами.

Непроизвольно улыбаюсь. Моя стихия, только с поправкой на "всё для маленьких принцесс". Тысяча пятьсот оттенков розового, столько же вариантов блесток, сердечки, розочки, завитушки. Я бы сунула пальцы в рот от такого обилия сладости и зашкаливающей мимишности, но меня реально восхищает проделанная работа. Да, я вижу, где прошлась рука взрослого, но большая часть — это несколько десятков часов, проведённых над созданием своей собственной реальности обычной девчонки со своими мечтами, вкусом и предпочтениями.

”Новый год". "Мама и Я". Карандашный рисунок, где за непропорционально большим столом, действительно, они. Вдвоём.

Бросаю быстрый взгляд в сторону, где Виктория всё ещё продолжает свою успокоительную речь. Одним ловким движением поднимаю карандаш со стола и…

***

— Энджи, и ты, и я прекрасно понимаем сложившуюся