Когда она искушает - Габриэль Сэндс

инициации.

Другая, правда… Похоже на другой гребень.

Движения Джорджио замирают, и я понимаю, что он заметил, куда я смотрю.

Он расстегивает левую манжету, загибает ее и проводит большим пальцем по татуировке. — Ты знаешь, что это?

Я качаю головой.

— Ты знаешь мое прозвище?

— Наполетано. — Так его называет Дем. — Почему они тебя так называют?

— Раньше я был частью другого клана, базирующегося на севере Неаполя, — Альянса Секондильяно, — говорит Джорджио. — Сэл выменял меня и сделал из меня Казалези, когда мне было около восемнадцати или около того. Клан нуждался в моем опыте.

Я впиваюсь зубами в правый уголок нижней губы. — Я не знала, что это так. Торговые люди.

— Это редкость, — говорит он, одергивая рукав и застегивая запонки. — Но это случается время от времени.

— И Альянс просто отпустил тебя? — спрашиваю я через мгновение.

— Доны заключили сделку.

Сэл, должно быть, отказался от чего-то большого, если опыт Джорджио так ценен для него. Почему еще другой клан отказался бы от него? И говоря о его опыте, единственное, что Дем сказал мне о том, чем занимается Джорджио, это то, что он своего рода эксперт по безопасности.

Я смотрю на мужчину, сидящего рядом со мной. — Ты что-то прячешь, да? Это твоя работа?

— Иногда мне нужно сначала найти их, — говорит он, не отрывая взгляда от затылка нашего водителя. — Но да, мне доверяли многие вещи клана на протяжении многих лет.

— Значит, я просто еще одна вещь, которую вы можете спрятать, — заключаю я.

— Ты в хорошей компании. Бесценное искусство, древние артефакты, достаточно чистого золота, чтобы заполнить сейф… — он медленно поворачивает голову и приковывает меня взглядом. — Каждый объект, находящийся под моей защитой, имеет огромную ценность, Мартина.

Его внимание на мне похоже на то, как если бы я была в центре внимания. Внезапно машина кажется слишком маленькой. Она сжимается еще больше, когда он наклоняется и поправляет куртку, дергая за лацкан, чтобы она поглотила меня еще сильнее. — И ты можешь быть самым ценным из них всех.

ГЛАВА 3

ДЖОРДЖИО

Девушка приклеилась к своему телефону.

Она сжимает его в руке, когда вылезает из машины, ветер на асфальте хлещет ее длинные светлые локоны по лицу.

Я игнорирую странный толчок в груди при виде ее, закутанной в мою куртку. Она такая большая, что почти достигает колен. Она трет кончик носа тыльной стороной ладони и смотрит в сторону частного самолета, в который мы собираемся сесть.

Она менее любопытна, чем я ожидал. Ни единого вопроса о том, куда мы идем или что мы будем делать, когда доберемся туда. Все, о чем она, кажется, заботится, это смахивать и печатать на этом чертовом экране. Как только мы сядем в самолет, мне нужно будет забрать ее телефон, чтобы я мог его зашифровать. Если она воспользуется им, когда мы приземлимся, ее сигнал может выдать наше местоположение.

Я выхватываю ее рюкзак из багажника, говорю водителю загрузить чемоданы в самолет.

— Ну давай же. Я хочу быть далеко отсюда, когда начнется буря.

— Буря?

— Разве ты не видела прогноз?

— Нет, я не проверяла, — говорит она, хмурясь.

Мы приветствуем пилота при посадке, и я провожу ее к креслу, прежде чем сесть напротив. Двигатель самолета оживает, его гул наполняет воздух. Как только мы приземлимся, я сотру записи о самолете, чтобы никто не мог отследить, где мы приземлились, но пилот может быть проблемой. Он один из парней Де Росси — чистый послужной список, семь лет работы, хорошо оплачиваемый. Он проверяет на бумаге, но я сказал Де Росси присмотреться к нему. Если Сэл вздумает пойти за Мартиной, он попытается получить информацию от кого-нибудь из персонала.

Хорошо, что у меня не так много сотрудников, о которых нужно беспокоиться в кастелло. Всего трое гражданских, и только один из них имеет некоторое представление о делах, в которые я вовлечен. Остальные подозревают, но достаточно умны, чтобы притворяться, что не знают. Когда дело доходит до работы на человека системы, невежество действительно есть блаженство.

Мартина смотрит на небо через маленькое окошко, между ее бровями появляется морщинка. В этот момент вдалеке гремит гром, и ее лицо бледнеет.

Она не любит бури.

А может ей просто не нравится через них летать. Кто знает?

— Пилот сказал, что мы летим в противоположном направлении, — говорю я ей. — Всего девяносто минут полета.

Она втягивает полную нижнюю губу в рот и кивает, не глядя на меня.

Я жду. Она не спросит, куда мы летим?

Ее молчание вызывает у меня раздражение.

— Пристегни ремни, — говорю я, когда самолет начинает двигаться.

Ее взгляд на долю секунды останавливается на моем лице, прежде чем она делает то, что ей велено. Ее послушание должно бы радовать меня, но мне не нравится, что оно попахивает равнодушием. Я понимаю, что ей просто все равно, что с ней происходит.

Локоть упирается в подлокотник, и я прижимаю сжатый кулак к губам. По ту сторону стекла все расплывается, и по мере того, как мы взлетаем, Ибица становится все меньше и меньше под нами.

Подогнув под себя ноги, она поправляет мою куртку на плечах и убирает с глаз несколько прядей золотистых волос. Выражение ее лица мрачное, уголки губ опущены.

Если бы кто-нибудь нарисовал ее, то назвал бы произведение «Меланхолия».

Я не из тех людей, у которых есть привычка говорить о чувствах, но я также не стараюсь избегать этих разговоров, когда они необходимы.

И прямо сейчас? Это чертовски необходимо.

Я наклоняюсь вперед, ставя локти на колени. — Что происходит с тобой?

Она бросает на меня косой взгляд. — Ничего.

— Ты плохая лгунья.

— Добавлю в список. — Голос у нее равнодушный.

— Какой список?

— Все, что у меня плохо получается.

Cazzo. Она говорит это таким смиренным тоном, от которого у меня в затылке покалывает дискомфорт. — У тебя есть список?

— Конечно.

— Странное хобби. Какие твои другие интересы?

Ее выражение лица не меняется. Она заправляет прядь волос за ухо и отвечает, не глядя на меня. — Мне нравится ходить по магазинам.

— Что еще?

Она поднимает трубку. — Это.

Я сужаю глаза. Ни хрена. — Надеюсь, тебе нравится природа.

Это вызывает у меня осторожный взгляд. — Почему?

— Многое там, куда мы направляемся. Ты когда-нибудь были в Умбрии?

— Нет. Я ничего не видела в Италии, кроме Казаль-ди-Принсипи и Неаполя, и это было так давно, что я едва помню.

Де Росси держал ее подальше от Италии все эти годы, потому что не хотел, чтобы она была рядом с