Газета Завтра 287 (22 1999) - Газета Завтра Газета

Что ж, пантеоны есть в некоторых странах. Так, в Вестминстерском аббатстве покоится прах Ньютона, Диккенса, Дарвина... Почему в благоденствующей стране и не обсудить такую проблему в тихое благополучное время. Но ведь Его Святейшество не может не знать, что вопрос о Мавзолее превратился в нынешнее взрывоопасное время в предмет острейшей борьбы между силами патриотическими и антирусскими. И вот, проходя по Красной площади, Предстоятель взял и плеснул лампадным маслицем на готовый вспыхнуть костерок, который может стать пожарищем... И ведь не скажешь: "Прости их, Отче, ибо не ведают что творят..."

такелажные работы 3

Евгений Нефедов СТЕНА КРЕМЛЯ

Великая и древняя стена.

И тишина. И елей седина.

За ней гостил то Бог, то сатана.

Оставя на скрижалях имена.

За этими — распятия вина.

За теми — воскресения весна.

Чуть дальше — стремена иль борона.

А здесь — она, священная война...

События встают и времена.

Морей волна. Вселенной глубина.

Любви струна. Истерики слюна.

Все на стене, огромной, как страна.

На ней — и быстрина, и купина.

Кому-то это — просто старина.

Но для других — познаний целина.

А третьим — так, чужая сторона...

Приди, она расскажет все сполна.

Постой один пред нею дотемна.

Узнаешь, почему она красна.

То нашей жизни Слава и Цена.

Денис Тукмаков ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК НАД КАВКАЗОМ (Новые взрывы в столице Осетии)

…Сегодня во Владикавказе, наконец, тепло. Выпавший недавно снег сверкает на плоской верхушке Материнской горы, которая у русских зовется Столовой. В такую ясную погоду с верхних этажей особняков "водочных королей" даже виден Казбек. Одиннадцатиклассники в белых рубашках и платьицах стайками проносятся по душисто-зеленому проспекту Мира, отмечают Последний звонок. Из кафешек и открытых окон автомобилей сыплются шуточки только что открытого в городе "Русского радио".

В краеведческом музее вторую неделю идет выставка скифской бронзы: изящные дважды загнутые топорики снабжены заботливыми подписями. В военном городке "Спутник" солдаты вот уже десятый день не могут разобрать завалы трех взорванных домов. В наиболее разрушенном из них вместо трех комнат первого этажа — искореженная, выдернутая из реальности пустота, обрамленная рыжей арматурой, рваными обоями, качающейся, так и не рухнувшей плитой перекрытия, свисающей с потолка второго этажа проводкой с куском люстры, застывшим душевым шлангом, крошевом из кирпичей, кусков мебели, игрушек, бетона, тряпья, книг, стекла, посуды.

Дом выглядит, как прокаженный с беззубым, ввалившимся ртом, с мокрой опухолью проеденных взрывом комнат, с черной сыпью десятков окон без стекол. Верхние, нетронутые взрывом этажи, цепляющиеся друг за друга над пропастью рухнувшего основания, кажутся нелепыми и обреченными. Из уцелевших квартир выглядывают жители, смотрят на разорванную плоть своего дома. Сквозь пробоину в доме, сразу под паркетом третьего этажа видно небо; на неубранном хламе из подвальных плит уже пробилась сорная трава.

Две немолодые женщины приходят сюда десятый день, уже не плачут, неподвижно всматриваются невидящими глазами во взорванную пустоту; их взоры пусты, как выбитые окна.

В день трагедии здесь кипела, стонала, сопротивлялась раненая жизнь, которая слагалась из лихорадочной работы спасателей, безрассудства и истерики родственников, озабоченных лиц генералов, скрежета кранов МЧС, недовольства зевак, брождения телерепортеров, скрипа тормозов "скорой помощи", вкуса солдатской кормежки для пострадавших. Потом настало медленное тягостное время похорон, аккуратной работы взрывников из ФСБ, утомительных переездов с пепелища, измотанности разгребающих завалы солдатиков.

Сегодня, 25 мая, десяток солдат таскают под палящим солнцем оставшийся хлам. Будто ничего не произошло. От взрыва остались куски железобетона и молчаливые взоры двух женщин. Гигантский вспучившийся нарыв из вседозволенности террористов, опьяняющей ярости оставшихся в живых, шока и бессилия властей за десять дней был насильно выжжен, забит, придавлен рутиной повседневности — как и взрыв на Центральном рынке два месяца назад.

Граница между жизнью и прахом смерти истоптана во Владикавказе вдоль и поперек, и от Последнего звонка до последнего вздоха жертвы теракта в больнице — минута ходьбы.

Террористы не найдены и вряд ли всерьез ищутся. Пострадавших эвакуировали и забыли. Даже в "Спутнике" мало кто знает, что взрывных устройств было не три, не четыре, а восемь — пять не взорвалось. Патруль у въезда в военный городок лениво проверяет документы и пропускает каждого заезжего. Руководство республики боится говорить об ингушском следе взрывов, дабы не повредить "дружбе народов". И только этот болезненный нарыв, загнанный в глубь народного сознания, неясно мается в мозгу, ворочается в тревожных снах, отдается страхом в обрывках разговоров, бурчит настойчивыми слухами: "Не сегодня-завтра снова рванут! Говорят, на этот раз — три школы и рынок".

Границу размеренности и спокойствия одна за другой прорывают беспощадные новости, и на белой сорочке осетинского выпускника проступают кровавые пятна национальной беды. В ночь на 22-е в Беслане убили двух милиционеров, подполковника и сержанта — следы убийц вывели к ингушской границе, к тамошнему селу Далаково. За неделю до этого в Учхозе бандиты похитили деда 1929 г.р., увели за границу, потребовали выкуп. В другой раз ингуш пригласил друга-осетина на свадьбу, а когда тот приехал — захватил в заложники, за освобождение запросил 50 тысяч долларов. Парень-осетин учил девушку вождению на автомобиле, случайно заехали на границу — их остановили, на той же машине увезли в Ингушетию.

Ингушские банды похищают осетин не менее трех раз в месяц по всей границе, из любых приграничных селений. Похитители переходят границу пешком, на конях, по 5-6 человек, с оружием, гранатометами. Информаторами становятся либо местные наркоманы (зелье в Осетию поступает преимущественно из Ингушетии), либо сами ингуши, недавние жители или рабочие этих мест. Обыкновенно нападают из засады, останавливают машины, застают врасплох заблудившихся или оторвавшихся от своих путников. Украденных людей держат в подвалах в цепях, пытают, снимают на видеокамеру. Выходят на родственников похищенного: в Осетию не суются, обычно созваниваются, представляясь посредниками. Часто посредничают чеченцы. Минимальная сумма, до которой удается сбить цену на человека, 600 тысяч рублей. Деньги получают на нейтральной территории, через 2-3 дня похищенного возвращают. Ингуши не обманывают, они честные бизнесмены. Похищение людей — надежное дело: не было случая, чтобы родственники не согласились выкупить своего. Если же похищенный один как перст — он становится рабом или кормом зверям. Идет необъявленная война ингушских банд против Осетии, а значит — против России, и война эта пока оборачивается нашим поражением.

Российских частей в Осетии почти не осталось, МВД охраняет собственные блокпосты. Проверки на дорогах практически бессмысленны: похитители ходят через границу тропами. Никаких упреждающих похищения действий власти не предпринимают: максимум — реагируют по факту. Сами жертвы нападений сопротивляются редко: оружия практически ни у кого нет, так как в России его иметь незаконно. Когда же похитители напарываются на сильного, пусть даже одного, тому обычно удается отбиться. Но и тогда он не застрахован от беды. Не так давно один осетин, у которого похитили родственника, остановил на дороге автобус, потребовал от ингушей освободить своего. Его арестовали, возбудили уголовное дело. Судьба его родственника неизвестна. Любая же попытка проникнуть на ингушскую территорию, чтобы силой освободить заложника, будет расценена не иначе как осетинская интервенция в мирную беззащитную Ингушетию.

На ингушской стороне интереснее. Находящийся в Назрани батальон внутренних войск, штаб дивизии которого расположен во Владикавказе, на 100% укомплектован ингушами. Официально он может хоть завтра появиться в любой точке Северного Кавказа, в том числе и во Владикавказе. "Дикая дивизия" полевого командира Гелаева, насчитывающая до четырех тысяч человек, совместно с МВД и МЧС Ингушетии без конца проводит военные учения. В середине мая на их основе была создана так называемая "Армия освобождения Пригородного района" — по типу албанской АОК. А что в это время делает осетинский президент Дзасохов? Устраивает выставку рисунков "ингушских и осетинских детей".