Черный лед - Майкл Коннелли

Поставив ногу на бампер труповозки, Босх сделал вид, будто завязывает шнурок, пока Арт засовывал ружье в картонную коробку из-под вина «Напа-Вэлли».

— Что тебе надо, Гарри? — спросил Арт. — Я ведь только сейчас сообразил, что тебе здесь быть не полагается, поскольку ты вроде не занимаешься этим делом…

— То было раньше, — возразил Босх. — Но теперь все изменилось. Меня только что включили в бригаду и поручили известить ближайших родственников.

— То еще порученьице…

— Приходится брать то, что дают. Кстати, что там говорилось?

— Где?

— В записке Мура.

— Послушай, Гарри, ты же понимаешь…

— Послушай, Донни, — в тон ему отозвался Босх, — Ирвинг только что поручил мне известить жену Мура. Неужели это не доказывает, что я не посторонний? Я хочу одного: узнать его последние слова. Я был знаком с ним, понимаешь? Дальше меня это не пойдет, даю слово.

Донован тяжело вздохнул и, сунув руку в коробку, начал ворошить пластиковые пакеты с вещественными доказательствами.

— Там написано совсем немного, — пробормотал он, — и ничего важного…

Он включил фонарик и направил его луч на пакет с запиской. Там действительно была только одна строчка:

«Теперь я знаю, кто я такой…»

Глава 3

Судя по адресу, который дал ему Ирвинг, дом жены Мура располагался в Каньон-кантри, примерно в часе езды к северу от Голливуда. Сначала Босх ехал на север по Голливудскому шоссе, потом свернул на магистраль «Золотой штат» и по ней добрался до темного ущелья, пересекающего горы Санта-Сузанна. Дорога в этот час не была перегружена; большинство потенциальных водителей сидели по домам, наслаждаясь жареной индейкой и напиваясь. Босх подумал о Калексико Муре, о том, что он сделал и что оставил после себя.

«Теперь я знаю, кто я такой…»

Босх не догадывался о том, что имел в виду умерший полицейский, когда нацарапал эту строчку на листке бумаги и засунул ее в задний карман. Казалось, только их встреча в том дымном кабаке могла бы навести Гарри на мысль, кто такой Мур. Однако извлечь что-либо вразумительное из двух часов, проведенных вместе с этим циничным и мрачным типом, стремившимся поскорее напиться, не удавалось. Да и о том, что случилось с Кэлом потом, Босх не имел никакого представления. Между тем знать, как вышло, что защищавшая Мура броня дала трещину, наверняка было бы и важно, и поучительно.

* * *

Расслабившись за рулем, Гарри начал вспоминать свою встречу с Муром. С тех пор прошло несколько недель, да и настаивая на этом свидании, Босх преследовал чисто служебные цели. Каким-то образом, однако, получилось так, что все два часа они говорили в основном о делах и проблемах Кэла.

Встретились они во вторник вечером в баре «Каталина». Для Мура уже наступили служебные часы, но бар — по совместительству джаз-клуб — находился всего в полуквартале к югу от Бульвара. Босх ждал сержанта в дальнем конце стойки: для копов здесь всегда находилось укромное местечко. Мур, сев на табурет рядом, сразу заказал себе порцию виски и пиво — то же, что стояло перед Босхом.

Сержант был в джинсах и свободном спортивном свитере навыпуск, свисавшем много ниже пояса. Эту стандартную одежду полицейского-оперативника, работающего «в поле», Мур носил с привычной непринужденностью. Джинсы на бедрах вытерлись и из голубых стали серыми, засаленные рукава были закатаны, а из-под правого выглядывала татуировка на руке — дьявольская маска.

Одежда оборванца шла ему, не делая его отталкивающим, однако сегодня лицо Мура покрывала неряшливая трехдневная щетина, походка была неуверенной, а во всем его облике сквозила растерянность заложника, отпущенного террористами после долгого и мучительного плена. На фоне остальных завсегдатаев «Каталины» Мур выглядел как мусорщик на свадьбе.

Когда он сел, Гарри заметил, что Мур зацепился каблуками своих ковбойских сапог за перекладины табурета. Такие серые сапоги из змеиной кожи, со скошенными вперед каблуками «бульдог» носят ковбои, выступающие на родео с лассо. Подобная форма каблуков помогает им крепче упираться в землю, чтобы смирить заарканенного бычка. Гарри знал также, что уличные копы называли эти каблуки кастетами, поскольку они выполняли те же функции, если полицейским приходилось приводить в чувство одуревшего от «пыльцы ангелов»[2] подозреваемого.

Сначала Гарри и Мур курили и перебрасывались незначительными фразами, пытаясь познакомиться поближе и установить, в каких границах должна протекать их дальнейшая беседа. Босх, помнится, даже заметил, что имя Калексико выдает смешанное происхождение его собеседника. Действительно, смуглая кожа, черные как смоль волосы, узкие бедра и широкие плечи резко контрастировали с цветом его глаз. Глаза Мура были словно у калифорнийского серфингиста, то есть зеленые, как антифриз. Вместе с тем в том, как Мур выговаривал слова, не было ни намека на мексиканский акцент.

— Насколько я помню, прямо напротив Мехикали есть такой приграничный город — Калексико, — сказал Босх. — Тебе не приходилось бывать там?

— Я там родился, — ответил Мур. — В честь этого городка меня и назвали.

— Жаль, что я там ни разу не был.

— Ты ничего не потерял. Это обычный пограничный городок, как две капли воды похожий на все остальные. Я до сих пор иногда езжу туда.

— У тебя там остался кто-то из родных?

— Нет. Больше нет. — Мур махнул рукой бармену, давая знак повторить, потом прикурил сигарету от своего окурка, который докурил до самого фильтра. — Ты, кажется, хотел о чем-то расспросить меня, — сказал он.

— Да, конечно. Я веду одно дело…

Подали новую порцию виски. Мур опрокинул свой бокал одним быстрым движением и заказал следующий еще до того, как бармен успел сделать отметку мелом на доске.

Босх стал выкладывать обстоятельства дела, расследование которого начал несколько недель назад. Несмотря на этот внушительный срок, ему так и не удалось добиться никакого прогресса. Тело тридцатилетнего Джеймса Каппалани из Оаху, Гавайи, чью личность установили по отпечаткам пальцев, было обнаружено под эстакадой в том месте, где Голливудское шоссе пересекало Гувер-стрит. Погибшего задушили куском стальной проволоки длиной восемнадцать дюймов. Деревянные рукоятки на ее концах предназначались, видимо, для того, кто собирался затянуть удавку на горле жертвы. Грязную работу проделали весьма умело, и лицо мертвеца приобрело синевато-серый оттенок свежей устрицы, что дало повод патологоанатомам прозвать Каппалани Голубым Гавайцем.

Поработав с компьютерами департамента юстиции и Национальной картотеки преступности, Босх скоро выяснил, что в миру погибший был больше известен под именем Джимми Каппса, а список его задержаний за торговлю наркотиками такой же длинный, как и проволока, оборвавшая его жизнь.

— Поэтому меня ничуть не удивило, что патологоанатом обнаружила в животе этого парня сорок два презерватива, — закончил Босх.

— Что в них было?

— Обычное гавайское дерьмо, называемое здесь «стеклом». Как мне сказали, это вариант знаменитого «льда», популярного несколько лет назад. Джимми Каппс оказался курьером — подрабатывал перевозкой «стекла» в желудке. Вполне возможно, он только что прилетел из Гонолулу и сразу же попал в руки какому-то сноровистому парню с проволокой. Что касается «стекла», то я слышал, будто это довольно дорогая штука, да и конкуренция среди продавцов весьма высока. Вот почему мне хотелось получше узнать всю кухню; может, тогда я набреду на какую-нибудь стоящую идею — кто убил этого парня и за что. Пока же у меня ничего нет, ни одной мало-мальски пригодной версии.

— Кто рассказывал тебе о «стекле»?

— Копы — специалисты по наркотикам из Центрального района. Признаться, их сведения мне почти ничем не помогли.

— Это потому, что на самом деле никто ничего не знает. Тебе рассказывали, что такое «черный лед»?

— Совсем мало. По их словам, это конкурирующий товар, который поступает из Мексики. Вот, собственно, и все.

Мур повернулся к бармену, который отошел к дальнему концу стойки, как будто демонстративно избегая их.

— Это относительно новая штука, — доверительно начал Мур. — Хотя фактически «черный лед» и «стекло» — одно и то же. Действуют они, во всяком случае, одинаково. «Стекло» попадает к нам с Гавайев, а «черный лед» — из Мексики. На официальном языке я назвал бы его наркотиком двадцать первого века, а случись мне рекламировать его, я объяснял бы, что это снадобье способно заменить все. Изготовляется «лед» из смеси героина, кокаина и «звездной пыли», в результате чего получается настоящий термояд; он проберет кого угодно и удовлетворит любые желания. Кайф от него сильнее, чем от крэка, долгий, как от героина, причем счет идет не на минуты, а на часы. Напоследок в дело включается «пыль» — она дает наркоману истинное блаженство, и потом «лед» не променяешь ни на что на свете. Откровенно говоря, я человек не трусливый, но мне страшно даже подумать, что эта дрянь может появиться на улицах. Стоит торговцам дорваться до главного рынка, и «лед» уже ничем не остановишь. Когда по улицам будет бродить кучка зомби с дырками вместо мозгов, наступит новый ледниковый период.