Столичный доктор. Том V (СИ) - Вязовский Алексей

И сразу вслед за этим — Лиза. Лично!

— Князь, вы приехали?

Конечно, телефонистки уши греют. Сейчас о конфиденциальности телефонных переговоров никто и не думает. По открытому каналу с возможностью стороннего подключения…

— Да, а что случилось?

— Срочно приезжайте. Сын… Сашенька… — тут она сорвалась, явно всхлипнула. — Ему плохо третьи сутки!

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Неужели гемофилия вылезла⁈

Глава 3

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Возбуждаетъ большiе толки открытiе бациллы чумы. Опыты прививки, сдѣланные въ институтѣ экспериментальной медицины проф. Ненцкимъ, дали блестящiе результаты.

ЛОНДОНЪ. По свѣдѣнiямъ «Truth», королева Викторiя намѣревается лично надѣть на Государя Императора знаки ордена Викторiи большого креста. Государынѣ Императрицѣ будетъ пожалованъ орденъ Викторiи и Альберта первой степени.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Въ текущемъ году заканчиваются сроки для подачи сочиненiй на слѣдующiя премiи: академiи наукъ, имени Н. И. Костомарова, в 4,000 ₽ за лучшiй словарь малорусскихъ нарѣчiй — 1-го декабря и николаевской академiи генеральнаго штаба, имени генералъ-лейтенанта Г. А. Леера — 3-го декабря.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Въ настоящее время идутъ усиленныя подготовительныя работы по устройству въ Москвѣ въ будущемъ году ХII международнаго съѣзда врачей.

Я поехал на лихаче. Расстояние плевое, но это же центр города, любой ломовой извозчик может организовать пробку просто так, на ровном месте. Вот и мы попали, но деньги свои по повышенной таксе водитель жеребца получал не напрасно — мастерски развернулся на пятачке и поехал в объезд.

Врачебный саквояж я одолжил у Дмитрия Леонидовича. Заглянул, всё ли нужное лежит внутри, и помчался. Услышал только за спиной негодующий полукрик Ельциной: «Вы же обещали меня выслушать!». Не пожар, потерпит.

Пока ехал — усиленно размышлял. У Алисы было семь детей. Из них одна девочка, Мария вроде, умерла в раннем детстве. Из выживших мальчик Леопольд скончался в возрасте не то четырех, не то пяти лет от последствий гемофилии, а девочка Алис, в крещении Александра, стала носителем. Из оставшейся четверки два парня и одна девица вполне благополучно размножались, вроде бы, как и сыновьями тоже. Вероятность, что у Лизы та же беда — ровно половина. Пятьдесят на пятьдесят. Если она носитель, то у Сашки вероятность заболеть ровно половина. Один шанс из двух. Простейшая решётка, как там его, Паннета, что ли, перед глазами. Блин, нафиг эту статистику, если получил гибельный ген, то доумножайся я сейчас хоть до одной стомиллионной, ничем не поможет.

Встретил меня дворецкий, он же и провел в спальню сына. Да, знают об отцовстве всего несколько человек, и я — последний, кто это разгласит. И посещать его часто не могу, чтобы не вызвать подозрений. Бесит это меня безмерно, но поводов для постоянных визитов хирурга в доме Великого князя не имеется, а то, что я не педиатр, всем очень хорошо известно.

Естественно, без медицинской помощи мальчишка не остался, в комнате имелась сиделка, и врач тоже кружил по периметру. Причина беспокойства коллеги стала очевидной, стоило только взглянуть на Александра. Дыхание как бы не шестьдесят в минуту, при каждом вдохе межреберные промежутки втягивались, губы синие, и главное — он клокотал и хрипел так, что и за дверью, наверное, слышно было. Тяжелый бронхит или пневмония. Но точно не гемофилия, которой я опасался по дороге.

— Коллега, здравствуйте. Я Баталов Евгений Александрович, меня пригласили для консультации, — представился я высокому доктору в пенсне.

— Рад знакомству. Гневанов Дмитрий Витальевич, детский врач. Получается, вас мы ждем вторые сутки? Телеграфировали в Москву, но оттуда ответили, что вы выехали. К прибытию поезда кто-то там опоздал…

— Я здесь. Мне бы руки помыть. И расскажите хоть кратко анамнез заболевания, чтобы времени не терять.

Блин, будто дежавю. В Вольфсгартене почти такая же сцена была. Надеюсь, Гневанов получше того надутого и трусливого индюка. Интересно, икнул сейчас лейб-акушер Петерман? Вспомнили ведь.

Сиделка поставила таз, дала мне мыло и принялась поливать на руки из кувшина. Горячевата водичка, но сейчас ждать, чтобы разбавили, не хочется. Можно и потерпеть.,

Пока я драил кожу, в комнату вбежала бледная Лиза:

— Слава богу, вы приехали!

На людях княгиня соблюдала приличия и дистанцию, дала поцеловать руку.

— Подождите, пожалуйста, в соседней комнате, — осадил я Елизавету Федотовну, повернулся к сиделке. — И вы тоже. Коллега, докладывайте.

— Температура тридцать девять и три последний раз, двадцать минут назад. Заболел третий день уже как. Сами знаете, у младенцев от безобидного насморка до крупозной пневмонии иногда меньше часа промежуток. Когда вызвали меня, клиническая картина в самом разгаре уже была. Обтираем водой с уксусом, но эффект минимальный. Лед тоже… не очень. Лихорадка держится на высоких цифрах, не спадает.

— Давление? — спросил я по привычке, и только потом подумал, что детские манжеты не выпускали.

— Понижено, — вдруг ответил Дмитрий Витальевич. — Шестьдесят на сорок, но я боюсь, если дело дойдет до криза…

— А как же вы?..

— Догадаться сделать маленькую манжету нетрудно. Странно, знаете, и непривычно — ведь вы этот прибор придумали…

— Ерунда. Пульс? — приложил пальцы к тонкой шейке, на сонную артерию, нащупал. Да, частит, и сильно.

— Сто пятьдесят. Если бы не привычка, не сосчитал, у младенцев, сами знаете… Частота дыхательных движений пятьдесят шесть. Впрочем, вот лист с записями, это температуру мы раз в тридцать минут измеряем, а давление и прочие показатели — раз в четверть часа.

Я посмотрел на скрепленные вместе листы. Ситуация всё хуже. До кризиса, который характерен для пневмоний сейчас, можно и не дотянуть. Блин, за что мне это? Чем этот мальчик провинился? И ведь даже эмоции показать никак нельзя. Вздохнул, повернулся к Гневанову.

— Давайте осмотрим ребенка.

— Конечно, коллега. Обратите внимание на отечность голеней и слабое капиллярное наполнение, гораздо более двух секунд.

Начал проводить перкуссию. Ох уж это искусство определять, что там внутри, с помощью выстукивания. От виноторговцев, кстати, перешло, они так уровень вина в боках замеряют. Но свои тонкости везде есть, и Гневанов мягко указал на ошибку техники.

— Вы, Евгений Александрович, привыкли к взрослым пациентам. Позвольте, я проведу эту часть исследования, у меня опыта с детьми больше.

— Если вас не затруднит.

Начал слушать — вообще непонятно. Хрипы проводятся во все стороны, глушат всё, какое там дыхание, попробуй пойми. Точно Гневанов сказал — я по взрослым. И снова коллега чуть не пальцем показывал, где и что слышно.

Да уж, и осмотр не порадовал. Без памяти, весь горит. Левое легкое целиком поражено, правое — нижняя доля. Дышать там откровенно нечем. Боже, боже, помоги и в этот раз!

Скрипнула дверь, я повернулся посмотреть. Сергей Александрович. Из всех выражений эмоций — только губы сжатые.

— Ваше импера… — начал я поклон.

— Оставьте, Евгений Александрович. Вы осмотрели Сашу?

— Давайте переговорим приватно

А ведь он переживает! Только теперь бросились в глаза трясущиеся руки. Имя произнес, я бы сказал, с любовью. По крайней мере не равнодушно, это точно.

Шли недолго, кабинет Великого князя через три двери от детской оказался.

— Присаживайтесь, — показал на стул Сергей Александрович. — Что скажете?

— Ситуация… очень сложная. Крупозная пневмония. И как умудрились ее летом подхватить⁇

— Это в Москве лето, а у нас тут, сами видите, — Сергей Александрович кивнул на стекла окна, в которые барабанил дождь. — Нянька-дура гуляла в саду, Саша был раскрыт в коляске, продуло, наверное… Уже рассчитали ее.

— Ясно, — я тяжело вздохнул. Все как обычно. Недосмотрели, недоглядели…

— Сын прямо тает на глазах. Каждый раз, когда я захожу к нему, он всё хуже. Что вы можете предложить? Стрептоцид не помог.