В оковах босса мафии - Селеста Райли

его крови. Не покидают и мысли о том, что он пролежал на холодном полу не менее часа, прежде чем его нашли.

Мой отец был детективом, и его убили за то, что он любил больше всего. За профессию и помощь людям.

Прошло двенадцать лет, а его убийство так и осталось нераскрытым. Я пришла в полицию, чтобы поймать его убийцу, но была шокирована тем, что дело так и не было открыто. Мне сказали, что найти неизвестного убийцу невозможно, поэтому никто и не пытался. Он работал на износ, но от его смерти отмахнулись, словно он был никем, причем те же самые люди, на которых он работал.

Каждое воспоминание о той ночи накрывает меня, как темная, бурная ночь, и подталкивает к краю мрачного обрыва. Там бушует вода, ударяясь о берег, и паника сковывает меня. Я хочу вырваться, вернуться в настоящее, но я задыхаюсь, потею и боюсь. Я словно сорвалась с края обрыва и тону в холодном, бурном море.

Я нахожусь в темном месте и не могу выбраться.

Мне нужно дышать.

Дыши, Джейн. Дыши.

Базз. Базз. Базз.

Сжимая грудь, я благодарна за звонок телефона. Он вытаскивает меня из бездны, в которую я погрузилась. Пошатываясь, я иду в гостиную и роюсь в портфеле в поисках телефона.

На экране высвечивается незнакомый номер, а затем появляется сообщение:

Было приятно познакомиться с тобой сегодня, Джейн.

Воздух покидает мои легкие, а костяшки пальцев белеют. Телефон снова пикает, когда приходит еще одно сообщение:

Сладких снов, синьорина.

Я задыхаюсь, перечитывая сообщение снова и снова.

Это Маркус Романо.

Паника исчезает, легкие наполняются воздухом, а сердце начинает трепетать, словно в нем миллион бабочек цвета радуги. Это неправильно, что я так себя чувствую. Меня должно пугать, что он вообще написал мне сообщение, но я не могу ничего поделать с теплом, которое разливается по моим щекам, и с похотливыми мыслями, которые роятся в моей голове.

Смерть отца научила меня одному — никогда никому не доверять, и я придерживаюсь этого правила. Никогда и никому не доверять. Но это убийство похоже на убийство моего отца, и я твердо намерена найти убийцу.

Может быть… может быть, мне удастся найти убийцу и моего отца.

Если Маркус тот, как говорит Джош, то я уверена, что он поможет мне в расследовании.

Проблема в том, что я пока не уверена, можно ли ему доверять.

Кто он — враг или союзник?

3

МАРКУС

— Ты проделал весь путь до Адской кухни и вернулся ни с чем? — Спрашивает Доминик, засунув руки в свой Том Форд и нахмурив брови.

На моем брате костюм глубокого фиолетового цвета. Вы можете в это поверить?

Я знаю Доминика всю свою жизнь, и ни разу мой брат не надевал ничего настолько отвратительного, как то, что на нем сейчас, и я знаю, чья это была идея.

— Что это на тебе надето? — Я опускаюсь на диван напротив того, на котором сидит он, и оглядываюсь по сторонам в поисках Лукаса и Елены. Сегодня утро понедельника, и они, скорее всего, в школе и на работе, но это не мешает мне оглядываться. Это вошло в привычку. — Это отвратительно!

Доминик разглаживает пиджак своего костюма и одаривает меня однобокой ухмылкой.

— Не моя вина, что ты все еще застрял в темных веках, малыш.

Я хмыкаю, тянусь к стакану с виски, стоящему на столе, и отпиваю из него глоток.

— Лучше так, чем одеваться как Джокер. Сегодня что, гребаный Хэллоуин?

Он снова улыбается, но на этот раз улыбка не достигает его глаз.

— Осторожнее, мальчик.

Кроме Елены и Лукаса, Винсент, Данте и я — единственные, кому сходит с рук дразнить Доминика. Для остальных жителей темного преступного мира он — бессердечный, безжалостный монстр. Но для нас он — большой мягкотелый человек, который стал таким, каким должен был стать, чтобы защитить свою семью.

Смерть родителей тяжело ударила по нам всем троим. Винсент стал бунтарем. Он всегда был таким, но стало только хуже. Я стал более отдаленным и отстраненным, а Доминик… ему пришлось оставить все позади и занять трон Коза Ностра, несмотря на то что он не был к этому готов. Он никогда не показывает этого, но я чувствую, что он все еще страдает от этого. Это видно по тому, как он избегает говорить о них. Мы думали, что избавление от Кирилла и Петерсона улучшит ситуацию, но этого не произошло.

— Как дела в Адской кухне? — Спрашивает он, расстегивая пуговицу на жилете.

— Так себе, если не считать 100 тысяч, которые украл у нас этот сукин сын. — Мои мысли возвращаются к Джейн, и по позвоночнику пробегают разряды. Я не из тех, кто легко запоминает женские лица, но ее лицо уже засело у меня в голове.

Невозможно забыть эти зеленые глаза и черные волосы.

— Ты что-то не договариваешь? — Спрашивает Доминик, поднимая брови.

Я делаю последний глоток виски, прежде чем поставить стакан на журнальный столик перед собой.

— В клуб наведались копы. Очевидно, в десяти кварталах отсюда произошло убийство в жилом доме, и неизвестный позвонил им и сообщил, что оружие, найденное на месте преступления, принадлежит нам.

Он потирает висок — признак того, что новости оказались ближе к дому, чем ему хотелось бы.

— Черт возьми, Маркус. Что, черт возьми, произошло?

Я беззаботно пожимаю плечами, скрывая беспокойство, подтачивающее грани моего самообладания.

— Я не знаю подробностей. Они просто появились, допросили меня и ушли. Это бардак.

Глаза Доминика сужаются на мгновение, затем он вздыхает и сжимает подлокотник дивана из черной кожи.

— Мы не можем позволить себе лишнего внимания со стороны копов. Мы должны выяснить, кто за этим стоит, и закрыть им рот.

В его словах звучит знакомая неотложность. Но мои мысли заняты не только семейным бизнесом, что очень необычно… они постоянно возвращаются к Джейн.

Мне кажется, она очаровала меня, и не только своей красотой, но и свирепостью. Я никогда не встречал такой напористой женщины, как она. Такую, которая могла бы смотреть мне в глаза, не дрожать, и не хотеть опуститься и пососать мой член.

Признаться, она меня забавляет, но я не могу позволить себе отвлечься на нее. Она полицейский, который расследует дела моей семьи. Она может задерживаться здесь, чтобы что-то от меня получить. Если подумать, то я могу потереться рядом с ней и, если повезет, помешать ее расследованию и заставить ее согреть мою постель.

— Может, мы смотрим на это