Плата за вседозволенность - Николай Леонов

Оказалось, едва рассвело, в МУР прибежал расстроенный мужчина. Он показал удостоверение майора милиции и заявил, что пропала его семнадцатилетняя дочь. Больше двух суток назад он отправил ее самолетом в Сочи, к бабушке, отдохнуть перед вступительными экзаменами. Девушка обещала позвонить, но так и не связалась с отцом.

Поначалу майор, сильно загруженный работой в последние два дня, думал, что дочь просто не может застать его дома. Потом заволновался и, поскольку у бабушки в Сочи нет домашнего телефона, заказал срочные переговоры.

Старушка на них явилась, но была удивлена известием о том, что внучка должна к ней прилететь. Бабушка сказала, что девушки у нее нет. Майор, не желая расстраивать старушку, предположил, что девушка задержалась у подружки, а сам побежал в МУР.

– Вот так, Лева, – закончил Крячко свой рассказ. – Мы тоже не лаптем щи хлебаем. Кстати, папа еще не знает, что его дочь в морге. Дежурный не решился ему сообщить. А девушку зовут Олеся Геращенко…

– Олеся Владимировна, – эта фраза Гурова прозвучала больше утверждением, чем вопросом.

– Приехали! – зло проговорил Станислав. – Я тут распинаюсь перед ним, а Великий и Ужасный Гуров снова меня опередил. Все знает и молчит с умной рожей. Дескать, изобретай, Стас, колесо!..

– Ничего я не знал! – отмахнулся от друга сыщик. – Ты действительно сообщил для меня новость. И нечего заводиться по пустякам.

– Не знал? – Крячко обиделся. – А ее отчество, это очередная гениальная догадка? В спортлото не пробовал играть? А, экстрасенс?

– Стас, что ты психуешь? – теперь пришла очередь обижаться Гурову. – Просто на вчерашнем семинаре я познакомился с майором милиции по фамилии Геращенко. Зовут его Владимир Михайлович. Геращенко, конечно, не очень редкая фамилия. Но я не думаю, что в Москве много майоров с такой фамилией. Вот и все. И нечего из себя строить очередную жертву произвола начальников.

Крячко сконфуженно замолчал. Его обида имела под собой некоторые основания. Дело в том, что Станиславу уже не раз приходилось бывать в такой ситуации, когда новость, добытая им с огромным трудом, утрачивала свою актуальность к тому моменту, когда он доносил ее до Гурова.

Способность матерого сыщика всегда быть на шаг впереди почти всегда раздражала Крячко. Станислав никак не мог понять, как его другу удается предвосхищать его любые ходы. И более того, интуитивно решать те вопросы, на которые остальные тратили массу времени и сил.

Не чем иным, кроме как чутьем сыщика, объяснить такие способности Гурова Крячко не мог. Станислав по-белому завидовал этим способностям друга. Но, когда после многих трудов вновь оказывался в дураках, не злиться не мог.

Крячко редко когда признавался в собственном честолюбии. Он считал, что древняя поговорка – «что дозволено Юпитеру, не дозволено быку» – придумана для слабовольных. Станислав всегда стремился доказать, что никакой дар не заменит кропотливого и целенаправленного труда. Но, раз за разом становясь свидетелем гуровской интуиции, начинал терять веру в свои убеждения. Вот и сегодня он посчитал догадку друга очередным озарением. Поэтому и разозлился за свой якобы напрасный труд.

– Давай данные на девушку, – словно не замечая терзаний Крячко, спокойно проговорил Гуров. Станислав протянул ему заявление майора с прикрепленной к нему фотокарточкой Олеси.

– Как я понимаю, планы на сегодняшний день меняются? – поинтересовался Крячко, усаживаясь на свое место и забрасывая ноги теперь уже на свой стол. – Петра известим?

– Незачем, – отрезал Гуров, просматривая заявление. – Мы не в детском саду. И чтобы сходить пописать, в разрешении начальства не нуждаемся.

– Майором сам займешься? – Станислав закурил новую сигарету.

– Догадливый мальчик у нас в главке растет, – буркнул сыщик. – Собирайся и уматывай в Новобутаково. Поспрашивай там старушек и сторожей. Ищи любую машину, которая приезжала или уезжала с дач вчера ночью. Заодно поинтересуйся, не было ли ее за два дня до этого. И вообще, узнай о всех лицах, часто приезжающих и уезжающих с дач по ночам.

– Разрешите инструкции на листочек записать, господин полковник? – ехидно поинтересовался Крячко. – Лева, я не стажер. И как вести следствие, не хуже тебя знаю.

– Вот и займись, – холодно проговорил Гуров. – Нечего штаны в кабинете просиживать.

Станислав несколько секунд обиженно смотрел на друга. Затем не спеша встал, взял джинсовую куртку со спинки деревянного стула и подошел к двери. Перед тем как уйти, он остановился и обернулся к Гурову.

– Знаешь, Лева, – проговорил Крячко, – когда-нибудь я тебя застрелю…

– Сделай одолжение, – ответил сыщик, не поднимая головы от бумаг.

Гуров намеренно пытался обидеть Станислава. Почти с самого первого дня совместной работы, когда отношения между ними были, мягко говоря, натянутыми, сыщик заметил, что обиженный и злой Крячко ведет себя не совсем так, как остальные люди. Обычно оскорбленный человек замыкается в себе. У него опускаются руки и пропадает желание чего-либо добиваться.

У Станислава было все наоборот. Если он обижался, то старался доказать своему обидчику ошибочность его утверждений. Крячко начинал работать с удвоенной энергией и иногда творил просто чудеса находчивости и профессионализма.

Зная об этой черте его характера, Гуров не раз умышленно оскорблял Крячко. Обиженный Станислав, как и в этот раз, уходил, хлопнув дверью. И сыщику можно было не беспокоиться о том, что Крячко по присущей ему некоторой безалаберности пропустит какую-нибудь мелкую, но очень важную деталь.

Станислав и сам знал, что Гуров оскорбляет его не из-за пакостности характера, хотя и этого у сыщика было предостаточно. Крячко понимал, что оскорбительными словами друг только подстегивает его работоспособность. Но в первый момент не обижаться на Гурова не мог. Через несколько минут после неприятного разговора Станислав остывал, но осадок в душе держался еще долгое время.

Гуров с грустной усмешкой посмотрел на захлопнувшуюся за Крячко дверь и поднялся с кресла. Сыщик не уставал удивляться иронии судьбы. Еще вчера утром любознательный майор настырно добивался встречи с ним. И вот сегодня эта встреча состоится. Вот только не в радость она будет Геращенко. Сыщик вздохнул и достал из кармана визитку майора.

Геращенко возглавлял одну из следственных групп МУРа. Услышав по телефону голос Гурова, майор обрадовался тому, что знаменитый сыщик нашел время побеседовать с ним. Гуров по телефону объяснять майору ничего не стал, попросив Геращенко срочно зайти к нему в кабинет. Майор немного удивился, но прибыть обещал немедленно.

Гуров прождал пятнадцать минут. Пока Геращенко добирался до его кабинета, полковнику успел позвонить Орлов и осведомиться о том, как продвигается следствие. Гуров в очень вежливых выражениях послал генерала подальше вместе с его заинтересованностью и попросил Орлова не мешать работать. По крайней мере, до вечера.

– Лева, ты пойми, надо мной начальство есть, и на меня, между прочим, давят намного сильнее, чем я на тебя, – обиженно проговорил Орлов.

– Вот и разбирайся сам со своим начальством, – раздраженно ответил Гуров. – Это не мой курятник.

– Спасибо, что разрешил, – съехидничал генерал и сухо добавил: – Вечером чтобы все трое у меня были. Ясно?

– Слушаюсь, господин генерал-лейтенант! – отчеканил сыщик, дал отбой и тут же набрал номер Гойды. Он оповестил следователя о том, что личность одной из убитых установлена. Сыщик попросил Гойду заняться архивами, поскольку планы на день изменились.

– Пришли ко мне Геращенко, как закончишь с ним, – попросил следователь.

Гуров не любил оповещать людей о смерти их близких. Раньше он принимал такую обязанность слишком близко к сердцу, но за годы работы чувства несколько притупились. И все же он чувствовал некоторое волнение перед встречей с Геращенко: майор с его жаждой знаний импонировал ему.

Сыщику захотелось закурить, но, как всегда, сигарет у него не было. Гуров вообще курил мало и редко. Поэтому никогда не носил с собой сигарет. Когда желание покурить совсем становилось непереносимым, сыщик «стрелял» сигаретку у знакомых. Эта его привычка была предметом постоянных насмешек Крячко, не упускавшего возможности подколоть своего начальника.

Гуров хотел было поискать сигареты в столе у Станислава, но, подумав, махнул рукой и остался сидеть в кресле. Сыщик зачем-то переложил бумаги на столе с одного места на другое, потом и вовсе убрал их в сейф. Едва он закрыл дверцу, как в кабинет постучали: пришел Геращенко. На этот раз майор выглядел побледневшим и осунувшимся, лишь глаза горели лихорадочным огнем. Было похоже, что он не спал всю ночь.

– Проходите, Владимир Михайлович. Присаживайтесь, – пригласил Гуров. – Разговор у нас будет долгим.

– Что-нибудь случилось, Лев Иванович? – насторожился Геращенко, присаживаясь на край стула. – Я чем-нибудь могу вам помочь?