Дождь - Владислав Романов

Итак, она заспешила домой, Чугунов еще подумал: провожать или нет, но потом решил заскочить к химичке, с химией у Чугунова не клеилось, а нужна была золотая медаль, хоть ты тресни, поспорил с Жоржиком из "Медведя" на ящик шампанского, чтоб угостить ребят напоследок. Все продумано. Химичка мыла мензурки в своей лаборатории - нашла время! - и он вошел с цветами...

Итак, Лена спешила домой, дворник Евграфыч хотел уже было соскочить с мусорного бака, как вдруг увидел ее, в белом платье, красивую, как лебедь, что у него на коврике, как вдруг...

Нет, дадим сначала слово самой Лене:

- Я шла, и как будто на меня вылили целый водопад.

- Ну уж водопад! - хмыкнул Петр Иванович.

- Спокойно, спокойно! - остановил его Шилов, ведя потом это расследование. - Это она образно. То есть почти ведро?!.

- Может быть, но я промокла до нитки! - возразила Лена.

- С ведра это возможно, - согласился Шилов. Дождь действительно целым водопадом обрушился с чердака, но не на нее, а к ней, разве он виноват, что потерял голову?!

Все произошло так быстро, что никто и сообразить ничего не успел. Евграфыч поднял голову и увидел, как одинокая жиличка с пятого этажа соседнего дома поливает на балконе из ведра цветы, то есть держит ведро в наклоненном состоянии. А по тротуару, уже шипя, как змей, и слизывая густую пыль, бежали к баку три водяные змеи. Они с шумом врезались в бак, обдав Евграфыча грязью.

- Она эта... жиличка-та... ведро-то бухнула да меня всего грязью и залепила, - возмущался дворник.

- Она что, и на тебя пролила? - не поверил Лев Игнатьевич.

- И на меня! - твердо, как на духу, отвечал Евграфыч.

Лена в первый миг была так ошарашена, что не могла вымолвить ни слова. Подняв голову и увидев Любовь Сергеевну, сдобную женщину, в халате с пионами, она спросила:

- Вы что, ошалели там?!.

- Я на тебя капнула, девочка? - вежливо осведомилась Любовь Сергеевна, не поняв существа вопроса.

- Ничего себе капнули!

Лена, конечно, еще что-нибудь обязательно бы прибавила, но вдруг увидела Дождя. Он стоял в двух метрах от нее и смотрел так, что...

Прошли столетия, и все же он узнал ее сразу.

Он долго стоял, не в силах вымолвить и слова, и Лена первое мгновение не знала, как реагировать на столь пристальный взгляд. Был бы он нахальный, тогда другое дело, но Дождь смотрел на нее так, словно они были знакомы сотни лет, ей и впрямь показалось, будто она когда-то уже знала его и даже любила.

- Боже, кто это разлил? - послышался сверху голос Любовь Сергеевны, и Лена, точно очнувшись, спохватилась и прошла мимо незнакомца, опустив взгляд.

- Здравствуй, - прошептал он в тот миг, когда она проходила мимо, и Лену тотчас бросило в жар, щеки запылали, и она ускорила шаг.

- Здравствуй, - так же еле слышно прошептала она, и Дождь от радости взмыл вверх с такой скоростью, что, оглянувшись, Лена никого уже не увидела.

Видели этот взлет лишь двое: Любовь Сергеевна и Евграфыч.

Отставной майор Шилов в ту минуту выходил на балкон и услышал, как что-то просвистело. Но мало ли что могло просвистеть, поэтому на небо Шилов не взглянул, а обратил свой взор на грешную землю. Лужа находилась как раз под балконом, где стояла дама с пионами (имени ее Лев Игнатьевич еще не знал). В белых рученьках означенная дама держала сосуд злого умысла (ведро эмалированное емкостью 11,6 литра, как было потом установлено), а у ног замечена была еще леечка желтого цвета из пластмассы, 0,5 литра. Все это самолично установил Лев Игнатьич, а также то, что оба они, и дама, и дворник Евграфыч, стояли, задрав голову в небо.

- Я вить и проплеваться не успел, а он возьми да сигани! Точно в заднице, едрена вошь, чего-то было вставлено... - Евтрафыч вздохнул. - Феномен, Игнатьич, феномен!

Шилов к тому времени успел высчитать квартиру дамы с пионами. "Номер восемнадцать, - пробормотал он, - легкомысленное число!" Тут еще надо было знать Льва Игнатьевича, который огромное значение придавал цифрам. Вот Баратынский жил в квартире 21-й, а это означало:

плут, картежник, шулер! Петр Иванович Неверующий в тридцать второй первая пятилетка за четыре года! Сам он в пятьдесят седьмой - первый искусственный спутник Земли, а восемнадцатая - это... Шилов вздохнул. Судьба сама соответственно человеку наделяет его числом. Важным числом! И не доверять ему - значит не верить и в будущее. Поэтому и к словам Евграфыча Шилов отнесся с подозрением. Теперь понимаете почему? Правильно, потому, что Евграфыч жил в тринадцатой квартире!

Окно маленькой комнаты с тем самым письменным столом, за которым сидел вчера Петр Иванович, выходило, как уже говорилось, в сад, и облако яблоневых цветов смотрелось в зеркало, висевшее на стене. А закрывать окна в такую жару - безумие! Лена разделась, прыгнула в ванну, но холодный кран лишь угрожающе зашипел. Она вылезла из ванны, но одеваться не стала, заперла лишь дверь, а за яблонями все равно ничего не видно. Приятно походить голышом. Холодок, как мотылек, порхает по коже. Волосы дождем пахнут, странно. Откуда дождь?

Он стоял в саду под яблоней и не отрываясь смотрел на нее. Вон там, в ложбинке у шеи, та же темная родинка, и тот же крутой изгиб бедер, и те же острые лопатки... Он узнал ее, с каждым взглядом убеждаясь все больше и больше: она! Значит, души их снова выпустили в мир, и раз существует она, должен существовать и он.

Лена заметила незнакомца и остолбенела. Она и раньше смотрела на эту яблоню, но ничего не замечала, а тут он выступил из солнечных лучей, точно вылился из них, и стал видим. Взгляд его приковывал, держал ее, и, лишь он опустил глаза, она тотчас выскочила из комнаты, спешно набросила халат. Ее бил озноб. Безотчетная, странная тревога охватила ее, и она долго не могла согреться, хотя термометр в комнате упорно держался на тридцатиградусной отметке. Наконец тревога улеглась. "Мало ли дураков, любящих поглазеть в чужие окна", - подумала она, но чей-то голос поправил ее: и не дураки тоже любят поглазеть... Лена уже хотела было возмутиться: кто это вмешивается в ее мысли, как вдруг скрипнула половица в соседней комнате, она вздрогнула, и чья-то тень легла в проем двери.

Лена стояла ни жива ни мертва.

Дождь сделал еще шаг и остановился на пороге.

- Это я вмешиваюсь в твои мысли, - виновато улыбнувшись, сказал он. Хотя, может быть, я и дурак! Все влюбленные - дураки!

Ее поразил светлый, чуть голубоватый оттенок его кожи без единой морщинки, тонкой и прозрачной, какая бывает у детей. Лишь глаза выдавали в нем взрослого мужчину, завораживая своей грустной глубиной. Изредка они вспыхивали, и тогда словно ночной мотылек бился в них, стараясь вырваться на свет.

- Я хотел рассказать тебе о том, что уже было с тобой, - он улыбнулся, и десятки морщинок разбежались от глаз и тотчас исчезли, не оставив никаких следов. - Это случилось так давно, что ты успела уже все позабыть...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});