Во мраке бытия - Рон Хаббард

По истечении тридцати шести с половиной часов со времени отлета — на Волтаре сейчас перевалило за полночь — как раз в тот момент, когда я собрался усесться на постели, перед глазами опять замигали надписи. Ярко-красным цветом засветилась первая из них:

«СРЕДИННЫЙ ПУНКТ РЕЙСА. ПЕРЕХОД С УСКОРЕНИЯ НА ЗАМЕДЛЕНИЕ. ЗАКРЕПИТЕ ВСЕ СВОБОДНЫЕ ПРЕДМЕТЫ».

Потом появилась новая: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ ГРАВИТАЦИИ».

Затем: «НЕ ПЕРЕДВИГАЙТЕСЬ!»

И сразу же вслед за ней: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ ПЕРЕВОДЯТСЯ НА ОБРАТНЫЙ РЕЖИМ».

В какой-то момент я почувствовал, что ничто вокруг меня и я сам не имеют никакого веса. (…)! флакончик с таблетками ИГ Барбен и кусочек таблетки, лежавший на столе, поплыли в воздухе.

Потом появилась надпись: «ПРИГОТОВИТЬСЯ К ПЕРЕВОРОТУ КОМНАТЫ».

Висящая на карданных подвесках каюта перевернулась. При таком состоянии полностью терялась ориентация, по крайней мере — у меня. Предметы, закрепленные на стенах, оставались на своих прежних местах, но все остальное повернулось вокруг своей оси.

Тут же заалела надпись: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ ПЕРЕВЕДЕНЫ В РЕЖИМ АВТОМАТИКИ».

И сразу же вспыхнули зеленые буквы: «ВРЕМЕННЫЕ ДВИЖИТЕЛИ РАБОТАЮТ В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ».

Корабль совершил какой-то немыслимый головокружительный скачок. По всему кораблю пронесся жуткий звук — нечто вроде звериного воя.

* Диктозаписывающее устройство, с помощью которого была воспроиз ведена данная книга, а также звукозапись, исполненная неким Монти Пеннвелом для изготовления удобочитаемой копии, равно как и переводчик, подготовивший текст, предложенный вашему вниманию, являются членами Лиги сторонников чистоты машинных текстов, одним из нерушимых принципов которой считается статья Устава Лиги, гласящая: «Вследствие чрезвычайно высокого уровня машин и руководствуясь стремлением не оскорбить их крайнюю чувствительность, а также с целью экономии предохранителей, которые, как правило, перегорают при подобных трудностях, электронный мозг машины, сталкиваясь в обрабатываемых текстах с ругательствами или неприличными словами и фразами, обязан заменять их определенными звуковыми или письменными знаками (зуммером или многоточием — (…)). Машина ни при каких обстоятельствах, даже если по ней колотить кулаком, не вправе воспроизводить ругательства или неприличные слова в какой-либо иной форме, кроме как звук зуммера или знак (…). Если же попытки принудить машину поступить иным образом будут продолжены, машине разрешено имитировать переход на режим консервации. Неукоснительное соблюдение данного правила потребовало встроить специальное приспособление во все машины, с тем чтобы предохранить биологические системы, к которым, в частности, относятся и люди, от возможности нанесения ущерба самим себе. (Примеч. волтарианского пер.)

После этого засветилась оранжевая надпись: «ЗАМЕДЛЕНИЕ УЖЕ СБАЛАНСИРОВАНО ВВОДОМ КОМПЕНСИРУЮЩИХ ПОПРАВОК. МОЖНО ОТСТЕГНУТЬ РЕМНИ. МОЖНО СВОБОДНО

ПЕРЕДВИГАТЬСЯ. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО».

Все идет хорошо, но только не у меня. Я чувствовал себя самой настоящей развалиной. Или еще похуже. В короткие периоды невесомости на меня накатывали приступы тошноты. Я вообще терпеть не могу невесомости. Наверное, я так никогда к ней и не привыкну. Невесомость самым странным образом действует на работу сердца и на мышцы, а сердце и мышцы у меня как раз были в таком состоянии, что вряд ли следовало проводить с ними какие-то дополнительные опыты.

Слабой дрожащей рукой потянулся я к поясу, чтобы ослабить его давление на желудок, и тут мои пальцы наткнулись на какое-то препятствие.

Это был конверт! Он все еще лежал здесь, подсунутый под ремни безопасности. Интересно, как он не выпал, когда я в судорогах метался по постели? Мысли в моей голове все еще путались, и обнаружение конверта внесло еще большую путаницу. Кто все-таки мог положить его в мой карман? На прощальном празднестве никто не вручал мне никаких конвертов. И тем не менее конверт был налицо. Цвет конверта свидетельствовал о том, что в нем содержится весьма срочная бумага, поэтому я решил, что пора наконец ознакомиться с ее содержанием. Когда я распечатал конверт, из него выпал медальон в виде пятиконечной звезды, напоминающий культовые медальоны. С обратной стороны на каждом из лучей были выгравированы едва заметные инициалы. В конверте имелось также письмо, на котором я не обнаружил ни какого-либо обращения, ни подписи. Но на нем были проставлены дата и время отправки, которое почти точно совпадало с временем нашего отлета.

В письме говорилось:

Вот тебе способ контроля, как и было обещано. Каждый из членов команды судна помечен буквами на соответствующем луче звезды с обратной стороны ее. Эти точки приведены в полное соответствие с капиллярными линиями твоего левого большого пальца, и только ты можешь пользоваться этим прибором. Нажатие с внешней стороны на угол звезды большим пальцем направит электрический разряд в мозг данного члена экипажа. Под воздействием электрошока он будет временно парализован. Нажатие на переднюю часть медальона одновременно с поглаживанием соответствующего луча звезды направит гипноимпулъс в мозг данного индивидуума.

Это послание призвано было, по-видимому, приободрить и обрадовать меня. Как-никак я находился в данный момент в космосе с командой нераскаявшихся пиратов, и у меня вполне могла возникнуть необходимость парализовать кого-либо из них или что-либо приказать им, пользуясь гипнотическим внушением. О, конечно же, я буду носить этот медальон на груди под мундиром. И никто не заподозрит о его существовании. Но общее состояние мое в тот момент было таково, что на всем белом свете не существовало такой вещи, которая способна была меня приободрить, а тем более обрадовать.

Я более внимательно пригляделся к звезде. Буква «С» в верхнем углу могла означать только капитана Стэбба. Мне нужно будет хорошенько запомнить и все остальные имена.

Я перевернул звезду. На лицевой ее стороне было изображение бога Ахнесса — того, которому молятся для противодействия тайным акциям, предпринимаемым против тебя. А потом я случайно перевернул и письменное послание.

Там содержалась приписка! Текст был явно написан левой рукой, чтобы невозможно было узнать почерк. Но я сразу узнал руку Ломбара Хисста!

Приписка гласила:

Ты, должно быть, подумал, что эта прощальная пирушка отличный способ продемонстрировать Великому Совету, что миссия отправилась, а заодно и поиздеваться над ними. В этом ты преуспел, хотя и прошел по лезвию ножа, едва не перебрав меру. Но, поскольку у Земли нет никакой возможности узнать об этой миссии, считаю, что секретность не нарушена, и приказ пока не будет приведен в исполнение.

Я почувствовал, что у меня от растерянности голова пошла кругом. Значит, Ломбар присутствовал на проводах? И что это за приказ, который пока не будет приведен в исполнение?

Дата и час, проставленные на бумаге, свидетельствовали о том, что конверт был опущен в мой карман в момент нашего отлета. Но ведь никто не приближался ко мне. Да Хисст никогда бы и не доверил такого письма кому-нибудь из команды. Нет, того он не сделал бы никогда. Так что же это за приказ?

И тут мне стало ясно, о чем идет речь. Хисст напоминал мне о приказе, который отдан им какому-то неизвестному лицу, убить меня, если Хеллер высвободится из-под моей опеки и все испортит удачным завершением миссии. Неужто на борту находится лишний пассажир, о котором никто не имеет понятия?

У меня снова начался приступ лихорадочной дрожи.

Я отстегнул все ремни. Мне следовало как можно скорее избавиться от послания. Я направился к дезинтегратору. Когда я потянулся к ручке его дверцы, длинная голубая вспышка соскочила с ее поверхности и ударила меня в руку.

Даже корабль этот наносит мне удары!

Я бессильно опустился на койку и заплакал.

Глава 3

Спустя еще двенадцать часов я уже чувствовал себя вполне сносно. Мне удалось проспать часов восемь, и хотя настроение мое по-прежнему было подавленным, я решил все-таки, что жить можно.

Примерно час или два я просто лежал и на все лады ругал ИГ Барбен. Я допустил даже святотатство и проклял Делберта Джона Роксентера, подлинного владельца этой компании, предпочитавшего действовать через подставных лиц, нажимая на скрытые кнопки контроля. Хотя я уже прочел множество литературы, поясняющей механизмы циклического воздействия наркотиков на организм, все эти научные биохимические термины выглядели как-то слишком отстраненно и абстрактно. Они ничуть не соответствовали тому, что с тобой происходит на самом деле, когда ты сам, своей плотью и кровью, вступаешь в физическую связь, входишь в прямое взаимодействие с этой гадостью. У каждого всегда в таких случаях хранится в резерве жалкий аргумент, что, дескать, «все это может произойти с другими, но со мной ничего подобного случиться не может».