Та, что будет моей (СИ) - Лель Агата

Позади стоял огромный, словно медведь, мужик, удерживая в каждой руке по пакету из супермаркета. Да в нем килограмм сто пятьдесят, не меньше. Здоровенный белобрысый гризли: грузный, неповоротливый.

Но не смотря на его габариты Вишневский был твердо намерен избавиться от мешающего элемента. Даже рискуя своими идеальными зубами.

— Шел бы ты, мужик, куда шел.

Мужик захлопал белесыми ресницами и перевел непонимающий взгляд на Веснушку:

— Аглая, это вообще кто?

Веснушка скинула со своего плеча руку Вишневского и, вздохнув, устало провела ладонью по лицу:

— Это Артур, мой… знакомый. Артур, это Валентин. Мой сосед и друг.

Тот самый Валя?

М-да, совсем не так он его себе представлял. Этому Вале только тушки освежевывать. Причем голыми руками.

Но не взирая на это элемент не переставал быть мешающим. И Вишневский, рискуя своим элитарным фейсом, кинул на человека-гору хмурый взгляд:

— Иди, Валя. У нас тут серьезный разговор с твоей соседкой.

— Аглай… — одно слово, а звучало как призыв к действию. Ручки пакетов тревожно затрещали в огромных кулаках.

Вишневский знал, что большие шкафы и падают громко, и настроение, кстати, благоволило как никогда, но драка закончилась не успев начаться.

— Иди, Валь, все нормально, — снова вздохнула.

— Точно?

— Точно.

— Ну, если что, зови, — предупредил он и, переваливаясь, скрылся за соседней дверью.

— А он всегда девушку свою бросает в подобных ситуациях? — кивнул ему вслед Артур. — Не дрищ, а все равно лох.

— Я сама ему сказала уйти!

— Послушный, значит…

— Что тебе нужно, Вишневский, а? Четыре года тебя не было и вот! Ты специально вернулся, чтобы мне жизнь испортить?

— Ма-ам, — в дверном проеме появилась лохматая макушка. Увидев Артура, девочка улыбнулась. — Привет.

— Привет, — поздоровался он, пытаясь понять, что чувствует теперь, узнав, что она точно его дочь. Опустившись на корточки, аккуратно дернул ее за тощую косичку: — Как дела, Кнопка?

— Я не кнопка!

— А кто же ты?

— Меня зовут Валюша! Но мама называет меня вишенкой.

— Милая, иди в дом, ладно? Тут дует, — засуетилась Веснушка, осознав, что дочурка сдала ее буквально с потрохами. — Я сейчас приду. Иди.

— А он? — с детской непосредственностью кивнула на Вишневского.

— А он уже уходит, — спровадив дочь, бросила на Артура полный бессилия взгляд.

— Вишенка, значит… — проговорил он вслух. — А теперь повтори еще раз, как сильно я тебе безразличен.

— Мне пора, — снова тяжелый вздох и не менее тяжелый взгляд. — Пожалуйста, не приходи сюда больше. И уж тем более не смей угрожать.

И ушла, закрыв за собой дверь.

Он постоял несколько мгновений в гудящей тишине лестничной клетки, улавливая отдаленные звуки жизни за чужой дверью, а после развернулся и ушел.

Ему нужно было хорошо обо всем подумать.

Часть 5

* * *

— Раскраска просто класс! Мам, смотри, мам! Ма-ам!

— Да, действительно класс.

— Поразукрашивай со мной.

— Правильно говорить "пораскрашивай". И давай чуть позже, ладно? Беги пока в свою комнату, скоро я позову тебя кушать, — испытывая угрызения совести, что спровадила дочь, Аглая закрыла дверь на кухню и, подойдя к окну, убрала занавеску. Осмотрела забитый соседскими машинами двор. Автомобиль Вишневского она узнала сразу, таких дорогих марок в их районе в жизни никогда не было.

Не уехал еще… Да и приезжал зачем? Чтобы своим появлением снова разбередить ей душу?

Она только научилась жить без груза прошлого, отпустила и смирилась. Ведь не нужна ему дочь, зачем она ему? Такому карьеристу с идеальной репутацией и дипломом о получении степени магистра в Гарвардском университете.

Он никогда не хотел детей, она об этом знала. И то, что ее он никогда по-настоящему не любил, она знала тоже. Нет, что-то безусловно было: симпатия, интерес, игра, но не то самое чувство, которого она от него ждала. Не смотря на полное понимание горькой действительности она все равно решила родить Валюшу и не было ни дня, чтобы она вдруг об этом пожалела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

О беременности она узнала довольно поздно, долгое время ее не смущали ни длительная задержка, ни отсутствие аппетита, ни утренняя тошнота. Все это она списывала на сильный стресс после его предательства и отъезда. Когда он уехал в Америку, она долго не могла прийти в себя, рыдая в подушку в своей комнате. И ведь понимала головой, что такой исход был неизбежен, что с самого начала не нужно было строить иллюзий, а глупое сердце все равно верило…

Потом купленный тайком тест на беременность, обострившийся токсикоз, признание матери в том, что ждет ребенка…

Она не сказала ей, кто отец. Никому не сказала. Хотя была уверена, что мама догадалась сама, правда, никогда своих предположений она вслух не озвучивала. Она не осудила ее и уж тем более не заставляла избавиться от ребенка, только лишь сказала: "ну что ж, значит, будем рожать". И Аглая родила. Ровно через девять месяцев крепкую девочку весом в целых четыре килограмма триста пятьдесят грамм. И понеслось: оформление пособий, молочная кухня, талоны в детскую поликлинику, потница, диатез, календарь прививок… Валюша практически не спала до года ночами, молодая мама ходила словно зомби, и счастливые фотографии одноклассниц, которые поступили куда хотели, совсем не добавляли ей оптимизма. На нее показывали пальцем.

Ее осуждали. Ее жалели. Задавали бестактные вопросы и строили предположения.

Конечно, отличница, приличная девочка и вдруг "принесла в подоле", ведь ни с кем же не встречалась даже! Особенно любопытные "доброжелатели" не исключали, что она обязательно повторит печальную судьбу своей тети. Но назло всем Аглая не расклеилась: едва Валюше исполнился год, сразу поступила на заочное, устроилась на работу в логистический центр и, подкопив, сняла квартиру в городе. Она со всем справилась и по праву гордилась собой. И была бесконечно счастлива, что не совершила непоправимую ошибку, ведь ее дочь — настоящее чудо, маленький вихрь, который перевернул ее жизнь вверх дном. Совсем как когда-то ее отец, который потом покинул страну, так и не узнав, что у него будет ребенок…

Признаться, было у нее несколько малодушных порывов все ему рассказать: сначала о беременности, когда только увидела две полоски, потом когда родила. Затем когда Валюше исполнился год. Но каждый раз ее останавливал разум — а какой во всем этом смысл? Даже она одна никогда не была ему по-настоящему нужна, о чем он открыто заявил своей матери в тот роковой вечер, а уж вместе с нежеланной дочерью не будет нужна тем более.

Зачем ему ребенок от какой-то дочери кухарки? Она приняла решение не унижать себя этим звонком. И ничего не рассказала. И почему-то совсем не думала о том, что когда-то он вернется и проявит интерес к ее жизни. Она была уверена, что он ее забыл, но, как вышло, нет… И она не знала, что обо всем этом думать.

Голова шла кру́гом: волнение, страх за будущее, за то, что вдруг он на самом деле захочет отобрать у нее дочь. И он сам… Она смотрела в окно на его машину и проклинала себя за душевную бурю, связанную с его приходом. За то, как отреагировало тело на его близкое присутствие, за воспоминания о тех нескольких днях, когда она еще позволяла себе наивно верить в сказку…

Неожиданный звонок в дверь заставил ее подпрыгнуть на месте и резко задернуть занавеску обратно.

Это он. Вернулся.

Выходил он из машины или нет?

Она настолько погрузилась в свои размышления, что упустила этот момент.

Первая мысль — не открывать! И тут же поняла, как глупо это будет выглядеть. Она уже не та Аглая, которую он когда-то знал, и та школа жизни, которую она прошла благодаря ему же, не прошла для нее даром.

Он может говорить, что хочет, запугивать ее как хочет — не сработает. И она обязательно найдет, что ему ответить.

Бросив в зеркало быстрый взгляд, она поправила соскользнувшую с плеча футболку, волосы и повернула ключ…