Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У вас не было сыновей? – спросил Корд.
– Нет, у меня только дочь, – ответил Барбук.
– Ваше счастье.
И Корд в немногих словах объяснил характер этого заболевания, которым страдают только мужчины, но которое передается исключительно по женской линии.
Мэт сочувственно смотрел на мусорщика. Барбук встал, молча кивнул и вышел.
Сейчас, глядя вслед внучке, перебегавшей площадь, Барбук решил в самое ближайшее время поговорить с ней. Но мысль о таком разговоре, необходимом и неизбежном, пугала его. Как сделать так, чтобы Лана приняла это известие с тем пониманием, к которому он сам пришел только после долгих мучительных раздумий?
Да, ее судьба ужасна. Но разве не ужасней в тысячу раз родить ребенка, зная, что он обречен на пожизненную неизлечимую болезнь, на непрерывные страдания. Конечно, могла родиться девочка – девочка не подвергнется опасности… но это только отсрочка… Ей, Лане, надо понять, что решение ЕКЛ не только разумно, но и гуманно. В таком решении одинаково заинтересовано и государство, ставящее своей задачей здоровье народа, и сама Лана, и он, ее дед, Великий Мусорщик Грон Барбук.
Глава шестая
Великий Мусорщик ошибался. Лана знала о решении ЕКЛ. Однажды ночью Лана проснулась, услышав рыдания матери. Она вскочила с постели и подошла к двери, ведущей в спальню родителей. Дверь была приоткрыта. Отец успокаивал мать, говорил ей какие-то ласковые слова, а мать, не отвечая, продолжала плакать. Лана вслушивалась в отцовский шепот, стоя босиком, в одной рубашке, и его волнение передавалось ей, хотя она никак не могла понять, о чем он говорит. Что-то о гемофилии, о какой-то бумажке. Насторожило ее упоминание доктора Корда, но она так и не догадалась, что речь идет о ней, да и само это странное слово “гемофилия” было ей неизвестно. Она вернулась к себе и долго не могла уснуть. Имя доктора Корда вселяло в нее безотчетный страх.
На другой день она рассказала о подслушанном разговоре своей подруге. Та была старше Ланы на три года. Она слушала Лану с тревогой и сочувствием. Ора тоже не знала, что такое гемофилия, но сочетание имени Корда с разговором о какой-то бумажке не вызывало у нее сомнений.
– Параграф тридцать семь…
Лана побледнела.
– Ты думаешь, они говорили обо мне? – спросила она испуганно.
Ора обняла ее и, прижавшись к ней, задумалась. Высокая, светловолосая, с зелеными, чуть раскосыми, озорными глазами, Ора вызывала у Ланы восхищение. Резкая, насмешливая с другими, Ора никогда не позволяла себе обидеть Лану. В ее отношении к девушке угадывалось нечто материнское, хотя это чувство, пожалуй, и не было ей свойственно.
– Бедная девочка, – тихо произнесла Ора.
Лана высвободилась из ее объятий, опустилась на пол и заплакала.
Ора задернула занавеску, открыла шкатулку, стоявшую на столе, достала пачку сигарет и закурила. Лана от удивления перестала плакать.
– Ты… куришь?
Ора криво усмехнулась:
– Погоди немного, закуришь сама.
Курение запрещалось и строго преследовалось в соответствии с Гигиеническим Уставом. Сигареты доставлялись в Лакуну контрабандистами, и за курение полагалось десять суток санитарно-исправительных лагерей.
– Что же со мной будет? – спросила Лана.
– То же, что и со мной, – усмехнулась Ора.
– Как? И ты… тоже? – изумилась Лана.
Ора засмеялась. Лана не знала того, что известно всем. Не знала потому, что все еще жила в своем почти детском мире. Ора понимала ее состояние, жалела ее, но вовсе не считала случившееся таким уж большим несчастьем.
В сущности, розовая бумажка из ЕКЛ освобождала женщину от множества тяжелых обязанностей, от заранее предначертанного существования – замужества, семьи, детей, хозяйства, кухни… Ора давно поняла, что все это ее ничуть не привлекает. Бумажка из ЕКЛ давала своеобразную свободу, самостоятельность, открывала возможности, недоступные замужним женщинам и составлявшие для Оры важную часть ее жизни.
Для Ланы та жизнь, которую вела Ора, была неизбежна, вернее, именно такая жизнь могла стать для нее единственным выходом. Вопрос заключался в том, сможет ли Лана принять ее так же легко, как в свое время Ора. Легко и даже с радостью.
Женщины, в отличие от мужчин, относились к запрету на супружество особенно болезненно. Многие уходили в специально созданные колонии, чем-то похожие на прежние монастыри, где вели бессмысленную, тоскливую жизнь. Другие оставались в семьях, нянчили чужих детей. Кое-кто находил свой конец в сумасшедшем доме. Случалось – вешались, топились, выбрасывались из окон.
Ора знала только один путь, который мог избавить Лану от чувства неполноценности, от ощущения собственной ненужности, путь, который избрала она сама: Лана должна пойти к Вэллу.
Конечно, не сейчас, не сразу. Лане надо созреть. Она должна прийти к Вэллу без малейших сомнений, готовая на все. Для этого потребуется время.
Когда Грон Барбук увидел из окна Лану, перебегающую через площадь, он не задумался над тем, куда и зачем она направляется. Он и не подозревал, как за полтора года переменилась его внучка. То, что Барбуку по привычке казалось детской шаловливостью, в действительности было уже чисто женским лукавством. Лана старалась не показать близким, особенно деду, открывшееся ей нечто, столь огромное и притягательное, что она подолгу не могла заснуть по ночам, полная неясных предчувствий.
Лана шла к Вэллу.
Это имя Ора произносила редко, но оно неизбежно подразумевалось во всех их разговорах, в которых Ора открывала ей то, чем жила сама и чем, как она была убеждена, предстоит жить Лане.
Вэлл, о котором Ора говорила “Он”, представлялся Лане то высоким статным парнем с черными как уголь глазами, то седым умудренным старцем с длинной белой бородой, с пронзительным взглядом обязательно черных глаз. Однажды он привиделся ей во сне деревом с раскидистой кроной, деревом-человеком. Он обнял ее своими ветвями, бережными, как руки матери, и произнес ласково, даже нежно:
– Все будет хорошо, девочка…
Иногда Лана спрашивала Ору: какой он, Вэлл? Кто он? Но Ора неизменно отвечала одно и то же:
– Увидишь. Придет время, увидишь.
Лана миновала площадь, узенькими улочками, застроенными двухэтажными домишками, выбралась на окраину. Город обрывался сразу – справа почти до самого моря тянулись оливковые рощи, а вдалеке виднелся силуэт крепости. Слева, километрах в двух от города, начинался лес. У самого края леса стоял небольшой хуторок, в котором жил некий Йорг, торговавший самодельными игрушками. Лана знала его в лицо, хотя ни разу с ним не разговаривала. Встречая этого высокого молодого человека, она испытывала какое-то странное смущение. Йорг при встрече с Ланой улыбался, но улыбка быстро сменялась взглядом таким грустным,
- Замок на песке. Колокол - Айрис Мердок - Проза / Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Три часа ночи - Джанрико Карофильо - Русская классическая проза
- Мне бы в небо - Татевик Гамбарян - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Память сердца - Александр Константинович Лаптев - Русская классическая проза
- Том 3. На японской войне. Живая жизнь - Викентий Вересаев - Русская классическая проза
- Вдоль дороги - Валерий Нариманов - Русская классическая проза
- Форель раздавит лед. Мысли вслух в стихах - Анастасия Крапивная - Городская фантастика / Поэзия / Русская классическая проза
- Том 7. Мертвые души. Том 2 - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- В открытое небо - Антонио Итурбе - Русская классическая проза