Лилия и серп - Юргис Балтрушайтис

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ЦАТУРИАНА

Он жил средь нас, тая в груди горячейСвятое пламя песни, в чьей тоскеНерасторжимой тканью сочеталисьЗемные сестры, Горе и Надежда,Звон вечера и утренней зари…Сын горечи, он шел со светлым сердцем,Предчувствием врачуя боль пути,И дух его, пекущийся о правде,Сквозь страх за жизнь лелеял веру в жизнь.Вот почему, у тайной грани гроба,Как сеятель в полях земли родной,Принес он кротко к житнице вселенской,В дар бытию, горсть зерен полновесных.Суровый рок вложил в его свирельПечаль армян в недоле вековой,И дух его возникнет вновь, как цвет,В тот час, когда из пепла вновь воскреснетАрмения, тот жертвенник, кудаОн возложил всю любящую душуИ грустный звон напева своего.

ПИСЬМО

I

Вся явь земли живому БогуИ звездной Вечности цветет…Час, обреченный на тревогу,И миг, что тишь забвенья пьет,Раскрыты тайною одною…Вскипев нежданною волною,Восторг и боль, вражда, любовьПоют в крови и молкнут вновь…Восторг — на миг, и скорбь — на годы!Сиротство сердца в смене лет,Упорный сев и чахлый цвет, —Вот неизбывный чин природы,Где беглый час ведет в векаНеутомимая тоска!

II

Здесь все тоскующее знанье,Что я собрал на нивах дней,Влачась, один, стезей изгнанья,Средь снов, обманов и теней…Но я приемлю жизнь без пениИ, славя трепет всех мгновений,Их скудный дар в груди хранюИ, зная слезы, верю дню…И уповаю непреложно,Что, как суровый час ни глух,К пыланью зорь восходит дух,И песня радости возможна,Хоть мне средь всех псалмов милейПризыв бездомных журавлей!

III

Есть в этом зове весть живаяВсему, что здесь, в слезах, в пылиПод ношей жизни изнывая,Не знает торжества земли!Вот почему в осеннем полеГрудь разрешается от болиИ реет дух — из мира лжи —За неземные рубежи…И пусть напевный плач вечернийПрольет на трудный путь людскойСвет умиленья и покой,Что в мире праха, мире тернийРаздумье скорбного челаЦветами юность обвила,

IV

Но полно мудрствовать лукаво…У жизни много светлых чаш,Где слита вся земная слава,И наше утро, полдень наш,Как знойный вихрь, взрываясь, рея,Лелеет нас, не вечерея.Пылает время, жизнь пестра,И в звездных искрах дым костра,Где мчит забвенье хороводы,И миг, что шумная волнаУ скал морских, не зная сна,Поет молитвенные оды,Как я, бездомный пилигрим,Как я, наперсник снов людских,Молюсь — пою у ног твоих.

МЕТЕЛЬ

(Отрывок)

Чу! Ширь глухая вдруг завыла!Вот зыбкий вихрь мелькнул в кустах,И, будто с жалобой унылой,Клубясь, гудя, взрывая прах,

Как белый призрак, мчится, пляшет,Вдруг длинный саван распояшетИ обовьет им кровли хат,И глухо-глухо бьет в набат…

Но сладость есть и в диком воеВдруг встрепенувшейся зимы,Как жутко-сладок шелест тьмы,

И любо сердцу роковое,В чьем сумраке безвестный часНад грозной бездной водит нас!

«Я гордо мудрствовал когда-то…»

Я гордо мудрствовал когда-то,Что беглый жар в людской душе —Лишь вечной цельности утрата,Лишь шелест вихря в камыше…

И сердце билось и черствело,Себя отняв от бытия,И вот в груди осиротелойЛишь боль проклятья мерил я…

А ныне я молюсь: НетленноВсе, что приемлет праха лик,И всей повторностью вселеннойМой жребий смертного велик…

СКАЗКА

У людской дороги, в темный прах и ил,Сеятель безмолвный тайну заронил…

И вскрываясь в яви, как светает мгла,Острый листик к свету травка вознесла…

Вот и длились зори, дни и дни текли,И тянулся стройно стебель oт земли…

И на нем, как жертва, к солнцу был воздетВ час лазурной шири малый алый цвет…

Так и разрешилось в пурпуре цветкаВсе немотство праха, дольняя тоска…

И была лишь слава миру и весне —Вот что скрыто, братья, в маковом зерне!

ЗАПОВЕДЬ СКОРБИ

Когда пред часом сердце нагоВ кровавой смуте бытия,Прими тревогу дня, как благо,Вечерняя душа моя.

Пусть, в частых пытках поникая,Сиротствует и плачет грудь,Но служит тайне боль людская,И путь терзаний — божий путь.

И лишь творя свой долг средь тени,Мы жизнью возвеличим мирИ вознесем его ступениВ ту высь, где вечен звездный пир.

И вещий трепет жизни новойВзростит лишь тот, скорбя в пыли,Кто возлюбил венец терновыйИ все изгнание земли.

БЕЗМОЛВИЕ

Я в жизни верую в значеньеМолитв, сокрытых тишиной,И в то, что мысль — прикосновеньеСкорбящих душ к душе родной…

Вот почему я так упорноИз тесноты на мир просторный,Где только пядь межи — мой дом,Гляжу в раздумии немом…

И оттого в томленьи духа,Благословляя каждый час,Что есть, что вспыхнет, что погас,

Безмолвный жрец, я только глухоМолюсь святыне Бытия,Где мысль — кадильница моя…

РАЗДУМЬЕ

Цвети, душа, пока не сжатыЗной дней отбывшие поля,—Пока не плачет боль утраты,Как зов бездомный журавля…

А там, в угрюмый час ущерба,Сквозным скелетом встанет вербаСредь пустоши без рубежа,Где лишь протянется межа,

Шурша редеющей щетинойИ раня слух, волнуя кровь —Средь мертвой чащи вновь и вновь

Зловещим звоном крик совиныйПри бледном зареве луныПронзит пустынность тишины.

BEШНИЕ СТРУНЫ

Раскрылся к цвету хмурый север,И снова зимний сон далек…То в синий лен, то в красный клеверСвои холмы пpocтop облек,

И грудь, дышавшая лишь болью,Дивясь полдневному раздолью,Его лазурь и зной, как мед,В забвеньи детском жадно пьет…

Пусть кубок пламени и звонаВ час жизни пенится полнейУ уст, познавших горечь дней,

И час ущерба, жребий стона,Преобразится в полноту —Как май, как яблоня в цвету!

ПРИВЕТ ИТАЛИИ

В седых веках шумели воды Тибра —Векам веков их пляску петь и впредьО славе жизни, в духе беспрерывной,Хотя и разной, в пестрой яви дней…Средь бурь, чьи вихри щедро гонит время,Не дрогнула таинственная нить,Связавшая в один великий жребийМеч Цезаря и белый крест Савойский,И средь лавин, что зиждут мир и рушат,Не пресекалась вещая стезяОт Пестума к святым садам Ассизи…Волшебным плугом, видно, к цвету взрытВесь Лациум, раз жертва не скудеет,И оттого незыблем Капитолий,Что мудрый зодчий клал его ступени…И от него, по замыслу его,В святое имя истины вселенскойВоздвиглась в мире, в глубь земли и к звездам,Италия, как некий строгий храм,Что строился и строится от векаТоскующим напевом пастухаСреди безлюдья пущи Апулийской,С душою Данте, думою волхва,Кривой киркой садовника ТосканыИ царственным резцом Буонарроти,Безбольною молитвою Франциска,А — тоже — грузным молотом АрнальдоИ темной кровью в поле боевом…Велик в красе дворцов своих и башенБессмертный Рим, но выше Рим незримый,Тот Дух, что двигал кистью ЛеонардоИ тайным чудом звездного огняПылал в живых виденьях Галилея…Италия, как в сердце Гарибальди,Он дышит в воле всех твоих сынов!И только в нем ты обретешь упорствоВ своих трудах, свершеньях и надеждахИ верный щит величью твоему,Тот щит, что был с тобой на древнем РейнеИ не изменит ныне на Пиаве…И не его ль, не дух ли вещий Рима,Далекие, мы чтим благоговейноВ часы, когда, волнуя сердце, снитсяТвой кипарис и серый ряд олив,И пиния, как жертвенная чаша,Воздетая за даром солнца к небуИ врытая глубокими корнямиВ земную грудь, как вечный образ твой?!

ДУХУ ЖИВОМУ — НЫНЕ И ПРИСНО