Страшные сказки. Брошенная кукла, Черное пятно, Девушка-призрак и др. - Сергей Долженко

– Вы, пожалуйста, не торопитесь. Дело свое заканчивайте, а я вам завтрак приготовлю.

Сели они оба перед моряком, лица на них нет, зубы дробь выбивают… А тот их вермишелью по-флотски угощает. Отказать не смеют, едят, давятся. А моряк еще подкладывает:

– Не стесняйтесь, вон сколько энергии потратили!

Дал им компотом запить, и любовника выпроваживает:

– Иди, – говорит, – долгая у тебя дорога.

Парень усмехнулся, посчитав моряка за труса, и нагло спрашивает:

– Ты меня за то накормил, что женку твою так хорошо обиходил?

– Нет, – отвечает моряк, – потому, что мне знакомый хирург говорил – на полный желудок любая рана смертельна.

И всадил ему кортик под пупок, по самую рукоятку.

Долго лежал парень в реанимации. Еле-еле жизнь ему врачи спасли. Сколько клятв он себе надавал, пока выздоравливал – и пить брошу, и курить, и по чужим женам бегать, трудом праведным заниматься начну…

Выписали его домой. А на улице весна, первыми цветами бабки торгуют, зелени зеленей не бывает… Но стал он своей клятвы придерживаться – больше рюмки, да и то по великим праздникам, не пьет; работать на стройку пошел – каменщиком; на скромной порядочной девушке женился. Живет новой жизнью, не нарадуется. И так у него гладко получается – ни разу не сорвался, ни разу прежних грехов не повторил.

Лишь некоторые странности ему покоя не давали. Стоит он, допустим, в очереди за разливным молоком, а в спину ему кто-то дышит тяжело, плечом острым наваливается. Терпит он, терпит, да поворачивается, чтобы замечание сделать. А перед ним мужик странный – шляпа на глаза надвинута, руки на животе сложены, пиджак на нем ветхий, листвой прелой пахнет… Перепугался он, раз сморгнул, другой, глядь, а перед ним не мужик, а тетка, стоит, улыбается:

– Поздновато на меня, сынок, заглядываешься, в матери тебе гожусь.

Через пару лет, едет он в автобусе., а рядом девушка сидит, молодая, вертлявая. Заговаривать с ним пытается. Усмехнулся он, вспомнив молодость свою непутевую. Но потом неладное заподозрил. Посмотрел на неё внимательно: юбка на ней коротенькая, из-под подола чашечки коленные выглядывают, желтые, в трещинках, а как улыбаться начнет, язык виден – черный, распухший.

Он к выходу, она за ним, он по улице скорым шагом, она не отстает – бойко так каблучками выстукивает… Насилу отвязался.

А жизнь идет своим чередом. Дети у них пошли. Хорошенькие, чудные, воспитывал их лучше любого отца. На работе бригадиром назначили, зарплату повысили – и всё так ладно получается: жена его любит, дети послушны, коллеги и соседи слова ему худого не скажут…

Сидит как-то вечером, журнал читает – жена, дети спят. Слышит стук в дверь, тихий, осторожный. Посмотрел на часы – время к двенадцати подбирается. Открывает – никого. Выглянул на площадку, может, кто балуется, – да нет, никого…

Вернулся, дверь запер, поворачивается, а в прихожей двое стоят. Веселые, молодые, улыбчивые – моряк и жена его.

Он стоит, глазами хлопает, а они ему:

– Не пугайся, мы ненадолго!

И переглядываются, и улыбаются.

Провел их в кухню, чаю предлагает, а у самого руки дрожат, мысли путаются.

– Как поживаешь? – спрашивают гости.

– С того разу праведно, – отвечает хозяин искренне. – Уже десять лет без греха.

– Каких десять лет? – издевательски моряк спрашивает. – С тех пор как я тебя убил, вот-вот девять дней минует!

– Быть не может, – отвечает бедняга. – Всё при мне.

И бегом в детскую. Включил свет, а на одной кроватке скелетик полурассыпавшийся лежит, на другой из-под одеяльца черепок выглядывает. Он в спальню, а там вместо штор паутина, по углам существа мохнатые с писком бегают, и нет супружеского ложа – гроб стоит, широкий, сплющенный, оттого, что доски гнилые от тяжести земли разъехались.

Хотел он к гостям дьявольским вернуться, сделал шаг, другой, но тут всё человеческое поплыло с него, рухнул он, и землей его и придавило…

Был бы кто в ту ночь на кладбище, только и заметил бы, как холм на его могиле просел от дождя и надгробие покосилось.

Шорох, скрип и стук

Стали в подвале одного из пятиэтажных домов твориться непонятные вещи. Подвал большой, и многие жители там деревянные сарайчики себе построили – хлам ненужный хранить, соленья на зиму ставить. И вот начали бояться туда ходить. То дверь не могут в подвал открыть, тянут, тянут на себя – никак, едва подастся, снова захлопнется, будто её изнутри держат. Наконец, откроют, а никакого шутника там и в помине нет. То замки кто-то с дверей посрывает, но взять ничего не возьмет. Днем, когда из подвальных оконцев свет брызжет, шум уличный проникает, еще ничего, а к вечеру звуки непонятные бродить по подвалу начинают, не поймешь, то ли вода в трубах клокочет, то ли стонать кто начинает за спиной…

Приехали как-то в гости к одному мужику из этого дома, да под вечер. Выпили, закусили, и послали хозяина за банкой соленых огурчиков. В подвальный сарай. Побоялся он в страхах своих признаться, накинул курточку, ушел и – пропал. А гости так подпили, что только под утро о нём и вспомнили. Спустились, а он лежит там в разорванной рубахе, весь исцарапанный, с топором в руках и мертвый. И по щепьям от досок видно было, как отбивался он от кого-то, да не отбился.

Проверила подвал милиция, ничего не нашла и засаду на ночь оставила. Троих милиционеров.

Спрятались они за трубы, сидят, поглядывают, да без толку – тьма такая, что без разницы, открыты у тебя глаза или нет…

Двенадцать миновало, час, и слышат они шорох, будто вдоль стены кто-то пробирается, да так явственно, что они почти видят страшный длинный силуэт. Замерли милиционеры, пистолеты из кобуры тянут… Второй шорох, третий… Слева заходят, справа, все ближе к ним… Милиционеры защелкали предохранителями, шорохи смолкли… и тогда вдали скрип раздался. Словно некто огромный в железных сапогах по железному полу шел к ним.

Волосы дыбом у милиционеров, мороз по коже, целятся они в темноту перед собой, и только дверь к ним распахнулась, такой стук над их головами раздался, точно кто пытался длинным стальным ломом их всех уложить, да промахнулся!

Весь дом проснулся в час ночи от бешенной пальбы в подвале. Когда приехала подмога, в живых остался один милиционер, да и тот ничего не мог сказать, поскольку лишился разума.

И было от чего! По результатам обследования выходило, что они просто напросто перестреляли друг друга.

А вот по какой причине, выяснилось значительно позже. Когда еще одна засада чуть не погибла таким же образом, но спаслись тем, что после шороха и скрипа, когда раздался стук, включили мощные фонари и увидели, что никого в подвале и не было!

Потом произвели там раскопки и в дальнем углу в подвальной жиже обнаружили три трупа. А жильцы вспомнили, что как-то слышали в подвале шум яростной драки. Но, как водится, никто на неё не обратил внимания, и даже милицию не вызвали. А те трое так и забили друг друга насмерть, лишь остались: от одного – шорох, от другого – скрип, да от третьего – стук.

Три копейки

Собрался один мужик на работу. Вышел из подъезда к своей «волге», только дверцу открыл, а к нему мальчик подходит:

– Дядя, отдай три копейки!

Зима стоит, ветер снег метет, а мальчик в шортах застиранных и рубашке с коротким рукавом.

– Отстань! – рявкнул мужик, сел в машину и укатил.

Хотя и богат был, и дом полную чашу имел, но нищим никогда не подавал. Из принципа.

Вечером с работы домой, а у подъезда опять тот же мальчик стоит и просит у него:

– Отдай три копейки!

Оттолкнул его грубо в сторону, зашел в квартиру, телевизор цветной включил, жена ему ужин подает… выглядывает случайно в окно, а мальчик тот стоит, мерзнет, видать, но не уходит. Как посмотрел, так и забыл. Только на следующее утро опять слышит:

– Дядя, отдай три копейки!

И так два дня подряд.

Не выдержал мужик, не три, а тридцать копеек кинул ему:

– И чтоб больше я не видел тебя!

Мальчик деньги подобрал, ушел, не сказав ни слова.

А на следующее утро опять стоит у подъезда:

– Дядь, отдай три копейки!

Шлепнул мужик его по заднице, сел в машину, к работе подъезжает, а мальчик его уже там встречает и робко просит:

– Отдай, дядя, три копейки!

Давал он ему и три копейки, и три рубля, ничего не помогает. Дело дошло до того, что лежит он в постели с женой, засыпает, а его за плечо холодная ручонка трогает. Открывает глаза, а перед ним стоит мальчик и шепчет:

– Отдай три копейки!

Смекнул он, наконец, что дело не в деньгах. Стал по бабкам-шептуньям бегать, а те говорят ему:

– Совесть смотри свою. Она хоть и наказание посылает, но и спасение дает.

И точно! Вспомнил он один давний случай, залез в свой школьный альбом, посмотрел фотографии и увидел на одной из них попрошайку! В третьем классе он вместе с дружками непутевыми отобрал у этого мальчика в школьном буфете три копейки! Полегчало на душе у мужика, а то и сон потерял, и аппетит.