Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты смотри, Чуня, за этой рябой. Как бы она у нас под амбаром не обосновалась…
— Я, бабонька, завтра попрошу Акентея слазить под амбар да все там оглядеть, — успокаивает ее Чуня.
Я, вслед за Чуней, тоже стараюсь успокоить бабушку насчет этой рябой курицы и обещаю ей непременно слазить завтра под наш амбар и все там осмотреть.
— Вот и хорошо, — говорит бабушка и продолжает рассказ о разбойниках: — «А то всех вас перережем, — говорит этот ихний атаман, — если хоть одно слово скажете о нас добрым людям». С тем и ушли.
Ну, старики, понятно, и молчат после этого. Как в рот воды набрали. Только плачут да ахают. А в субботу, когда вся семья съехалась с покоса, они и объявили обо всем, что у них приключилося. Обсказали все, как было. Ну, тут, понятно, все пришли в полное расстройство, особливо женщины. Шутка ли — безо всего остаться. Обзаводились-то годами.
На другой день Меркульев ни свет ни заря отправился в волость к начальству. Обсказал там все как следует, что ограбили его, догола обчистили. «Да кто вас ограбил-то?» — спрашивает его волостной начальник. «А из Шерегеша, — говорит ему Меркульев, — они заявились. Там, — говорит, — эти варнаки обосновались». — «Опять этот Шерегеш! Уж который раз, — отвечает волостной начальник. — Это, — говорит, — идринские каторжане с казенного завода бегут, так они у вас там и пошаливают. Вы сами, — говорит, — с ними ведите расчеты. А нам, — говорит, — это дело несподручно. Жизнь не надоела еще — в ваш Шерегеш соваться».
Я слушаю рассказ бабушки, и меня вдруг осеняет неожиданная догадка насчет бродяжки, который поселился в нашей бане. Почему он так долго смотрел сегодня на наш Шерегеш? Может быть, он тоже был в той шайке? Эта догадка кажется мне настолько убедительной, что я хочу поделиться ею с бабушкой. Но она опять обращается к Чуне с неожиданным вопросом:
— Чуня! А половики-то мы с тобой ведь не убрали. Так и оставили их на поленнице, за амбаром. Что же делать-то? Ах ты, беда какая!
— Да дождя-то не будет, бабонька. Вроде все пронесло.
— Какое там пронесло. Разве не слышишь, как погромыхивает. Того и гляди, польет. Придется ведь вставать да идти. — Бабушка с трудом поднялась и засветила лампу. — Того и гляди, сорвет их ветром да в грязь. Опять в пруд придется тащить. Ну совсем памяти не стало, — причитала она, надевая откуда-то появившийся в ее руках шабур.
Тем временем Чуня подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Со двора глянула на нас непроглядная тьма. Ослепительная вспышка молнии ярко высветила амбар, телегу против амбара и опрокинутое вверх дном ведро на крыльце. На небе что-то перекатывалось и рокотало.
— И как это я их забыла? Пойдем, Чуня, отнесем их хоть под крышу.
Тут бабушка убавила свет в лампе и вышла с Чуней во двор. Я остался один в пустом доме, в полутемных сенях, и сразу почувствовал себя беззащитным.
«Ушли… бросили меня, — с горечью думал я и тут же почему-то вспомнил бродяжку, который поселился у нас в бане. — Вот где страшно-то. А может, он и не в бане вовсе, а где-нибудь по деревне ходит?.. Может быть, он у наших ворот стоит?..»
При мысли об этом мне сразу сделалось страшно. И чем дольше я ждал бабушку и Чуню, тем сильнее росла уверенность в том, что бродяжка непременно стоит у наших ворот.
Вдруг резкий порыв ветра сорвал с крыльца ведро и с грохотом покатил его по двору.
— Бабушка! Чуня! — закричал я и вскочил на ноги, чтобы бежать на двор. Но тут яркая вспышка молнии ослепила меня, и раздался такой сильный удар грома, что лампа мигнула несколько раз и погасла. Оглушенный, я упал на постель, уткнулся в подушку и накрылся с головой шубой. Я забыл уж и бродяжку, и разбойников. Я все забыл, кроме одного — чтобы скорее пришли бабушка и Чуня.
Наконец на крыльце послышались возбужденные голоса, и почти одновременно зашумел сильный дождь.
— Ну, слава богу, успели. И как это я, старая, про них забыла, — говорила бабушка, зажигая лампу. — Ну, а ты-то как тут? Перепужался?
— Бросили меня, — захныкал я. — А он тут. У ворот стоит.
— Кто у ворот стоит? — встревоженно спросила Чуня.
— Да он. Бродяжка этот.
— Что ты, милок, опомнись, — сказала бабушка. — Это тебе от страха втемяшилось. Спит он сейчас, твой бродяжка, без задних ног. В нашей бане.
Вдруг ослепительная молния опять прорезала темноту. И почти сразу над самым нашим домом раздался оглушительный удар грома.
— Мне страшно! Я боюсь! — закричал я, падая на постель.
— Свят, свят, свят восподь Саваоф! — забормотала бабушка и начала поспешно крестить потолок, двери и углы сеней. — Не бойся, милый. Ничего не будет, только молитву читай. Как ударит молонья, ты сразу: «Свят, свят, свят!» Как гром грянет, ты опять: «Свят, свят». Не надо бояться.
«Свят, свят, свят! — повторяла она при последующих ударах грома. — Теперь уж ничего. Не страшно. И дождик, слава богу, пошел. Хлеба польет как следует».
При бабушке и Чуне мне уже не страшны ни гром, ни молния. Тем более что громыхало все реже и реже. Однако я все еще не мог удержать слез и, уткнувшись в подушку, продолжал хныкать.
— Да не плачь ты! Не плачь!.. В самом деле нехорошо вышло — оставили ребенка одного. Это я во всем виновата. Забыла про эти половики, пропади они пропадом… Ты уж не сердись на меня на старую, а я тебе про разбойников доскажу. Спать-то, поди, не хочешь?
— Нет, не хочу.
— Ну вот и хорошо. На чем мы остановились-то? Ах да… Поехал наш Меркульев в волость жаловаться, что ограбили его, а волостной начальник послал его обратно ни с чем. Сами, говорит, управляйтесь с этими разбойниками, а у нас, говорит, и без этого мороки много. С тем Меркульев и домой приехал…
Ну, тут собрались наши мужики. Поговорили, посудачили об этом, поахали всем обчеством и разошлись… Так бы и дальше терпели этих грабителей, если бы не наш дяденька Антип.
Дяденька Антип богатырь был у нас. Осилок! Все знали это. Идет он как-то раз весной вечерком по улице и видит: около Сычевых целая толпа народу. Одни борются, другие с двухпудовой гирей балуются, третьи за веревку тянутся. Увидели дяденьку и зовут его силенкой помериться. «Ну что ж, — говорит дяденька Антип, — давайте, — говорит, — потягаемся немного за веревочку… Беритесь с того конца, а я с этого». Схватились тут человек десять за один конец, а дяденька за другой. Уж они его и так, и этак. Куда там! Он как каменный. Ни с места. А потом взял да и потянул их. Они упираются изо всех сил, а он знай тащит их волоком по улице. Смеху-то сколько было. А опосля того взял у них гирю двухпудовую, помахал ею да через всю улицу в огород к Лупановым и забросил. Шутка ли такое дело!
Бабушка замолчала, как бы собираясь с мыслями. Воспользовавшись этим, я спрашиваю ее:
— А какой он был, дяденька Антип? Большой?
— Да не так чтобы уж особенно большой. Вроде Ефима Ларионовича или Григория Щетникова. Не больше. Только в плечах пошире… Раз поехал дяденька Антип на целую неделю на пашню. Вечером, после работы, выпряг коней, отвел их на ночь на траву и идет себе к стану. Вдруг навстречу ему три человека. Все хорошо одеты, обворужены. «Стой! — говорят. — Где кони?» Тут повел их дяденька Антип к лошадям. Забрали они у него пару коней, привели на стан, запрягли в его же телегу, а потом и советуются между собою, что им с дяденькой делать — пришибить его или живого оставить.
«Пусть он накормит нас сначала как следует, — решил один из них, видать, атаман ихний. — А там видно будет. Убить его мы всегда успеем. — А потом обратился к дяденьке Антипу и говорит: — Вари нам скорее похлебку! Да погуще! Хорошо накормишь — живого оставим».
«Ну, — думает дяденька Антип, — попал в переплет… Как кур во щи… Ладно, — думает, — двум смертям не бывать, одной не миновать».
Потом берет баранью лопатку, режет в котел мясо, чистит картошку, крошит лук, все как полагается. Наливает из лагушки в котел воду и ставит на огонь.
А разбойники следят за ним да все выхваляются. «От ваших кульчекских мужиков, — говорят, — никакого прибытка. Только из-за харчей к вам и наведываемся. То ли дело, — говорят, — в татарах, за Енисеем. Там не тот фарт. Вот заглянули мы там последний раз к одному хозяину, дай бог ему царство небесное. Чего только у него не было… Двадцать рысей, четыре выдры, шесть соболей, две лисицы черно-бурых, три шапки камчатского бобра, десять аршин сукна кармазинского, пятнадцать аршин парчи — по зеленой земле цветы серебряные, две шубы тонкого сукна на волчьем меху, опушены выдрой, не говоря о другой мелочи. Да денег без малого две тысячи. Вот это фарт был, не то что в вашем Кульчеке руки марать».
Ведут такой разговор, а дяденьку все торопят: «Тебе что, — говорят, — жизнь надоела, что ли, так долго валандаешься?» Тут вынимает этот ихний атаман свой нож, берет этим ножом из котла кусок мяса и пробует прямо с ножа. «Не готово, — говорит. — Вари еще! Да поторапливайся. Нам ждать тебя некогда». Тут дяденька Антип что-то смекнул. Притащил еще дров, пристроился рядом с этим атаманом и шурует под котлом. А атаман подождал немного и опять берет своим ножом из котла кусок мяса. Только поднес он нож с мясом ко рту, дяденька как стукнет его по руке. Атаман сразу запрокинулся и захрипел. А дяденька схватил котел с кипящей похлебкой и выплеснул ее прямо в лицо другому разбойнику. Третий видит, что ему несдобровать, бросился было бежать. Ну, куда там. Дяденька Антип схватил его и так ударил, что и дух из него вон. Вот как оборотилось это дело. Атаман, тот, конечно, сразу богу душу отдал. Третий, которого дяденька зашиб насмерть, оказался податаманьем. А второй — ошпаренный — остался живой. Но как бы не в себе. Ну, какой уж он после этого воитель. Тут дяденька погрузил их всех на телегу да и привез прямо в Кульчек.
- Игнатий Лойола - Анна Ветлугина - Историческая проза
- Ледяной смех - Павел Северный - Историческая проза
- Ермак. Покоритель Сибири - Руслан Григорьевич Скрынников - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Хан с лицом странника - Вячеслав Софронов - Историческая проза
- Кугитангская трагедия - Аннамухамед Клычев - Историческая проза
- Зимняя дорога - Леонид Юзефович - Историческая проза
- Царь Ирод. Историческая драма "Плебеи и патриции", часть I. - Валерий Суси - Историческая проза
- Мессалина - Рафаэло Джованьоли - Историческая проза
- Богатство и бедность царской России. Дворцовая жизнь русских царей и быт русского народа - Валерий Анишкин - Историческая проза
- Опасный дневник - Александр Западов - Историческая проза