Расплатиться свинцом - Марина Серова

Народ, пришедший проводить Васю в последний путь, подобрался самый разношерстный.

Здесь были и какие-то замшелые личности запойного вида, и бесстрастные престарелые бабки в платочках с жилистыми руками, сложенными на животе, — очевидно, люди, знавшие Довженко в самую давнюю пору его жизни, в советские еще времена.

Их оттеняли суровые и деловитые люди среднего возраста, по лицам — типичные милиционеры. Очевидно, сослуживцы пришли проститься с бывшим коллегой. Этот контингент держался скученно, в лишние разговоры не вступал, хотя, если требовалась помощь — принести стулья, убрать мебель с дороги, — немедленно включался в процесс.

Наконец, самый пестрый вид имела довольно многочисленная группа молодых девиц, одетых подчеркнуто просто, даже подчас чересчур — ну кто сейчас носит такие шерстяные кофточки с костяными пуговицами? Можно подумать, что в моду вошла одежда времен фильма «Я шагаю по Москве». Мне даже показалось, что девочки решили замаскироваться, но чуточку переборщили, перетряхивая сундуки родственников и выуживая оттуда траченную молью одежку.

А вот и мой знакомый! Хорошо, что сегодня я уложила волосы по-другому и чуть завила челку. Да и косметика была подобрана в тон платью — строгие, темные тона. Человек, который видел меня всего один раз, не узнал бы меня, по крайней мере с первого взгляда. Тем более если у него нелады со зрением…

Персонаж в очках с квадратными стеклами стоял в отдалении с двумя женщинами маленького роста, почти лилипутками. Обе были в одинаковых черных платочках с кружавчиками, из-под которых у одной выбивалась темная, как воронье крыло, прядь, а у другой торчал завиток волос, безжалостно выбеленных гидроперитом.

Вдова сидела возле гроба в окружении родственников. Полная дама, немного похожая на Вупи Голдберг в негативном варианте, держалась чинно, без истерик, но было заметно, что горе подкосило ее не на шутку.

И лишь один раз за весь день ее лицо изменилось. Это произошло в тот момент, когда к вдове Довженко приблизилась высокая красивая женщина, подъехавшая за пять минут до выноса тела.

Дама была, что называется, «утренний сон подростка» — лет тридцати пяти, в прикиде популярного в этом сезоне стиля «гестапо» — все черное и обтягивающее с головы до ног, кажется, от Тьерри Мюглера. Я затруднилась определить даже приблизительную стоимость туалета, наверняка он равнялся стоимости ее же «Мерседеса», с трудом протиснувшегося в узкие ворота довженковского двора. Впрочем, накидка, покрывавшая плечи дамы, как мне показалось, стоила еще дороже. И не спрашивайте меня, почему показалось, все равно не отвечу. Просто так чувствую — и все.

При виде этой персоны вдова Довженко как-то сразу подобралась, съежилась и в секунду растеряла весь свой магнетизм центра ситуации. Все смотрели в этот момент на вновь прибывшую красавицу в черном, сама она немигающим взглядом уставилась в глаза вдове, а госпожа Довженко старалась не смотреть вообще никуда, и ее глаза бегали из угла в угол комнаты, как попавшие в ловушку кролики.

Не сказав ни слова, дама открыла сумочку, достала оттуда толстую пачку крупных купюр и протянула ее Довженко. Та взяла и уже собиралась что-то сказать, но незнакомка отрицательно покачала головой и так же молча удалилась. Я не преминула заметить на ее пальце платиновое кольцо с изумрудной змейкой. Сколько интересных персон собралось на похороны рябого Васи!

— Это кто? — сквозь зубы поинтересовалась я у Симбирцева, кивая подбородком вслед даме, удаляющейся среди почтительно расступившейся публики.

— Это? Первая жена Васьки, — со смешком ответил Симбирцев. — Сейчас она, конечно, на все «пять», но, когда они поженились, поверишь ли, глаз остановить было не на чем. Да-а, я всегда говорил, что чем старше, тем лучше. И чего некоторые мужики находят хорошенького в сопливых девчонках? С ними даже и поговорить не о чем. Вынь да положь, и чтоб не особо приставал…

— Ага, — рассеянно кивнула я. — А чего же они развелись-то?

— О-о, — протянул Симбирцев, — это целая история. Жанка — ну, Васькина первая жена — была филологиней. Романо-германский, все такое. Работала переводчицей в каком-то институте. А Васька после армии в ментовку подался и, надо сказать, быстро продвинулся.

Симбирцев не успел досказать. Катафалк уже подъехал, похоронная бригада явно спешила и действовала чуть быстрее, чем следовало.

На прощание во дворе — гроб установили на табуретках — ушло от силы минут пять. Наверняка рабочие похоронной конторы управились бы и быстрее, но им все равно пришлось бы ждать, пока катафалк выедет из ворот, чтобы дать дорогу «Мерседесу» Жанны.

Первая жена Василия Ивановича Довженко, кажется, даже не посмотрела на гроб. Вручив деньги вдове, Жанна быстро села в машину, и хоронили моего клиента уже без участия дамы с платиновым перстнем.

* * *

— Леня Симбирцев говорил мне, что вы встречались с Васей в тот роковой день, — низким прокуренным голосом проговорила Вера Ефимовна Довженко.

Я кивнула.

Сидя в кресле перед вдовой своего бывшего клиента на следующий после похорон день, я чувствовала себя неловко: ведь Симбирцев так и не поверил до конца, что я не могла предотвратить смерть Довженко, поскольку в этот момент меня уже просто не было рядом. Симбирцев думал, что я что-то скрываю, и предпочитал не вдаваться в подробности, оставив их на моей совести.

Как ни странно, он воспринимал возможность подобного поворота дела как нечто само собой разумеющееся, и его отношение ко мне отнюдь не изменилось.

Но мне от этого было не легче, и я твердо пообещала себе разобраться в перипетиях гибели моего клиента и доказать — и Симбирцеву, и самой себе, — что мое профессиональное достоинство по-прежнему вне подозрений. Сознавая всю двусмысленность своего положения, я взялась за расследование.

После похорон (но перед поминками, так как русский народ подчас позволяет себе за поминальным столом как следует расслабиться, чтобы снять напряг) я попросила Симбирцева представить меня вдове и попросить о визите. Мне достаточно было сказать, что я выполняла конфиденциальное поручение ее покойного супруга, и Вера Ефимовна тут же назначила встречу на вторую половину следующего дня — с утра она намеревалась вновь посетить кладбище.

— Вы можете рассказать, в чем состояло ваше… э-э… поручение? — осторожно осведомилась Вера Ефимовна. — Я понимаю, что вопрос щекотливый, но не исключено, что вы могли бы пролить свет на некоторые обстоятельства. Дело, сами понимаете, какое…

Я снова утвердительно кивнула и, попросив разрешения закурить — Вера Ефимовна тут же пододвинула мне одну из многочисленных пепельниц, стоявших по разным углам квартиры, — сказала:

— Я сопровождала груз. Маленький такой груз. Нечто, умещавшееся в коробку из-под испанского печенья. Знаете, такие пачки книжного формата? Сейчас ими все мини-маркеты завалены.

— Да-да, — произнесла Вера Ефимовна, внимательно меня слушая. — Я купила как-то раз. Не понравилось. Слишком много красителей.

Вдова Довженко была одета в старомодное темно-коричневое платье с широким черным поясом. На ее шее при каждом повороте головы моталась толстая нитка крупных жемчужин в два ряда.

Приглядевшись, я заметила некоторый допустимый для траура минимум косметики — слой пудры был уложен не очень ровно — и, не без удивления, — завивку. Могу поклясться, что вчера ее волосы были прямыми, так что Вера Ефимовна явно заглянула в парикмахерскую либо по пути на кладбище, либо после посещения свежей могилы супруга. Любой из этих вариантов был для меня весьма показательным — на самом деле Довженко не так уж скорбит об усопшем-убиенном, как следовало бы. А значит… Что именно это значит, мне и предстояло выяснить в ходе расследования. Может быть, у несчастной вдовы нервный срыв, и с ней вообще лучше сейчас не разговаривать?

— Что было в коробке, вы знаете? — спросила меня Вера Ефимовна.

— Нет. Мои обязанности охранника заканчивались в тот момент, когда груз был помещен в сейф. Так мы заранее договорились с вашим супругом. Я получила гонорар и покинула номер. Это произошло в 12.45.

— Ровно в час его убили, — поджав губы, сказала Вера Довженко.

Подтолкнув к себе пачку крепких шведских ментоловых сигарет, она кончиками ногтей уцепила за фильтр одну из них и, закинув ее себе в рот, поднесла зажигалку, тычась концом сигареты в сердцевину пламени.

— Сейф был пуст, — проговорила она после двух затяжек. — Получается так, что вы охраняли груз не только для моего мужа, царствие ему небесное. Нет-нет, вы не подумайте, что я вас подозреваю. Рекомендация Лени Симбирцева многого для меня стоит. Тем паче, у вас наверняка есть что-то вроде алиби?

— В общем, да, — подтвердила я. — Уходя из гостиницы, я зашла в расположенный на первом этаже магазинчик и за пять минут до перерыва — как раз в час — перемерила пять блузок, ни одну не купив. Разумеется, меня запомнили. Наверное, я похитила у девушек несколько минут от обеда. Такое не забывается.