Развод. (не) Говори прощай (СИ) - Сати Стоун

пиджак. Её хрупкая фигура. Её лицо…

Не верю. Чтобы Ильдар с ней?!.

Разглядываю фотографии против воли. Они в ресторане. Сидят за столом. Светлана держит Ильдара за руку. На следующем фото он обнимаются. И на другом. А на этом изображении они… целуются. Боже, не может быть… Они целуются! Видно плохо, но всё равно видно, что они стоят посреди ресторана и целуются прямо на людях!

Закрываю глаза. Больно. Так больно. Так невыносимо больно…

Теперь понятно, из-за чего была драка. Понятно, почему Алишер и Ильдар не помирились. Этого не хотела Светлана. Конечно, лучше держать любовника подальше от семьи, а сама…

Боже, пусть Ильдар сейчас скажет, что пошутил! Что это такая дурацкая, глупая, страшная шутка!

Или лучше даже, если я сейчас проснусь. Проснусь и пойму, что увидела самый страшный свой кошмар! А проснувшись, побегу к матери, как в детстве! Она меня пожалеет, приласкает, утешит. А потом придёт брат и скажет, что ото всего на свете меня защитит и никому в обиду не даст, потому что я — его маленькая любимая сестрёнка.

А утром к нам придёт в гости Ильдар. И я пойму, что мне снова двенадцать, снова буду смотреть на двух невозможно красивых юных мужчин — моего брата Алишера и его лучшего друга Ильдара. Они снова — не разлей вода. Им снова по двадцать два. Оба настолько великолепные, что аж дух захватывает. А никакой Светланы никогда не существовало. Никогда…

Бегу к матери…

— Мама! Мама!..

Рыдаю. Хочу вырыдать всё своё неизбывное горе. Мне двадцать, но плачу как двенадцатилетняя. Бегу, спотыкаясь о собственные ноги.

— Мама!..

Мама и папа в Большом зале, готовятся к приходу гостей. При виде меня у мамы бледнее лицо.

— Что с тобой, радость моя? — обнимает мама ласково.

Вижу, как подходит Алишер. Он должен всё знать, хотя мне труднее всего произнести такое родному брату.

— Диля, что случилось? — беспокоится Али.

— Пойдёмте в мой кабинет, — решает отец.

Плачу всё дорогу, пока меня ведут. Нет сил остановить слёзы. И говорить никаких сил нет. Просто отдаю отцу телефон. Пусть сами всё видят…

Глава 7. Светлана

Наше время…

_

Сижу одна в квартире. Слёзы текут беспрерывно в три ручья. Успокаиваю себя, но тщетно. От моей жизни остался лишь пепел, хотя вот полчаса назад казалось, что она только начинает расцветать.

На мне нет вины, никакой, даже самой малой. Всю жизнь я была честна перед мужем и на одного него лишь смотрела, как на идола. Так за что он обошёлся со мной, как с недостойной женщиной?! Ключи бросил на пол, словно мусор какой-то. С отвращением на меня глядел, будто на грязь. А я ему чистой досталась и душой, и телом. И даже в мыслях ни разу плохого о нём не подумала. Разве поступают так с любимой женой?

Или он лгал?..

От знакомых наслушалась всякого. Бывало, рассказывала мне Нурия, тётя Алишера, про то, что, коли мужчина изменяет, то это не грех совсем, и терпеть надо. Готовила она меня подобным образом к семейной жизни. Но мне и слушать-то такое было противно!

Семья — это семья. Мы с Алишером в этом смысле были абсолютно одного мнения. И никогда я не подумала бы на него, что он с кем-то…

Нет… Нет. Не может быть. Мужчины ведь скрывают от жён свои грехи, прячут, а не уходят неизвестно куда посреди ночи, хлопнув дверью.

Где его теперь искать? И надо ли?..

Сердце не выдерживает. Звоню. Мужу звоню, любимому.

Не берёт трубку.

Звоню второй раз — «абонент не в сети». Выключил телефон.

Неужто наказывает меня?

А если вспомнить, как он в лице изменился после моей радостной вести: как побледнел, осунулся, как отскочил в тот же миг, будто от проказной… Это что получается?.. Он ребёнка испугался? Но это же наш ребёнок! Наш! Долгожданное дитя! Кровиночка родненькая! Что тут испугать могло?

Ответственность?.. Хлопоты?..

Сейчас у Алишера трудный период. Карим Маратович уже лишь номинально присутствует в документах компании, но все дела на Алишере. А это тяжкая ноша. Он сам признавался, что порой ему нелегко справляться, что многое терпеть приходится и крутиться всеми возможными силами. Да и новые проекты сейчас активно строятся. Алишер из одной командировки в другую скачет — всё сам проконтролировать хочет, чтобы отца не опозорить, чтобы семейный бизнес процветал. Пусть и трудно, но он своё дело знал и преумножал.

Значит, просто ребёнок перестал входить в его планы. А мне побоялся об этом сказать, зная, как мне важно стать мамой. Это же моё женское предназначение — растить деточек. Я всегда хотела большую семью: двое детишек минимум, и трое — не предел. Только бог ни одного не дал…

Я осеклась.

Что я говорю?! Как смею такие вещи при живом ребёнке говорить?! Он ведь даже мысли мои слышит, все до единой!

Прости меня, мой ангел. Я всё для тебя сделаю, даже если совсем одна на свете останусь. Это просто усталость и нервы меня так вымотали…

Доктор просил не волноваться, но как это сделать, если каждый уголок дома, нашего с Алишером дома, напоминает о любви, о семье, которых больше нет? Смотрю, и глазам больно. Всё, всё здесь наше, до последнего штришка, до самого укромного уголка. С каждым предметом что-нибудь обязательно связано. Как теперь всё это видеть?

А в спальню и подавно боюсь ходить. Что мне там делать без мужа? Мы любили друг друга так, как никто и никогда на этой планете, а сейчас вся жизнь в осколках…

Не могу я тут. Тесно. Душно. Мука смертная. Чем дольше я здесь нахожусь, тем мне хуже. И маленькому моему тоже плохо, когда я страдаю. Стало быть, не нужно нам тут находиться. Лучше уйти.

Иду по гостиной в каком-то бреду. Ноги ватные. В висках пульсирует.

Только не волноваться. Нельзя волноваться.

Документы. Надо взять документы. Зарядку для телефона. Какую-то одежду…

Что ещё?..

Не могу сообразить.

А куда я ухожу?

Неважно. Это неважно, потому что главное — просто уйти. Прямо сейчас, иначе меня разорвёт на части от горя.

Собираю что попало, не глядя. Через порог спальни даже не ступаю. Больше это не моя спальня. Больше нет у меня родного дома. И мужа нет. И семьи.

Но у меня есть мой внутренний свет, моё дитя, моя бесконечная радость, ради которой я должна жить, несмотря ни на что.

Пакую сумку. Что-то вываливается из рук. Поднимаю. Опять