Кольцо с сердечком (сборник) - Виктор Фролов

Первым ощущением Смыслова после рассказа Анжелы явилось отчаяние. Ну, чем поможешь человеку, который ничегошеньки о своём прошлом не ведает! Ладно, станция метро, возле которой она оказалось, очевидно, «Кропоткинская». И это – всё! В каком из многочисленных окрестных переулков нашли себе пристанище Анжела и её родители, как узнаешь? Но такой уж у него характер – чем сложнее загадка, тем она притягательней. Хочется погрузиться в её решение, найти какую-нибудь ускользнувшую от других мелочь, зацепку. Потянуть за кончик и – размотать клубок.

Анжела умолкла. Её широко раскрытые карие глаза с надеждой следили за реакцией собеседника. Уловив едва заметные изменения, происшедшие в выражении его лица, женщина с готовностью предложила:

– Задавайте мне любые вопросы, я отвечу! Может быть, это окажется полезным…

– Ладно, попробуем. Ничего другого ведь не остаётся! Для начала пересядьте-ка вот в это мягкое кресло, – указал он в угол кабинета. – Вот так, хорошо. Устраивайтесь в нём удобнее. Закройте глаза и расслабьтесь. Не торопитесь отвечать на заданные вопросы, хорошенько покопайтесь в памяти.

Начнём. Как Вам кажется, в том месте, где вы с родными проживали в детстве, морской берег был песчаным или каменистым?

– Точно помню, что по пляжу трудно было ходить из-за камней, папа носил меня на руках.

– Была ли станция железной дороги в том населённом пункте, или до неё надо было добираться другим транспортом?

– Когда мы собрались в дорогу, то до перрона от дома шли пешком. Я хныкала, что устала, но отец нёс чемодан и поэтому велел идти самостоятельно. А потом состав долго-долго шёл по насыпи вдоль берега.

– Помните, с какой стороны по ходу поезда из окон Вы видели море?

– Кажется, с левой. Да, с левой, точно! Я тогда всё время выходила из купе в коридор, полюбоваться им, а мама ругалась, что мешаю другим пассажирам.

– Так, кое-что уже ясно! Ваш дом, скорее всего, находился на Черноморском побережье Кавказа. А как звали родителей, какими они Вам запомнились?

– Папа – Георгий, а мама – Людмила. Папа был очень высокого роста, худощавый. Он носил тонкие полоски усиков по краю губы. У мамы были светлые волосы и голубые глаза.

– Значит, Вы – в папу. Впрочем, взрослые всегда запоминаются детям высокими. А что-нибудь ещё о родителях можете вспомнить, ну, какие-то особые приметы, привычки?

– Мама сильно тревожилась и даже часто плакала, когда отец, куда-то ненадолго уезжая, оставлял нас одних. А у папы были татуировки, но какие именно, я не могу сказать. Мне запомнилось лишь, что на одном из пальцев правой руки было выколото кольцо с сердечком. А на кисти левой руки между большим и указательным пальцами – наколка из трёх букв. Я как раз училась их различать и складывать слова. У меня выходило – «Шар». Только вот, не знаю, какой смысл в этом сочетании.

– Обычно на таком месте пишется имя. Или… или прозвище. Возможно, за это можно и ухватиться. Я попробую. – Смыслова охватил азарт, так как почудилось, будто какое-то построение в голове начало вырисовываться. Не желая понапрасну обнадёживать Анжелу, он простился с ней и наказал позвонить ему через пару дней.

Когда же женщина ушла, порывшись на полке с книгами, отыскал нужную брошюру – монографию о татуировках преступного мира. Ну, так и есть! Вот оно – «кольцо с сердечком» – изображение перстня с символом одной из карточных мастей – «пикой». Как сказано в примечании, визитная карточка профессионального картёжного шулера. А «Шар», должно быть его кличка. Это уже кое-что!

Вот тогда-то он и полез в старую записную книжку. У кого ещё можно узнать о предполагаемом картёжнике по кличке Шар, если не у «бобо Джафара»!

* * *

– Ну, заходи, заходи, Андрей! Казавшийся ещё более погрузневшим, великан огромной ладонью легонько подтолкнул гостя в спину. Знаю, что по делу приехал, не так просто, навестить старика, поэтому давай сразу в кабинет.

Большая квартира в новом доме на улице Сталеваров была обставлена не броско, но всё свидетельствовало о немалом достатке хозяина.

…Выслушав просьбу Смыслова, Горенблат обещал, не затягивая, навести справки, и слово своё сдержал. Уже следующим вечером Андрей Павлович знал, что в июле 1985 года в Москве, при выходе из ресторана «Арагви», был застрелен известный «катала» Георгий Шароба, по кличке Шар, незадолго до того скрывшийся от партнёров с крупной суммой денег из населённого пункта Гудаута, где до того проживал с семьёй. Вместе с ним случайной пулей была тяжело ранена женщина, по-видимому, его жена Людмила, о дальнейшей судьбе которой информатор ничего сообщить не смог.

Таким образом, настоящая фамилия Анжелы с большой степенью достоверности была установлена, а также получена важная информация для организации дальнейших поисков её матери. Первое, что пришло в голову в этой связи – заглянуть на сайт телепрограммы «Жди меня». Как-то раз, находясь в гостях, он стал невольным зрителем этой передачи, и здесь, кстати, вспомнились слова ведущего о том, что поиски пропавших складываются удачно в том случае, если в них заинтересованы обе стороны.

Введя в поисковую систему известную ему теперь фамилию, он тут же получил на экран монитора следующий текст: «Люсьен Гарсиа, проживающая в Испании, ищет дочь Анжелу Шароба, потерявшуюся в Москве в возрасте пяти с половиной лет». Дело оставалось за малым, сообщить в редакцию телепроекта координаты Анжелы.

Удовлетворённый результатами, Смыслов набрал номер «мадам Джули» и отчитался в своих успехах.

– Вот видишь, да ты самый настоящий сыщик! И почему это до сих пор не откроешь своё частное детективное бюро? – услышал он в ответ знакомый напевный голос.

– Наверное, теперь стоит об этом подумать, – скромно ответил старой подруге Андрей Павлович.

Министр

Начался апрель, но настоящая весна почему-то не приходила. Всё ещё держались ночные заморозки, а днём совсем по-зимнему валил снег. Редкие солнечные деньки со странной неизбежностью сменялись ненастными.

В тот день с утра все информационные радио– и телепрограммы как главную новость дня подавали сообщения о добровольном уходе со своего поста главного полицейского одного из крупных регионов страны. Бесчинства, учинённые теперь уже бывшими подведомственными ему низовыми работниками, арестованными по тяжкому обвинению, сначала привели к замене их непосредственных руководителей и даже смене вывески учреждения. А вот теперь и главный их начальник, скорее всего не без подсказки из Центра, написал рапорт об увольнении со службы.

Смыслов, принципиально избегавший просмотра телеящика, по давней привычке лишь раз за вечер ненадолго включал информационную программу одного из центральных каналов, а объективности ради несколько раз за день просматривал ленту последних событий в мире на хорошо осведомлённом Интернет-сайте и прослушивал новости на волне популярной FM-радиостанции, тужащейся казаться независимой и непредубеждённой. Вот и сейчас, глядя на экран монитора, он не удержался и зачитал вслух, для помощника, сообщение об отставке регионального силового министра, добавив при этом:

– Вот значит, как закончилась его карьера. А хозяина-то своего он всё-таки пересидел на целых два года!

Сергей, готовившийся как всегда скрупулёзно доложить о добытых им материалах по очередному делу, обстоятельства которого их частное сыскное бюро пыталось прояснить, укоризненно взглянул на шефа. Настроившись на определённое занятие, он не любил, чтобы его сбивали с мысли. Такой уж обладал чертой характера: не доведя до конца начатого, не брался за что-то другое. В целом прекрасное свойство всё же иногда служило помехой в расследовании, если внезапно вырисовывались новые обстоятельства, требующие незамедлительной проработки. Но, в конечном счёте, Смыслов был доволен своим помощником и младшим партнёром.

– Вы как-то помянули этого человека, Андрей Павлович. Говорили, что даже где-то встречались с ним. Но никаких подробностей при этом не сообщили, – из вежливости всё-таки переключился он на затронутую Смысловым тему.

Помимо массы других замечательных качеств, Сергей обладал также и феноменальной памятью.

– Да, как всегда ты прав, Сергей! Когда мы только начинали наше с тобой совместное предприятие, мне встретилось в газете знакомое имя, чем я тогда и поделился, упомянув, что однажды мне довелось контактировать с этим господином. Поскольку к нашим тогдашним проблемам тот случай касательства не имел, ограничился лишь констатацией самого факта.

– А в чём, если не секрет, было тогда дело?

* * *

Помолчав с минуту, собираясь с мыслями, Смыслов развернул кресло спинкой к столу и начал рассказ:

– Встреча наша состоялась примерно за год до того, как этого чиновника назначили министром. Если мне не изменяет память, случилось это в 1997 году. Как тебе известно, в то время я работал старшим научным сотрудником одного из клинических отделений Московского института психиатрии. Так вот, тогда ко мне с просьбой обратился коллега по работе, профессор Ткач. Дело в том, что он получил телеграмму от двоюродного брата, отдыхавшего в санатории на Кавказских минеральных водах, в которой тот умолял срочно приехать в связи с возникшей, как выразился родственник, «непонятной ситуацией». Сам же профессор был чрезвычайно занят – готовился к выступлению на пятом Всемирном Конгрессе по биологической психиатрии, который вскоре должен был состояться в Ницце. Ткач, с которым мы были на короткой ноге, убеждал меня отправиться на Северный Кавказ вместо него.