Ночная радуга - Евгения Михайлова

Артем вошел в мою жизнь сразу как главный мужчина судьбы. Мне было двадцать пять лет, я уже шесть лет была в несчастливом, жестоком и безусловно трагическом замужестве. Давно растеряла радость и смысл легких, красочных флиртов, забыла о безмятежности свиданий, за которые не нужно платить страхом, болью и тоской. Я внутренне сжималась, когда при мне произносили слова «любовь», «семья», «мой муж», «моя жена». Для меня это были синонимы обреченности, это была моя казнь и тюрьма. От мужчин шарахалась, как от источников заразы: мой муж был ревнивым психопатом. Каждая ночь дышала на меня разгоряченным бредом сумасшедшего, терзала ласками садиста и давила страшной нелюбовью. Ночью я ненавидела мужа и скрывала это, кусая губы в кровь. Не было сомнений: если он заметит что-то – убьет. А он, похоже, только к этому и стремился – найти повод убить. Есть люди, для которых из всех свершений привлекательно только это. Отыскать свой тип жертвы, отобрать сначала волю и радость, затем жизнь. А ведь я верила, что все будет по-другому, когда Юрий назвал меня «царевной», встретив в первый раз на школьном дворе. Мне было пятнадцать. Я радовалась, когда выходила за него замуж.

Артема я бы заметила в любой толпе только потому, что он был полной противоположностью Юрию. Он был воплощением мужской состоятельности, уверенности, привлекательности. Прямой, откровенный взгляд бархатных глаз, добродушная улыбка, руки с тонкими и нежными пальцами художника и музыканта. Но встретились мы не в толпе, а в кабинете главного редактора газеты, когда я впервые устроилась на работу. Он объяснял мне мои обязанности и утешал:

– Ничего страшного. Вы справитесь.

Потом он проводил меня до рабочего места, а в коридоре представил свою жену, которая ждала его, чтобы поехать по делам.

– Какая она хорошенькая, – сказала Зина обо мне в третьем лице и покровительственно коснулась моего плеча.

Мы с Артемом полетели в омут или к звездам уже через неделю. И если он все время думал о том, что будет дальше, то я была от таких проблем свободна. Дальше может быть только одно: Юрий нас выследит. Он сделает это легко, потому что мы не очень прячемся, выходим из редакции всегда вместе и едем туда, где есть для нас дверь, ключ от которой оставили Артему. И я точно знала, как Юра поведет себя. Он дождется, когда я вернусь домой, закроет двери и будет растягивать убийство так долго, сколько выдержит мое сердце. Артема он не тронет, потому что трус.

Так и случилось однажды. Но я пережила страшную ночь, а на рассвете какая-то таинственная сила вдруг оживила мои почти мертвые руки. Я сумела вырваться, схватить с вешалки плащ, накинуть на свое окровавленное тело и выскочить из дома. Бежала босиком по пустынному ледяному полю за нашей новостройкой. Потом меня подобрал какой-то таксист и бесплатно подбросил до редакции, я уговорила его, что мне нужно туда, а не в больницу или полицию. Не таксисту, а более пристрастному человеку пришлось бы объяснять, почему не в больницу и не в полицию. И не каждый бы понял, насколько человеку в такой страшной и позорной ситуации нужно прятаться именно от тупого и бюрократического вмешательства. На следующий день всем было бы известно все. Моей маме, известной актрисе, о том, что ее дочь убивал муж из-за измены, как подзаборный алкаш свою подружку. Жене Артема. Моим читателям в самом начале журналистской карьеры. И в дальнейшем будет важно только это. И смысл? Стараюсь оберегать себя по возможности от черной информации, поэтому не знаю, есть ли еще такая дикая страна, как Россия, где домашнее насилие законодательно декриминализовано. Это не преступление, это скрепы домостроя. Идти Юре некуда. Даст развод или нет, все равно жить из нас останется только один. На то он психопат-убийца.

В уголке вестибюля я и дождалась утра. В тот день Артем, как он потом рассказал, всю ночь не мог уснуть, вышел на рассвете, соврав жене, что к нему очень рано приедут за важными документами. Так я и спаслась. Так проблема Артема стала моей жизнью. А моя жизнь – еще большей проблемой Артема.

В дом, где жила с Юрием, я больше не вернулась. Квартиру, в которой я сейчас живу, мама подарила на мой день рождения – на двадцать шесть лет. Мама и дворец бы мне подарила, лишь бы я не свалилась на ее голову вместе с клубком своих бед. Адрес квартиры мы с Артемом на этот раз тщательно скрывали. Я возвращалась домой, путая следы. Он приезжал ко мне через несколько часов. Первое время среди ночи заставлял себя вставать и уезжать к жене. Потом стал просто звонить ей с работы.

Для развода с Юрием я наняла адвоката. Нас развели заочно. Зина спокойно согласилась на развод, получив документы на квартиру и счет на свое имя.

Но было бы странно, если бы судьба так легко выпустила меня из своих удушающих объятий. Через неделю позвонили и сообщили, что Юра повесился в нашей бывшей общей квартире, от которой я отказалась в его пользу.

А потом была наша свадьба с Артемом. После ресторана мы приехали к нашему дому всей редакцией на нескольких машинах. Артем во дворе произнес спич.

– Ребята, как я счастлив, что вы с нами в деле и в такой радости. А сейчас мы прощаемся. Скажу только вам: я ужасно соскучился по своей жене. Вика ведь уже пять часов – моя жена. Всем спасибо. Завтра даю вам выходной. А потом продолжим, я вам обещаю.

Мы с ним вошли в квартиру. Он достал из холодильника бутылку шампанского, которое мы пили только вдвоем. Закусывали поцелуями. А за окном еще веселились друзья. Скандировали: «Поздравляем!» Кто-то принес и выпустил воздушные шары с дымом. Шары поднялись до нашего пятнадцатого этажа, два почти влетели в окно, запутались в тюле. Артем прыгнул на подоконник и начал их освобождать. Я услышала звонок в дверь, открыла, без особого удивления увидела Зину. Артем ее приглашал на праздничный обед в ресторан, но она позвонила, сказала, что не успевает с работы. Она стояла с белыми розами и мило улыбалась. Я пропустила ее в прихожую, взяла цветы, пошла в кухню за вазой.

И вошла в комнату в тот момент, когда Зина с силой толкнула Артема в спину. Он не успел даже вскрикнуть, полетел вниз…

Нелюбимый сын

Со стороны, наверное, казалось: праздная женщина на красивой машине медленно едет по позолоченному осенью Подмосковью и любуется природой. А я в это время в миллионный раз пытаюсь прыгнуть от порога до окна и схватить Артема. Я сжимаю руль до боли в пальцах и вижу эти побелевшие костяшки на горле Зины. Я опять лечу без лифта по лестнице вниз и заставляю Артема проснуться. Я шепчу и кричу ему, что это неправда, что он жив. И без конца выпутываюсь из липких оков вины, глядя отсюда и сейчас в ту комнату, где в петле из собственного ремня синеет, хрипит и ненавидит меня мой первый муж Юрий.

Пытка моего свидания с прошлым закончилась на сегодня. Вот он, дом, в котором живут родители Пастухова. Я уже видела его на снимке в Интернете. Есть такой смешной сайт, на котором можно найти любое место на земле просто по адресу. Дом небольшой, но очень основательный и добротный. Здесь могут жить только хозяйственные и ответственные люди.

Я припарковала машину у высокого темно-зеленого забора и подошла к воротам. Это был не обычный деревенский штакетник, а художественная, очень красивая стилизация. Владелец просто обозначил границу своих владений. Хозяин дома явно не болеет страхом перед грабителями: ворота, скорее декоративные, как на иллюстрации детских сказок, – с аркой и отделаны коваными медными деталями. Я позвонила в сверкающий звонок, стилизованный под старину. А сработал он как вполне современное устройство. Тут же ворота разъехались, передо мной была широкая чистая дорожка, ведущая к открытой деревянной террасе. На террасе стоял высокий, худой старик в черной ковбойской шляпе. Он был похож на Клинта Иствуда.

Старик спустился ко мне навстречу, церемонно поздоровался, не подумав спросить, кто я такая и что мне нужно.

– Добрый день, Петр Ильич. Меня зовут Виктория Соколова. Я работала с вашим сыном Ильей Пастуховым, – представилась я. – А зачем я приехала, не скажешь в двух словах.

– Я сам это пойму, – кивнул старик и снял свое сомбреро с белоснежных волос.

Он провел меня через террасу в такой же чистый, широкий, обитый деревом коридор. Нам навстречу вышла полная круглолицая женщина. Лицо в мелких и обильных морщинках, в тяжело опавших веках нестарые глаза – внимательные, беспокойные, печальные и добрые.

– Маша, нашу гостью зовут Виктория. Она работала с Илюшей. Принеси нам, пожалуйста, чаю в гостиную, – попросил Петр Ильич.

Его жена всхлипнула и прижала руку к губам.

– Извините, что без звонка, Мария Ивановна, – сказала я. – Просто не сумела узнать телефон. Прежде всего разрешите выразить вам мои соболезнования. Я знала Илью.

– А вот соболезнований не нужно, – сурово произнес Пастухов-старший. – Знаете, моя дорогая, соболезнования еще никому не помогли в аналогичной ситуации. А насколько вы сочувствуете нашему горю, это будет понятно не сразу. Даже вам. Маша, так мы ждем чай.