Кто такая Лора Ли. И другие рассказы - У. В.

Ну уж когда я за него вышла, в институте стало ещё лучше. Он как-то добился, чтобы мне дали свою лабораторию, то есть я вроде бы даже от него независимо стала работать, надо было только людей найти, так что я позвонила Зильберу, говорю, у меня место есть, бросай свою ерунду, пошли ко мне. Он мялся сначала, не хотел, чтобы я вроде бы начальником над ним была, мы же всегда были наравне, но я сказала, что всегда с ним останусь на равных, и потом, его тогдашний босс ему не особенно нравился, в общем он уволился со своей работы и перешёл ко мне.

Не скажу точно, когда я первый раз изменила Айрону, но довольно скоро, причём прямо в лаборатории. Зильбер тогда потом очень был не в себе, вообще старался со мной не разговаривать, но потом как-то совесть его отпустила, или может Селена опять учудила что-то, но в общем он успокоился. Потом я много раз с ним изменяла Айрону, и на работе, и у Зильбера дома, только к нам никогда его не приводила. В общем, похоже было, что у них с Селеной и правда не всё гладко, или он в меня влюбился окончательно, но в итоге он мне сказал:

– Уходи от Айрона.

А я говорю, с чего это, ты меня сам, считай, толкнул в его объятия, а теперь говоришь, бросай. И потом он этого не заслуживает, он мне ничего плохого не сделал никогда, одно добро, я с ним так не могу. Зильбер тогда рассердился страшно, ну а что? В гневе он даже ещё привлекательнее.

Ну в общем, потом он мне сказал, не хочу, чтобы ты с ним спала. Я ответила, я много чего не хочу, и что? Он говорит, чего например? Я ответила, сперва бросай Селену, там и поговорим. Ну я-то так, пошутила, а он бросил. Не знаю, из-за того ли разговора или и правда у них уже всё дышало на ладан, а бросил. Я ему сказала, что хорошо, тогда не буду с Айроном спать, но мало ли что я сказала? Впрочем, ложь, оказалось, наказуема, потому что оказалось, что я беременна, причём от Зильбера, потому что у нас с ним там что-то пошло не так.

Он сразу сказал, что это отлично. Я так, конечно, не считала, говорю, я кареглазая и темноволосая, и муж мой тоже, как у меня будет голубоглазый блондинчик вроде тебя? А он говорит, это нам знак, иди и скажи Айрону, что хочешь развестись. Я накричала на него и сказала, что Айрон не виноват, что я такая дрянь, и ничего я ему не скажу.

Но потом всё-таки сказала. Знаете, человек всё-таки слаб, а я понимала уже, что люблю Зильбера невероятно. Я тогда пришла к Айрону и говорю, ты найдёшь себе лучше, что-то ещё банальное в этом духе, в общем, давай разведёмся. А он сказал:

– Нет.

Вот просто так, ни вопросов, ни объяснений, просто – нет. Я говорю, Айрон, я тебя не люблю больше. Да что больше, я тебя не любила никогда. А он говорит:

– Нет.

Ну тут я рассердилась уже. Говорю, Айрон, я тебе изменяю почти с самой свадьбы, я тебя не люблю, и я беременна не от тебя. А он говорит:

– Я знаю.

И всё. Я говорю, так почему ты не хочешь развестись? А он сказал, я тебя всегда любил, хотел быть с тобой, если бы я тебе не тогда предложил, когда ты была не в своём уме от горя, а позже, ты бы не согласилась, тогда или никогда. Я бы всё отдал, чтобы быть с тобой, и никогда тебя не отпущу, делай что хочешь, а ты мне нужна, а больше никто мне не нужен. А ребёнок этот мой, этот твой Зильбер – просто как донор спермы, а отец его я, и я его уже люблю и буду любить и растить и воспитывать. Ну вот так и сказал.

Я вечером пришла к Зильберу и рассказала ему. Он задумался и сказал, просто оставайся у меня. Без развода, без ничего, просто не возвращайся к нему. И я осталась. А вечером звонок в дверь, Зильбер вышел открыть, а там Айрон, говорит, я пришёл за своей женой. Я была в комнате, не слышала, что именно они говорили, но только похоже было, что Айрон не уйдёт. Тогда я встала, оделась, вышла и сказала ему:

– Пойдём.

Он молча развернулся, положил мне руку на пояс, и мы ушли. Зильбер кричал что-то вслед, говорил, я сниму другую квартиру, он нас не найдёт, но это было низко и противно. Я распустила ту лабораторию, вернулась к Айрону работать. Решила, что всё, хватит искать приключений, у меня есть муж, и я буду ему хорошей женой.

В общем, со стороны всё смотрелось отлично, никто же не знал, что Зильбер мне ночами снится, а зачем я пошла на операцию, мне даже трудно сказать. Ну то есть я называю её операцией, потому что они её так называют, то есть врачи, которые делают аборт. Наверно, подумала, вдруг родится мальчик, и я каждое утро буду смотреть в его голубые глазки и думать про Зильбера. А скорее всего, мне хотелось себя наказать. Я ведь и ушла тогда от него не чтобы ему было плохо, или чтобы Айрону было хорошо, а чтобы сделать хуже себе. В общем, дело-то быстрое. Потом я вернулась домой и поняла, что Айрону сказать не смогу, он же и правда уже полюбил этого ребёнка. Подумала, за что я ему такая послана в наказание? Не стоит ему меня любить, и никому не стоит, и потом, я же убила сына и нельзя, чтобы это осталось безнаказанным. Так что так я и дошла до института, тут же в лаборатории много всякого. Собственно, я сейчас написала это, чтобы вы поняли, о чём речь. И чтобы сказали Зильберу, что я люблю его, пусть он знает, это важно, поверьте, я понимаю, как это важно. И чтобы Айрон знал, что я понимаю, как я виновата. Я не прошу меня простить, он, конечно, не сможет, но пусть знает, что я знаю.

Прощайте.

***

Айрон ещё раз перечитал написанный текст, написано было так, как всегда писала Сульфур. Зашёл в её почтовый ящик, скопировал текст в окошко и отправил на адрес полиции. Потом ещё раз отправил – на этот раз себе, хотел всё-таки сохранить у себя копию, и тут же удалил его из исходящих сообщений Сульфур на случай, если полицейские будут проверять её ящик, когда найдут труп.

Потом он подошёл к ней, стараясь не задеть пузырёк, который лежал рядом с её телом, со следами яда и с её отпечатками пальцев, и сказал:

– Прощай, моя любимая. Ты сама знаешь, что это единственный выход. Я ведь мог всё тебе простить, и прощал, но только не сына. Только не сына… Зачем, зачем ты это сделала? Ведь всё у нас могло было быть так хорошо. Но я всё равно люблю тебя, Сульфур, слышишь, я люблю тебя.

Потом он наклонился к ней и поцеловал в лоб. И ушёл домой.

***

Во входящих было непрочитанное письмо от Сульфур. Он открыл его, перечитал снова. Текст ему нравился. Письмо, видимо, по ошибке, продублировалось, и он открыл второе, просто на всякий случай, прежде чем удалить.

Второе письмо от Сульфур оказалось гораздо короче. Там было написано:

«Я всегда восхищалась твоим умом, Айрон. Твоя, Сульфур Индол-Кетональ.»

Тридцать

Жара стояла такая страшная, что казалось, что воздух был плотным. От зноя даже было тяжело дышать. В попытках спрятаться от этой жары люди толпами заходили за городские стены в город, который напоминал скорее большой человеческий муравейник, столько было там узких проходов. Улочки то пересекались, то расходились, то упирались в тупик. А то из некоторых вдруг поднималась вверх лестница, взобравшись по которой, снова оказываешься в городе, полном разветвлённых улиц, так что даже невозможно поверить, что дороги, по которым идёшь сейчас, только что были крышами над твоей головой. Окажись в этом городе посторонний, он моментально заблудился бы в этих ходах.

Небольшой сгорбившийся почти незаметный человек, который сейчас быстро пробирался по этим улицам, был явно не посторонний. Ни на секунду не раздумывал он на очередной развилке, он точно знал дорогу, по которой шёл – и шёл по ней явно не первый раз. То поднимаясь, то снова спускаясь вниз, он быстро двигался к цели, по пути опустошая карманы зазевавшихся прохожих. Не только воровством он промышлял – кое-что покупал и перепродавал подороже, порой выполнял чьи-то поручения. Он зарабатывал как мог.

Наконец он достиг городской площади и замер. Его мало кто замечал. Не замечала его и женщина, стоявшая на другой стороне. Сейчас в разгар дня она томилась в ожидании. Клиентов в дневное время было мало. Он особенно любил этот час, потому что почти не боялся, что она внезапно уйдёт. Он часто бывал на этой площади – собственно, он настолько хорошо знал этот город, что любой свой маршрут прокладывал так, чтобы проходить здесь.

Он любил эту женщину. И ему было неважно, чем она зарабатывает на хлеб

Он любил её не потому, что она была невероятно красива, хотя большинство её клиентов слишком торопились, чтобы оценить это

Он любил её за то внутреннее сияние, которой он видел в ней. Он следил за ней изо дня в день на этой площади – как она помогает старикам, как тратит с трудом заработанные деньги, чтобы купить еды чужим детям

Он любил её и не решался сказать ей об этом

Да и какой был в этом смысл? Что он мог ей предложить? Крышу над головой, кусок хлеба? У него самого ничего этого не было.

«Когда-нибудь, – думал он про себя, – когда у меня будет дом и заработок, я обязательно, обязательно заберу её отсюда – но не сейчас!»