Убийство в соль минор - Анна Данилова

Когда же меня перевели в палату люкс, посетителей стало намного меньше. Словно моих поклонников оповестили, что теперь, слава богу, появился человек, который возьмет всю заботу о болящем на себя. Хотя, наверное, я все это выдумал. Просто у моих друзей своя жизнь, и так уж сложилось, что особенно близких друзей я так и не приобрел. Так, коллеги, музыканты, соученики по консерватории.

…Я надел новую одежду, а потом за мной пришли и проводили до машины, но не больничной, а новенькой блестящей черной машины, за рулем которой сидела Валентина.

— Привет, ты как? — спросила она меня так, как если бы мы долгое время жили вместе, на пару часов расстались и вот теперь снова встретились, чтобы поехать куда-то вдвоем. Как брат и сестра. Как друзья. Как муж и жена. И говорила она со мной обычным будничным тоном.

— Да нормально, — ответил я ей так же обычно.

— Вот и хорошо.

— Одежда подошла. Как ты точно определила размер.

— У тебя такая же комплекция, как у моего мужа. Но одежда новая, ты не думай.

— Да я и не думаю.

Я был уверен, что меня повезут в какую-то клинику, но ошибся. Мы приехали в аэропорт. Вышли из машины, и Валентина, взяв меня за руку, повела за собой на летное поле. Неподалеку от выстроенных в ряд больших самолетов там стоял маленький, словно игрушечный, созданный для забав детей миллионеров, белый самолетик.

— Куда мы летим? — не выдержал я.

— В Дайдесхайм. Это в Германии.

Нас было двое, и я не мог не воспользоваться случаем, чтобы поговорить начистоту. Я остановился. Повернулся к ней. Валентина была в белом платье в красных маках. Красивая, свежая, какая-то неземная. Она стояла и щурилась на солнце. Лицо ее было спокойно. Не похожа она была на человека, задумавшего зло.

— Что ты придумала? Какая еще пластическая операция? Кого ты хочешь из меня вылепить? Что вообще происходит?

— Понимаешь, это вот так, за пару минут не объяснить. — Легкий ветерок поднял золотистую прядь, и она ладонью смахнула волосы, упавшие на густо накрашенные губы, испачкала пальцы красной помадой. — Все будет хорошо. Просто тебе подправят лицо. Чтобы не было шрамов.

— Может, ты хочешь, чтобы я стал похож на нужного или ненужного тебе человека?

— А ты, я вижу, не только на рояле играл, но и детективы почитывал, — рассмеялась она. — Нет, не переживай. Никаких таких игр не будет.

— Но я не слепой, я же вижу, какие огромные деньги ты тратишь на меня. Зачем я тебе?

— Хорошо. Я объясню, но только в двух словах. Я хочу начать новую жизнь. Хочу забыть все прошлое. Вот за это я готова заплатить любые деньги.

— Но при чем здесь я?

— Думаю, ты как раз тот человек, рядом с которым мне будет интересно, комфортно. С твоей помощью я хотела бы войти в тот круг людей, куда меня без тебя не пустят, понимаешь?

— Ты что, вышла из тюрьмы?

— Нет. Но я долгое время жила среди бандитов. Мой муж умер и оставил мне много денег.

И тут я вспомнил фразу, первое, что я услышал, когда она впервые пришла ко мне в палату. Как я мог забыть ее? «Мой муж был настоящим бандитом».

— Но почему я? Что за бред?

— В Москве я была на твоем концерте. Шопен, Брамс… Это было полгода назад. Скажу сразу: на концерт я попала случайно, я тогда ничего о тебе не знала. Но когда услышала, восхитилась твоей игрой и тобой. Я дождалась, когда ты выйдешь из филармонии, пробилась через группу поклонниц и взяла у тебя автограф. Ты был тогда так счастлив! А потом я вернулась в свой родной город, у меня были дела. И вот там, когда мне делали маникюр, я случайно подслушала клиенток салона, которые говорили о тебе, о твоей матери. Думаю, одна из женщин была ее знакомой. Так я узнала об автомобильной катастрофе, о том, что ты и мама в больнице. Что тебе пришлось продать квартиру. И тогда я подумала, что это судьба, что ничего в этой жизни не случайно. Ведь я могла бы не услышать этот разговор, не узнать, что с тобой случилось. Однако я села за маникюрный столик как раз в тот момент, когда эти две женщины принялись обсуждать проблемы вашей семьи. Вот, собственно, и весь рассказ. Так что никаких криминальных пластических операций я для тебя не планировала. Просто хотела помочь вернуть тебе твою, поверь, твою внешность.

Ветер, подхватив волосы Валентины, хлестал ими по ее лицу, она говорила, прикрываясь ладонью от солнца.

— Но зачем тебе брак?

— Только находясь в браке с тобой, я смогу тебе полноценно помогать. И достигну своей цели.

— Так что за цель-то? О каком обществе ты говоришь?

— О твоих друзьях-музыкантах, о тех людях, среди которых ты вращался, пока был здоров. Я бы хотела, чтобы ты в скором времени представил им меня в качестве своей жены.

Все это все равно смахивало на какую-то аферу. Но продолжать разговаривать здесь, на летном поле, было глупо. Возможно, я чего-то не понимаю. Но рано или поздно все станет ясно. Пусть будет уже Германия, пусть лечение, пусть она делает все, что считает нужным. Вряд ли она желает мне зла. И если я действительно поправлюсь и смогу вернуться к своим репетициям или — во что мне верилось с трудом — к своим концертам, я верну себе финансовую независимость. Сниму квартиру наконец. Позже, когда определюсь со своими возможностями, возьму кредит, куплю жилье. Словом, начну все с начала.

Однако было в нашем разговоре с этой Валентиной что-то такое, от чего веяло холодком. Для меня, романтика в душе, отсутствие любви в нашем брачном «контракте» выглядело грязным мошенничеством. Она не любила меня. И я не любил ее. Но она хотела именно брака. Даже стать ее любовником в этой ситуации было бы для меня менее унизительным.

Я думал, что она просто посадит меня в самолет, и я полечу один. Но я ошибался. Она поднялась вместе со мной, мы заняли места, к нам подошел человек, Валентина сказала ему, что все в порядке и можно лететь, и мы полетели.

Вдвоем, не считая пилота! На маленьком частном самолете. Вот где было идеальное место для задушевной беседы. Можно было задавать вопросы не спеша и обстоятельно их продумывать. Но я вместо этого, вдыхая аромат ее ландышевых духов, к стыду своему, уснул. А проснулся уже в Германии.

Как я уже говорил, с тех самых пор, как впервые прозвучала тема пластической хирургии, я не переставал ощущать себя героем романа в духе Буало-Нарсежака.

В Центре пластической хирургии города Дайдесхайм за меня взялись основательно. Мне не только привели в порядок кожу лица, но и подлечили все травмированное тело. Я и не представлял себе, насколько далеко продвинулась медицина. Мной занимались специалисты хирургии катастроф, меня буквально поднимали на ноги, за мной ухаживали как за ребенком, с нежностью и заботой. Валентина появлялась всегда неожиданно, и когда она входила в палату или больничный садик, где я любил проводить время за книгой или в обнимку с ноутбуком, я первые несколько минут чувствовал себя мальчишкой, которого мама приехала навестить в детском лагере. И несмотря на то что в клинике меня отлично кормили и я сам мог заказывать себе блюда по своему предпочтению, я всегда радовался сладостям и фруктам, которыми меня угощала Валентина. А еще она всегда привозила книги и журналы, которыми я зачитывался в свободное время. Уж не знаю почему, но бумажные, крепко пахнущие типографской краской издания привлекали меня больше интернетовских страниц. Они были настоящими, их можно было потрогать, ощутить их приятную тяжесть в руках, почувствовать себя по-настоящему их обладателем.

Когда стало понятно, что мне сохранили внешность, я оставил попытки узнать что-то большее о нашем предстоящем браке, к которому был, в сущности, уже готов. Она все твердила о каком-то обществе, в котором я якобы вращался и куда она хотела бы попасть в качестве моей жены. Что ж, у богатых свои причуды. К тому же мне, к моему стыду, хотелось уже просто долечиться, пройти до конца реабилитационный курс, восстановиться полностью, а потому я решил не задавать лишних вопросов. Конечно, я понимал, что рано или поздно мне придется каким-то образом расплачиваться с этой девушкой за все, что она сделала для меня. Но что можно было взять с меня, нищего пианиста?

И еще меня беспокоила одна мысль, касающаяся этого самого общества, в котором я вращался. Куда понятнее было бы, если бы я жил в Москве и вращался бы среди музыкантов высочайшего уровня. Но она прекрасно знала, что я проживаю в провинциальном городе С., который славится своими музыкантами, но никакого общества мои коллеги не создают.

Интуиция подсказывала мне, что я интересую Валентину все же не как пианист. В моей среде есть куда более талантливые музыканты, в которых, если уж так хочется, можно инвестировать капитал. А она вложила в меня и так уж очень большие деньги.

Времени для размышлений у меня было много, а потому, все хорошенько обдумав, я пришел к выводу, что цель, связанная с браком, — полная чушь. Скорее всего, за всей этой благотворительностью стоит что-то совсем другое, неожиданное, о чем я даже и не догадываюсь. Но поскольку мне и терять было как будто нечего, я был готов на любые условия — лишь бы выжить, лишь бы вернуться к нормальной жизни.