Семейное дело - Чарльз Стросс

- То, что лежит в пакете, полиция нашла у твоей родной матери, - пояснила Айрис. - Личные вещи. Им следовало бы хранить их как вещественные доказательства, но никто не собирался долго заниматься расследованием, и через некоторое время эти вещи передали на хранение Моррису. Там есть медальон твоей матери… Думаю, теперь его стоит хранить в безопасном месте; мне кажется, он очень дорогой. А газеты - настоящий ужас. Ужас.

Мириам развернула самый верхний лист; он от времени стал слегка потрескивающим и шелестел, пока она читала. НАЙДЕНА ЗАКОЛОТАЯ НОЖОМ НЕИЗВЕСТНАЯ ЖЕНЩИНА. РЕБЕНОК ВЗЯТ ПОД ОПЕКУ. Заметка вызвала у нее очень странное ощущение. Разумеется, она давно знала об этом, но сейчас испытывала такое чувство, как если бы впервые заглянула в книгу истории, в которой все события преподносятся как борьба добра со злом.

- И они все еще не знают, кто она была? - спросила Мириам?

- А зачем? - Айрис странно взглянула на нее. - Иногда дело открывают заново, если обнаружились новые доказательства или сделан анализ ДНК, но по прошествии тридцати двух лет большинство свидетелей либо разъехались кто куда, либо умерли. Полицейские, которые тогда вели это дело, должно быть, уже на пенсии. Вероятно, так ничего и не прояснится, если не появится какая-нибудь новая нить. Ну, скажем, найдут другое тело или кто-то многие годы спустя признается в преступлении. А так - это просто неприятное происшествие, какие время от времени приключаются с людьми. Единственным необычным обстоятельством в этом деле была ты. - Она с любовью посмотрела на Мириам.

- Почему двум радикалам, участникам антивоенных протестов и тому подобной чепухи, один из которых к тому же - проживающий здесь иностранец, позволили удочерить ребенка?… - Мириам покачала головой и усмехнулась. - Уж не думали ли они, что я заставлю вас попритихнуть и остепениться?

- Возможно, возможно. Но не припомню, чтобы в агентстве по усыновлению нас расспрашивали о политике… В те дни взять ребенка в семью было гораздо легче. Нас не расспрашивали подробно о нашем прошлом, только спросили, женаты ли мы. И газетные вырезки мы в то время не хранили. Моррис купил их гораздо позже, для архива.

- Ну хорошо. - Мириам переложила вырезки, накрыла коробку крышкой и теперь пристально разглядывала ее. - Давняя история.

- Знаешь, если бы ты захотела расследовать ее… - Айрис вновь устремила на нее острый и твердый как алмаз взгляд - проницательный “дознавательский” взгляд, который тщетно пыталась выработать у себя Мириам для интервью с “трудными” объектами, - уверена, журналист с твоим опытом сделал бы это лучше, чем тупой полицейский, выполняющий рутинную работу. Как тебе кажется?

- Мне кажется, я должна сделать совсем другое: помочь своей настоящей матери, чтобы ее задумки не свели ее с ума раньше, чем она поправится, - не задумываясь ответила Мириам. - Есть более неотложные, более близкие тебе вещи: не остыл ли чай и есть ли на кухне свежие булочки. Почему бы нам не отложить копание в мертвом прошлом до лучших времен?

РОЗОВЫЕ ДОМАШНИЕ ТАПОЧКИ

Мириам медленно ехала обратно. В смятении она старалась кивать в такт мерному движению дворников по стеклу. Дорога, как всегда, была отвратительной, но гадости ей в голову больше не лезли.

Наконец она остановилась на привычном месте и чуть сутулясь, словно защищаясь от непогоды, пробежала к входной двери своего дома. Как обычно, ее ключи все перепутались между собой. И почему это всегда случается именно когда я спешу? Войдя, Мириам вытряхнулась из плаща и жакета - примерно так новорожденная моль выбиралась бы из промокшего кокона, - повесила их на вешалку, пристроила сумочку и чуть намокшую коробку на старый телефонный столик, нагнулась, чтобы расстегнуть тесные сапоги и освободить ноги от напряжения и скованности, потом, напялив разношенные розовые тапочки, с наслаждением пошевелила пальцами и заметила, что лампочка автоответчика мигает.

- Для вас есть новые сообщения, - нараспев сообщила она себе, с легким оттенком нездорового облегчения оттого, что оказалась дома. - К черту. - И Мириам отправилась на кухню к кофеварке, а затем понесла полную кружку кофе в “берлогу” - маленький рабочий кабинет.

“Берлога” в этом пригородном доме когда-то была столовой - прямоугольное пространство, связанное аркой с гостиной, а “раздаточным” окном - с кухней. Теперь эта комната превратилась в небольшой кабинет, где вдоль двух стен выстроились книжные шкафы, а к третьей примыкал массивный обшарпанный стол. Четвертая стена, с рядом высоких, начинавшихся от пола окон, выходила на плоскую крышу с тыльной части здания. Дождь оставлял на стеклах извилистые, медленно ползущие следы, выбивал брызги из почти заполненных водой керамических горшков, стоявших снаружи. Мириам водрузила кружку на груду хлама на столе и нахмурилась, изучая результат.

- Да, бардак, и никаких сомнений, - озадаченно произнесла она вслух. - И как, черт возьми, тебе удается накапливать столько мусора?

- Это плохо , - сказала она своему столу. - Слышишь? - Бесчисленное количество рукописей и документов и множество валяющихся тут и там всяких гаджетов, упорно не желающих лежать на своих местах, занимали весь стол, и Мириам пришлось самой броситься в наступление: сортировать и раскладывать письма в пачки, разбирать почту и выбрасывать макулатуру, отыскивать квитанции и расписки и собирать счета. За неполных девять месяцев стол буквально утонул в мелочах, и уборка стала приятным занятием, отвлекавшим от раздумий о случившемся на работе. Только когда вся поверхность стола оказалась открыта (она воспользовалась еще и средством для чистки, чтобы убрать кофейные “кольца”), Мириам взялась за электронную почту. Это затянулось надолго, и к тому времени, как она проверила все сообщения в своем почтовом ящике, дождь, стучавший по окнам, падал с уже потемневшего ночного неба.

Наведя порядок и здесь, Мириам придумала еще кое-что.

- Разобрать документы. Гм-м. - Она принесла из холла розовую с зеленым обувную коробку. Поморщившись, вытряхнула ее содержимое на стол. Бумаги тут же рассыпались по всей поверхности стола, а что-то с шумом соскользнуло на пол.

Это был бумажный пакет с чем-то твердым внутри. Мириам некоторое время шарила по полу, затем выпрямилась и торжествующе положила содержащий неизвестно что пакет рядом с кучей пожелтевших газетных вырезок, блеклых фотокопий и пожелтевших документов. Один из них, тот, что она сейчас изучала, походил на свидетельство о рождении… Нет, скорее та его разновидность, которую выдают вместо собственно свидетельства, когда многие подробности неизвестны. Младенец без имени, возраст приблизительно шесть недель, вес так себе, глаза зеленые, пол женский, родители неизвестны… С минуту Мириам не покидало ощущение, что она разглядывает бумагу через длинный-длинный туннель.

Не обращая внимания на то-что-стукнуло, свалившись на пол, Мириам пробежала глазами бумаги и разложила их на две стопки: вырезки из газет и официальные документы. Вырезки были по большей части фотокопиями, они излагали простую - хотя и загадочную - историю, знакомую ей лет с четырех. Убийство в парке. Молодая женщина - скорее всего, хиппи или, может быть, цыганка, судя по ее странному наряду, - найдена мертвой на краю лесного массива. Причиной смерти значилась значительная потеря крови, вызванная глубокой раной на спине и левом плече, нанесенной холодным оружием - возможно, мачете. Что тоже было достаточно необычно. И еще более необычным этот случай делало присутствие шестинедельного младенца, плакавшего неподалеку. Пожилой человек, гулявший с собакой, вызвал полицию. Это была сенсация дня.

Мириам знала, что окончание этой истории покоилось где-то в ласковых, успокаивающих руках Айрис и Морриса Бекштейнов. Сама она сделала все возможное, чтобы вычеркнуть из своей жизни недописанный кровавый финал. Она не хотела быть чьим-то еще ребенком (у нее превосходные, добрые родители, которых она считала родными) и отвергала расхожее мнение, что кровные узы связывают крепче, чем шоры воспитания. История Айрис учила другому: единственное дитя Холокоста, получившее после войны приют в непритязательном английском городке, в двадцать лет она эмигрировала и никогда не оглядывалась на прошлое, после того как встретила Морриса и вышла за него замуж.

Мириам вытряхнула содержимое бумажного пакета на сомнительное свидетельство о рождении. Здесь оказался выпуклый с обеих сторон серебряный медальон на прекрасной цепочке. Его поверхность, потускневшую и потемневшую от времени, украшала гравировка в виде некоего военного герба: щит и животные. Выглядел медальон откровенно дешевым.

- Гм-м. - Мириам взяла его в руки и стала разглядывать более внимательно. “Должно быть, это то самое, о чем говорила ма, - подумалось ей. - Нечто ценное?” Под петлей, к которой крепилась цепочка, был едва заметный замочек. - Интересно…