Мышуйские хроники (сборник) - Ант Скаландис

Ну, а чучело «мутанта неопределенного» – такое загадочное название казалось юннату Чугунову наиболее романтичным – получилось на славу. «Шерстоперья», как назвал их пытливый исследователь, уцелели полностью, да и всем остальным диковинным частям тела Петя сумел придумать остроумные названия, У мутанта имелись в наличии необычайно забавные «губоуши», роскошный «носоклюв» в самом центре головы, а стоять ему надлежало гордо на пяти семипалых «ноговеерах» – этаких перепончатых лапах со множеством суставов и «когтещупами» на концах.

Готовое чучело умелый юннат водрузил на самую красивую подставку, какую сумел найти в доме – это была малахитовая плита от старого дедушкиного чернильного прибора. По краю Петя приклеил табличку из плотного картона с каллиграфической надписью: «МУТАНТ НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ. Обнаружен и препарирован П.Чугуновым, 13 лет, средняя школа N11 г. Мышуйска».

Уже на следующий день после проведения общегородского конкурса юннатов в местной газете поместили подробный отчет о его результатах. В заметке, занимавшей почти целую полосу, были например такие слова:

«Много интереснейших экспонатов увидели посетители конкурсной выставки и уважаемые члены жюри. Многие задерживались, например, возле останков крылатой жабы и скелета воробья с двумя головами. Никого не оставил равнодушным и представленный на суд зрителей экспонат шестиклассницы Веры Носовой – чучело гигантского ежа-альбиноса. Настоящее украшение выставки. И все-таки первую премию безоговорочно и единодушно вручили юннату Пете Чугунову из кружка при Доме пионеров (руководитель С.И.Пыжикова ) – за чучело мутанта неопределенного. Оригинальность этого экспоната повергла в изумление и полностью обезоружила всех членов авторитетного жюри. Решением городских властей лучший юннат Мышуйска направлен на всероссийский конкурс в Москву. Пожелаем же настоящего взрослого успеха нашему юному земляку! Не только в столице нашей великой Родины, но возможно, и за ее пределами, на международных конкурсах».

Перечитав статью в газете трижды, Петя Чугунов удовлетворенно потер руки и засобирался в дорогу.

Вот только зря он собирался. Нефтяники Сургута недопоставили Мышуйску керосина в текущем квартале и все четыре самолета, имевшиеся в городском хозяйстве грустно стояли на приколе. Когда же не на шутку расстроившийся учитель Твердомясов, пользуясь старыми связями, выхлопотал на соседнем Жилохвостовском комбинате цистерну горючего, начались проливные дожди, невиданные в этих местах по апрельским понятиям, и взлетную полосу грунтового Мышуйского аэродрома размыло напрочь. Непогода бушевала все три дня, пока в Москве проходил всероссийский конкурс юннатов.

Небо расчистилось лишь в ночь на понедельник, и все, кто чудом не спал от половины третьего до десяти минут четвертого утра, имели счастливую возможность наблюдать, как сорок минут подряд в черном небе над Мышуйском все падали и падали крошечные зеленые звезды.

АНТИШАПКА

Михаил Шарыгин остановился перед входом в скромный деревянный храм, единственный действующий в Мышуйске, выстроенный года два назад на народные деньги при известной поддержке спонсоров из области и даже из Москвы. Строили православную святыню руками не претендующих на зарплату солдатиков из спецчасти генерала Водоплюева, доски и бревна Жилохвостовский леспромхоз подкинул чисто по бартеру, а всю церковную утварь, разумеется, тоже бесплатно предоставила патриархия. Так что от спонсоров больше шума было, народные же деньги, как всегда, пропили, не без помощи этих самых спонсоров. Доподлинно известно, что например сибирский золотопромышленник Зубакин лично подарил городу Мышуйску две упаковки сусального золота для покрытия куполов, притом, что всего таких упаковок истратили не менее сорока. А вот на банкете по поводу открытия и освящения храма в ресторане Центральном на улице Героев Мира (бывшей улице Героев Войны), Зубакин не только съел и выпил больше других, но и ухитрился потом перебить зеркала все до единого.

Однако же, несмотря на столь печальную (или наоборот веселую?) историю своего появления на свет, новая церковь, красовавшаяся аккурат напротив горкома, а ныне здания городской администрации, полюбилась мышуйцам, и батюшку, отца Евлампия знал в округе едва ли не каждый.

Шарыгин как раз и шел побеседовать со святым отцом. Облегчить душу от всего навалившегося за последнее время. Вопросов-то много возникало. Допустим, почему родной Мышуйск иногда начинает казаться совсем не родным? Почему порою он, Шарыгин, забывает собственное детство, а порою – наоборот – ощущение, как в той песне: «все что было не со мной, помню»? Почему люди вокруг узнают Михаила, как старого друга, а он их зачастую с трудом припоминает? Уж батюшка-то должен разъяснить, в чем тут дело. Кому же, как не ему разбираться в душе человеческой? К врачам Михаилу пока не хотелось, а например, глава администрации города Никодим Поросёночкин ничем Шарыгину не помог. Да и сосед по подъезду, признанный мышуйский философ, учитель биологии Твердомясов затруднился с ответом. Вся надежда оставалась на батюшку Евлампия.

Однако до священника дойти ему было в тот день не суждено.

– Мил человек! – окликнул Михаила нищий, стоявший на паперти с шапкой в протянутой руке. – Не откажи в помощи слепому.

Голос просящего звучал непривычно твердо, несколько даже грубовато и вместе с тем как бы иронично. Шарыгин не мог не остановиться. Посмотрел внимательно и сразу удивился как минимум двум вещам: хорошему почти новому костюму на попрошайке и его поразительной опрятности, не соответствующей моменту. Ну кто ж в таком виде руку протягивает?.. Ба! Новое наблюдение озадачило еще больше – да в руке-то у человека дорогущая и практически неношеная ондатровая ушанка. А в ней зеленеет один новехонький доллар и несколько мелких монет поблескивает. Наконец, глаза у «слепого» были живыми, ясными и даже улыбчивыми.

Вообще-то, грех не подать такому чудаку, хотя бы для того, чтоб узнать о нем побольше. Шарыгин бросил в шапку рубль и поинтересовался:

– На храм, что ли, собираешь, приятель?

– Не-а, – ответствовал тот и честно признался. – На новую шапку.

Последней совсем уж абсурдной репликой самозванный слепой окончательно покорил Михаила – любителя всяких парадоксов и загадок. Заинтригованный, Шарыгин спросил:

– А эта разве не новая?

– Ты не понял, мил человек, – улыбнулся псевдонищий. – Мое имя Прокофий Кулипин. Не слыхал? И эта шапка у меня неправильная получилась. Хочешь примерить? Тогда поймешь.

Шарыгин действительно не понимал ничего, однако от странного предложения не отказался, только недоуменно пожал плечами. И тогда его новый знакомый проворно ссыпал мелочь во внутренний карман, доллар аккуратно сложил пополам и отправил туда же, приговаривая себе под нос, что на пиво уже вполне хватит, а затем резким движением нахлобучил ушанку на голову Шарыгина.

В тот же миг все вокруг исчезло.

Нет, это совсем не походило на мгновенную потерю сознания и даже на внезапное ослепление. Все звуки по-прежнему слышались совершенно отчетливо, и в зрительном ряду осталась отнюдь не кромешная тьма, а некий желтовато-серый клубящийся туман, во все стороны, насколько хватал глаз.

– Э! – сказал Шарыгин.

Ноль эмоций.

– Э-э-э!! – добавил он длиннее и громче, уже ощущая подступающий страх. – Что это значит?

– А то и значит, – охотно принялся объяснять Прокофий, освобождая Шарыгина от столь необычного головного убора. – Я изобрел антишапку.

– В каком смысле «анти»?

– В самом прямом... Слушай, пойдем отсюда. Давай, что ли правда пива попьем. Смысла уже нет стоять. День сегодня такой неудачный. Пошли. А там и расскажу.

До популярного в городе пивбара «Пена дней» было от церкви всего два квартала. И Шарыгин сразу согласился: в конце концов, с батюшкой он всегда успеет пообщаться. А вот такого необычного персонажа другой раз и не повстречаешь!

В полутемном зале по буднему и относительно раннему времени было довольно пусто, даже нашелся свободный столик в сидячей части. Взяли сразу четыре кружки на двоих и по первой выпили за знакомство. Прокофий оглоушил всю целиком, почти не отрываясь, как будто два дня по пустыне шел, а Шарыгин из своей потягивал медленно. Он никогда в жизни больше двух кружек зараз не выпивал. Так что торопиться было некуда.

– Так вот, мил человек, – начал свой рассказ Кулипин. – Зовут-то тебя как?

Шарыгин представился.

– Так вот, Миша. Был я с самого детства изобретателем. Чего только не придумывал: зубную щетку с часовым механизмом, то бишь со встроенным будильником, шарнир для флюгера с шестью степенями свободы, метод высушивания промокших бубликов, ботинки для хождения по крышам – уж всего и не припомнить! А сгубила меня идея вечного двигателя. Двенадцать лет на него потратил, а когда модель была полностью готова, оказалось, что это никому не нужно. Городские власти поглядели и говорят: «Значит, ты хочешь этот гончарный круг на фабрике поставить и глиняные горшки производить? И получается что горшки будут продаваться, а электроэнергия потребляться не будет?» «Да что там горшки! – говорю. – Можно точно так же без электричества токарный станок запустить». «Того хуже, – отвечает заместитель главы администрации по вопросам промышленности. – Значит, пойдет машиностроительная продукция. Мы ее продаем и начисляем налог на добавленную стоимость. Этот налог благополучно переходит на расходную часть, в частности, на ту же электроэнергию. Энергетики гонят НДС дальше – неразрывная цепочка. А если станок не будет ничего потреблять, цепочка нарушится. Государство недополучит налогов, а бухгалтер на заводе сойдет с ума. Вы понимаете, товарищ Кулипин, что вы натворили?!» Заместитель главы администрации, когда нервничал, всех вокруг называл по старинке товарищами. Я тогда ничего не понял, про этот их НДС. «Ладно, говорю. Не надо, так не надо». Тот круг в моем сарае, наверно, до сих пор вертится, я только не наезжал туда давно, а раньше бывало еще цветочные горшки на нем делал и на городском рынке, то бишь на вернисаже, продавал. Ни разу меня там не видел, Миша?