Мышуйские хроники (сборник) - Ант Скаландис

– Давайте, – корреспондент профессионально точным движением перебрасывает микрофон от Шарыгина к себе и улыбается в камеру. – И я вас очень прошу: по существу, у нас время ограничено. Про милицию там, про ФСБ – необязательно, вы, главное, про этого, про Яшу. Хорошо?

– Так мы уже в эфире? – испуганно вскидывается Шарыгин.

– Прямой эфир на Москву из Мышуйска? Господь с вами! Это невозможно. Конечно, мы будем монтировать, вырежем, склеим все как надо… Однако, дорогой мой, нам же дальше ехать пора.

– Ну ладно, – успокаивается Шарыгин. – Короче, дело было так…

Конец марта – это у нас еще самая зима. Морозы стоят трескучие, особенно вечером, да в лесополосе. И на кой ляд понасадили рядами эти елочки вдоль бетонки, отделяющей город от полутайги? В летнюю жару там всегда чудесная прохлада, но ведь и зимой тоже на пять градусов ниже, чем в городе – Твердомясов не даст соврать. Я-то люблю по прямым аллейкам на лыжах пробежаться, иногда вместе с Парфеном и Иннокентием – бодрит, знаете, необычайно, а вот зачем Афанасий Данилович в морозилку эту полез, ума не приложу. Скольжу я себе широким, совбодным шагом и вижу: бредет он – экий чудак! – одет в потертое драповое пальто, легкую фетровую шляпу, джинсы, застиранные до белизны и ботиночки несерьезные какие-то, а рядом, словно его на поводке ведут – громила несусветный ростом далеко за два метра, поперек себя шире, ручищи до колен и огромная косматая голова.

Спутника я заметил не сразу, потому что укутывала его от шеи до щиколоток белоснежная шкура, а волосы седые покрывали не только голову, но и лицо. Стопроцентная зимняя мимикрия. Одно слово – снежный человек. Ну, прошли они мимо, а я дальше поехал.

– И все, что ли? – спрашивает корреспондент растерянно.

– Да нет, – это только начало, – отвечает Шарыгин.

– Полный хронометрец! – восклицает корреспондент и поворачивается к оператору. – Петруха, давай в Бурундучий Яр завтра поедем.

– Давай, – вяло отзывается оператор. – Мне уже все равно. Я домой хочу…

– Молчи! – цедит сквозь зубы корреспондент. – Спугнешь последнюю надежду. – И тут же меняет тон, улыбаясь в камеру: – Итак, мы продолжаем беседу с одним из жителей города Мышуйска Михаилом Шарыгиным. Он рассказывает нам о небывалой истории приключившейся с ним и с его хорошим знакомым.

– Да не такой уж он и хороший, – ворчит Шарыгин.

Афанасий Данилович по роду своей деятельности и по душевному призванию – это ярчайший представитель славной когорты естествоиспытателей. Свою любовь ко всему живому или к тому, что от него осталось, он с истинно подвижнической неутомимостью прививает ученикам. Представьте себе, до чего дошло: при школе номер восемь учредили Мышуйский филиал «Гринписа», который на русский лад патриотично назвали «Зелмир». Зелмировцов по созвучию часто путают с фанатами Земфиры, а кто-то из острословов, мрачно заметил: «Зелмир – значит, злой мир».

А мир и вправду зол к Афанасию Даниловичу, особенно загадочная полутайга, насылающая на него и его подопечных всякую дрянь много чаще, нежели чем на всех остальных. Например, донимают его в квартире целые полчища плоских бескрылых комаров, а на улице нещадно атакуют тучи летающих тараканов, не говоря уже о бешеных зайцах, хватающих за ногу исподтишка и маленьких гадливых ежиках, свивших гнездо под диваном и грызущих все подряд. Но Афанасий Данилович все равно любит окружающую среду сильнее матери родной (которой никогда не видел, так как вырос круглым сиротой) и только ворчит постоянно, что все беды в мире происходят от нарушений в сфере экологии. А потому каждую среду, вечером совершает он обход мышуйских окраин с целью обнаружения новых безобразий.

В одну из таких морозных сред и явилось ему очередное безобразие в облике волосатого гиганта. Не иначе, из-за скверной экологии вымахал ввысь, да и шерстью покрылся все по той же причине.

– Ты кто? – по-учительски строго обратился Твердомясов к субъекту. – Почему такой заросший?

Ответа не последовало. То ли груда меха не поняла его, то ли была еще и глухой до кучи. Решив проверить последнее предположение, Афанасий Данилович высоко подпрыгнул и громко хлопнул в ладоши с одновременным гортанным криком: «Х-х-ха!» Реакция была молниеносной. Детина вроде отскочил назад, уворачиваясь от возможного удара, но… почему тогда рука его уже держит Твердомясова на весу в добром метре от земли, а глаза с любопытством разглядывают? Афанасий Данилович хотел объяснить, что намерения имел самые добрые, но воротником ему пережало горло, и наружу вырвалось лишь слабое нечленораздельное сипение.

– У-у-у, – разочарованно пробасил лохматый амбал, впрочем, весьма равнодушно, однако учителя обдало запахом зверинца, в котором не убирались месяца два, и он совсем перестал дышать – на всякий случай.

А в голове навязчиво вертелось: «Не глухой».

Продолжение получилось много мягче начала. Незнакомец отпустил учителя и, полностью утратив к нему интерес, принялся рыться в снегу. Внимательно проследив за мощными пальцами мохнатого индивида, – а тот шустро раскапывал выдирал из мерзлой земли и жевал корни – Афанасий Данилович отдышался и осознал, наконец, как ему повезло.

«Я повстречал йети, снежного человека! – радостно застучало в мозгу. – И он даже не глухой! Вот теперь-то уж я докажу всем, что йети – не потомок древних племен, а наоборот порождение нашей эпохи с ее искалеченной природой, с ее нарушенной экологией! Я всегда говорил об этом! Ах, какой экземпляр!»

Конечно, он не поведет это чудище в патентное бюро или в здание городской администрации. Понятно, куда их обоих проводят оттуда прямиком. В горбольнице подобных йети навидались уже, а в медвытрезвителе каждый второй – снежный человек. Эка невидаль – голым по морозу и корешками из-под снега закусывать (самое оно: холодненькие и хрустят!). Короче, Афанасий Данилович решил к своей научной победе тщательно подготовиться.

Для начала он осторожно приблизился и, повторяя движения йети, оказал тому посильную помощь в добывании еды. И дело пошло неплохо. Однако смеркалось. И очень скоро снежный брат по разуму охотно побрел за своим более сообразительным соплеменником, явно знающим, где еще есть пища.

– Стоп! – корреспондент чешет в затылке. – У Петрухи перекур, да и кассету сменить надо. Складно звонишь, профессор. Разошелся ты…

– Да я не профессор, – возражает Шарыгин.

– Неважно, – корреспондент морщится. – Я вот только думаю все: как-то не так мы снимаем.

– Солнце не с той стороны, – интересуется оператор, жадно затягиваясь.

– Какое, на хрен, солнце. Я вот думаю: при чем тут интервью – это же полнометражный докфильм вырисовывается.

– Погоди, Толян, мы еще месячишко тут покрутимся и не то что докфильм, блок-бастер снимать начнем…

– Типун тебе на язык. Все! Хорош курить! Поехали.

– Можно продолжать? – спрашивает Шарыгин.

– Мотор!! – дурачится оператор Петруха. – Начали!!!

Непостижимым образом учителю биологии и снежному человеку удалось установить удивительный душевный контакт уже через час после случайной встречи. Я фактически был свидетелем этому. Я видел их идущими по лесополосе, а, закончив свою пробежку, заглянул к Твердомясову в квартиру.

Еще до моего прихода отчаянный Афанасий Данилович пытался засунуть йети в душ. Первая попытка закончилась полной ликвидацией двери в ванную комнату. Из-за второй сильно пострадал косяк и образовалось не очень нужное окошко в стене. Третья могла стать последней гастролью всей сантехники, но тут появился я. Вдвоем мы быстро пришли к выводу, что принцип добровольности –одна из главных заповедей дрессировки. Я предложил подождать, пока йети сам проявит интерес к необычным для него устройствам, и оказался в итоге прав.

Взятый тайм-аут решили использовать для придумывания имени гостю.

– Снежок – это пошло.

– Согласен. Попробуем плясать от йети.

– Тогда вообще похабень получится.

– Но можно сказать по-русски, ласково – Еша.

– В смысле «много ест»? Тогда уж лучше Яша.

Имя Яша всех устроило, включая самого Яшу, и первая часть мозгового штурма на том завершилась.

– Однако для научных записей требуется иное имя! – пафосно заявил Твердомясов.

– Согласен, – подхватил я. – Например, гомо снегус.

– Как?! – удивился учитель биологии, еще не забывший институтскую латынь. – Правильно это звучит хомо нивеус. А впрочем, гомо снегус действительно лучше. Ты посмотри, какой он черномазый – типичный абиссинский негус.

Так прижились обе клички.

На снегуса йети отзываться начал не сразу, а вот Яша пришелся ему по сердцу.