Изменить нельзя простить - Анна Томченко

останавливаясь и вставая передо мной.

— Нет. Ты сказал, что…

— Да, да! Я именно это и сказал. Что если будет ребёнок, то все ок. А если решишь иначе решить ситуацию, то я тебя поддержу…

Кирилл перехвалил мои ладони. Сжал в своих. А потом поднёс к лицу и подышал на замершие мои пальцы горячим дыханием.

— Ты не это сказал! — вспылила я. — И вообще оказался женат! Женат!!!

Я выдернула у него из рук свои ладони и для безопасности засунула их в глубокие карманы пальто. Кирилл смотрел на меня неотрывно, словно стараясь заметить тень усмешки или просто хоть малейшую реакцию, но я была раздосадована. Надула щеки и громко дышала через нос.

— Это вообще не проблема, — медленно признался Кирилл, и праведный гнев, который обычно продирался волной огня откуда-то изнутри, мелькнул в моих глазах. — Никакая жена рядом не стояла с тобой.

Он что, сейчас комплимент мне сделал?

— И вообще, я такой идиот, Ева. Я самый настоящий дурак. Я просто так сильно люблю тебя, что мой мозг не соображает.

Кирилл приблизился и положил свои ладони мне на талию. Я шмыгнула носом.

— Я не знал, что делать все это время, пока тебя не было рядом. В один момент я отпустил бороду. И много пил. И вообще морально разлагался. Наверно, так смерть приближалась.

Я шмыгала носом активнее и ещё взгляд отвела от Кирилла. От его слегка изогнутой линии губ и твёрдого подбородка, теперь скрытого короткой стильной бородой.

— Мне никто не нужен был. Понимаешь? С твоим появлением я перестал вообще замечать женщин. В каждой видел тебя…

— Ты сейчас так оправдываешься, что трахался все это время, но кончал исключительно с моим портретом в памяти? — едко уточнила я, чтобы за сарказмом скрыть трепетную дрожь в голосе.

— Ну что ты? Трахался я исключительно с чувством вины. Ну ещё немного с сумасшествием, когда прилетал в Петербург и наблюдал за тобой издалека…

Я так и знала, что он меня свести с ума хотел! Вот чуть паранойю не развил во мне своим сталкерством.

— А что только наблюдал? — я скосила глаза в сторону парка, но не смела сделать и шага, чтобы не спугнуть разговор.

— А ты сказала, что бросишься в Неву…

— Кому? Когда?

Руки Кирилла скользнули выше и легли мне на лопатки. Так прижимать меня к себе Бестужеву определенно было удобнее.

— Я шёл за тобой, и ты крикнула Ляле…

Как бы я ни хотела избежать позорной женской истерики, у меня не получалось. Губы затряслись, глаза резко наполнились слезами, и я задыхаясь выдала:

— Я все это время ждала, что ты приедешь! — я оттолкнула Кирилла. Не получилось. — Я даже себе боялась признаться, что отчаянно хочу, чтобы ты приехал и сказал, что все хорошо. Что все будет правильно, что ты не женат, в разводе, вдовец! Что-нибудь!

Слёзы душили. Я проглатывала слова.

— Я в разводе, — медленно сказал Кирилл, и его ладони скользнули к моему затылку, запутались в волосах, чтобы в итоге заставить меня уткнуться в тёплую, пахнущую апельсинами грудь Кирилла.

— Какая теперь разница! — вырвалось у меня со всхлипом. — Я так хотела, чтобы больше не было больно. Я же просила тебя тогда. Я же призналась тебе! А было все равно больно! И я почти решилась не рожать! И это тоже больно!

— Тш-ш-ш… — Кирилл прикоснулся губами к моему виску. Провёл тёплую полосу прикосновений, аккуратно приподнимая мокрое от слез лицо за подбородок. — Теперь не будет больно. Я заберу всю твою боль, понимаешь…

— Тогда роди за меня, — уже в голос ревела я, не в силах справиться с гормональным скачком, а ещё с беспомощностью, которая накатила, как только Кирилл появился в поле моего зрения.

— Мы можем просто сделать кесарево сечение, — попытался найти компромисс Кирилл, и я ещё сильнее расплакалась. Вцепилась своими пальцами в его свитер, оставляя уродливые заломы и вмятины на шерсти.

— А дальше-то что? — не успокаивалась я, ловя губами на шее Кирилла нитку пульса и касаясь ее кончиком языка.

— А дальше… — потерял нить разговора Бестужев. — Нет. Не так. Ева, сначала я тебе расскажу, как люблю тебя… Как с ума схожу. Как брежу. Как желаю. Только одну тебя. Чтобы только моя была. А я твой. Только твой, понимаешь? Без всяких левых баб. Но то, что случилось между нами… Такое, Ева, изменить нельзя, простить?

Глава 58

Кир. Два года спустя.

Детский всхлип раздался из-за двери. Я потёр глаза и коснулся острого плечика в веснушках.

— Ева, Дёмыч не спит… — голос со сна был хриплым, но Ева разобрала фразу и, взмахнув рукой, сквозь сон протянула:

— До восхода солнца он твой сын…

Да, кто-то пересмотрел мультиков накануне.

Я откинул одеяло и, стараясь не шуметь, прошёл в детскую.

Демид тянул на себя один из прутьев кроватки, а второй ручкой старался зацепить медведя из мобиля. Для полутора лет он был крайне упёртым.

В мать. Однозначно в мать.

Я наклонился к сыну и взял его на руки. Дёма обвил мою шею своими тонкими ручонками и засопел. Я включил ночник и прошёл к креслу-качалке. Сел. Стянул с комода вязаный плед и накинул на спину сына.

— Тш-ш-ш… — я погладил Дёму по спине и тихонько оттолкнулся от пола, чтобы кресло качнулось. Сын завозился и пополз по мне выше, чтобы голову положить на плечо.

С встречи Евы в холле больницы многое произошло.

Свадьбы вот не произошло!

Я поджал губы. Ну ничего, мы с Дёмычем и не на такое способны уломать, а пока…

Спи, мой мальчик. Спи.

Ева долго упиралась и вообще не собиралась жить вместе. Она же взрослая самодостаточная и бла бла бла… Но чем ближе становились роды, тем сильнее Ева менялась. Она как ручная кошка нуждалась в ласке. Терлась об меня. Говорила с животом вслух, а потом и я начал.

Я был так счастлив, когда на седьмом месяце Ева впервые осталась у меня ночевать, что не спал всю ночь, боялся, что опять сбежит. Но она не только не сбежала, но с утра ещё и расплакалась, признавшись, что очень сильно устала и, наверно, любит меня давно.

Я ее любил с первой встречи.

И говорил об этом почти каждый день, чтобы