Тигрица - Дженнифер Блейк

— Потом мы занимались любовью, — закончил он таким жестким тоном, какого она еще ни разу от него не слышала. — Мы двое, вы и я. И я не совершил ничего, что было бы противно вашей воле. Или вашему желанию.

— Я растерялась, я была вне себя, и вам это прекрасно известно! — резко возразила Джессика. — Вы этого ждали и рассчитывали… Вы воспользовались моим состоянием, моей беспомощностью!

— Я воспользовался вашим состоянием, потому что… — Кастеляр внезапно оборвал сам себя, сообразив, что он только что приговорил себя. И был близок к тому, чтобы усугубить свою ошибку еще больше. Горло его неожиданно перехватило такой сильной судорогой, что он едва сумел набрать в грудь воздуха, чтобы сказать хотя бы несколько слов в свое оправдание.

— Я действительно оказался возле вас не случайно, это чистая правда. Я приехал в гостиницу, где вы остановились, я хотел поговорить с вами, но вас уже не было. К счастью, швейцар запомнил адрес, который назвал таксисту ваш кузен. Я знал этот дом, знал, какого рода вечеринки там устраиваются, и у меня было сильнейшее подозрение, что вам, Джессика, это неизвестно. Я последовал за вами, а потом… Потом случилось то, что случилось.

— Значит, вы тоже жертва обстоятельств? — с самой саркастической улыбкой спросила Джессика. — Вы, беспечный холостяк, президент собственной компании… Я не понимаю, что вы теряли, если бы вас застали в таком… в такой…

— Прекратите! — резко приказал Кастеляр, взмахнув в воздухе раскрытой ладонью. — Не надо драматизировать. Скажите лучше, почему вы так уверены, что я не женат?

Взгляд Джессики был устремлен вниз. Она поняла, что выдала себя. В памяти ее всплыла трагическая история с невестой Кастеляра, которая покончила с собой. В следующую секунду Джессика, однако, уже настолько совладала с собой, что сумела найти подходящий ответ.

— «Врага надо знать — это всегда окупается». Разве не так звучит основополагающая стратегия войны и бизнеса?

— Тогда вам должно быть известно, насколько я дорожу своей репутацией и принадлежностью к деловой элите, — парировал он. — Кроме того, существуют еще моральные нормы, которые мне привили с детства, и я стараюсь их соблюдать хотя бы из уважения к собственной семье.

— Да, конечно… — Голос Джессики чуть заметно дрогнул от недоверия и боли. — И этот прискорбный случай несомненно способен повредить вашей репутации. Я бы поверила вам, Кастеляр, если бы мне не было слишком хорошо известно, ради чего все это было подстроено. К чему всегда стремятся все так называемые «настоящие мужчины»? Они стремятся увеличить счет своих побед. Именно для этого и была устроена эта вечеринка. Вам захотелось потешить свое мужское самолюбие, и вы приказали запечатлеть вашу победу на пленке. Как же я могу верить тому, что вы говорите мне сейчас?

— Я знаю, что кто-то сделал несколько снимков, — попытался возразить Кастеляр. — Но я не имею к этому никакого…

Джессика рассмеялась неприятным хриплым смехом.

— Не верю! — воскликнула она словно режиссер в театре. — Попробуйте придумать что-нибудь еще!

Кастеляр несколько мгновений молчал. Потом он догадался.

— Кто-то вышел на вас, — сказал он уверенно.

— Можно сказать и так.

Не отрывая взгляда от ее скул, на которых расцветали две алые розы, он спросил:

— Вы видели снимки?

— Один. Этого было достаточно.

Дождь, сопровождавшийся сильным порывистым ветром, захлестывал веранду, и струи воды громко стучали по ее дощатому полу под окном библиотеки. Ливень был таким сильным, что за его плотной серой занавесью невозможно было различить даже деревьев в саду. Веранда была засыпана сбитыми дождем молодыми листочками и нежными розовыми лепестками; ветер гудел под оконными карнизами; дождевая вода глухо ревела в водосточных трубах, а в библиотеке было тепло и уютно.

— Покажите мне его, — негромко сказал Рафаэль, пытаясь выиграть время, чтобы найти изъян в ее логике и обернуть ее слова в свою пользу.

— Чтобы вы могли еще раз полюбоваться делом своих рук? Нет уж, не дождетесь!

— Я хочу только взглянуть, насколько компрометирующей может быть эта фотография, — сказал он как можно мягче и убедительнее, не без труда смиряя свой бешеный темперамент. — Но я и без того уверен, что мы сможем легко обезвредить эту бомбу с часовым механизмом, если только вы согласитесь меня выслушать. Например, если мы с вами объявим о нашей помолвке, никто не увидит ничего зазорного в том, что мы, гм-м… были близки.

— Выслушать вас? — с горечью откликнулась Джессика — Что вы можете мне сказать? Вы хотите убедить меня в том, что раскаиваетесь в своем поступке? Но я-то знаю, что это не так! Вы не остановитесь ни перед чем, ни перед какой грязной уловкой. Вы осаждали банк в надежде узнать наше финансовое положение и пошли даже на то, чтобы сделать мне предложение, лишь бы без особых хлопот присоединить «Голубую Чайку» к своей компании. Знаете, что я думаю по этому поводу? Я думаю, что вы в отчаянии, Кастеляр! Обстоятельства загнали вас в тупик, и вы не видите другого способа выпутаться. Я не знаю только, какие это обстоятельства, но я узнаю!

— Я могу сказать вам, только вы все равно не поверите.

— Скорее всего — нет. Если только вы не признаетесь, что связаны с торговлей наркотиками.

С губ Кастеляра сорвалось короткое досадливое восклицание.

— Первое, о чем вспоминает гражданин Штатов, когда видит перед собой преуспевающего латиноамериканца, это, конечно, о наркотиках и о мафии! — сказал он зло.

— Согласитесь, что у нас есть для этого основания, — возразила Джессика.

— Точно так же и у нас есть основания считать, что большинство богатых людей в Соединенных Штатах так или иначе связаны с организованной преступностью.

— Это не одно и то же! — резко бросила Джессика.

— Вот как? — Рафаэль впился взглядом в ее лицо и удовлетворенно кивнул, когда Джессика, не выдержав, отвернулась. Похоже, инициатива понемногу ускользала из ее рук и переходила к нему.

— Мне совершенно безразлично, чего вы хотите и почему, — сказала она неожиданно и снова повернулась к бразильцу, с вызовом вскинув голову. — Главное, что вы никогда не добьетесь своего — уж я об этом позабочусь, чего бы мне это ни стоило. В крайнем случае, прежде чем вы сумеете наложить лапу на «Голубую Чайку», я отдам ее худшему из моих врагов. Или из ваших.

Она опоздала. Рафаэль уже владел «Голубой Чайкой» или почти владел, но Джессика пока этого не знала, а он не мог ей сказать. Только не сейчас. Она держалась так гордо и так стойко защищалась, что он не смел нанести ей этот жестокий, сокрушительный удар. При взгляде на нее, на ее лицо, полное огня и стремления к победе, у него внутри все переворачивалось, а голова переставала что-либо соображать.