Всё, что мы обрели - Элис Келлен

отнесла посуду на кухню.

Вернувшись, взяла бокал вина и села рядом с Акселем. Сделала глоток. Потом еще один. Аксель поднял бровь, взглянув на меня.

– Выкладывай уже все, что собираешься, иначе ты в конце концов напьешься.

– Все сложно… – перевела я дыхание. – Я пообещала Скарлетт, что подумаю, но не уверена, что это настолько кошмарная идея – остаться здесь еще на пару недель.

– Для такой работы?

Я кивнула, и Аксель вздохнул, допивая оставшееся вино. На мгновение я подумала, что если он скажет, что уезжает, то я… тоже уеду. И эта мысль испугала меня. Словно стрела пронзила меня, и я хотела ее выдернуть. Потому что поняла, что все еще боюсь делать что-то одна, что мне всегда нужен кто-то рядом.

– Ну, тогда больше не о чем говорить. Мы остаемся.

Он поцеловал меня, и я облегченно выдохнула.

Но еще ощутила горькое чувство внутри. То, которое возникает, когда ты понимаешь, что ты слабее, чем думала, что внутри тебя есть что-то, что продолжает подводить. Я вспомнила слова, сказанные Акселем несколько недель назад на вершине Монмартра во время нашего первого свидания: «Это как если бы ты сначала посмотрел в зеркало, в котором при свете ты выглядишь фантастически, и позволил бы этому нереальному образу ослепить тебя».

103. Аксель

Оливер ответил с третьего гудка, и у меня перехватило дыхание.

– Нам нужно поговорить, – пробормотал я.

– С Леей все в порядке? – спросил он обеспокоенно.

– Не знаю, наверное, да. Мне бы хотелось так думать. Ты говорил с ней в последнее время? Она сказала, что хочет, чтобы мы остались здесь еще на несколько недель?

– Нет, черт возьми, она ничего не говорила.

Я ввел его в курс последних событий. Рассказал о Скарлетт, которой доверял меньше всего; вся эта история казалась мне пустой, красивой оберткой, ослепительной лишь первые пять минут. Но Лея теряла голову каждый раз, когда эта женщина открывала рот. А еще дело было в ней самой, в тех ее чертах, что проявились за эти недели: эго, самолюбие.

– Не понимаю. Это на нее не похоже.

– Меня беспокоит то, что она не знает, чего хочет, – объяснил я. – Я бы понял, если бы она сказала мне, что она давно искала это, что она хочет такого будущего, но она понятия не имеет, что ищет, и это… опасно.

Я закурил, продолжая думать об этом. Мне хотелось понять ее, но я не понимал. А ведь именно в этом и смысл, да? В понимании, в том, чтобы поставить себя на место человека, с которым хочешь разделить свою жизнь.

– Ну, позволь ей упасть, – ответил Оливер.

– Чего, прости? Какого хера?..

– Возвращайся домой. Поверь, мне потребовались годы, чтобы принять, что она не ребенок и что я не могу контролировать ее так, как мне хочется. Когда я оставил ее в Брисбене после всего, что произошло с тобой… Клянусь, я несколько месяцев параноил, считая, что это моя ответственность, и чувствовал себя дерьмом из-за того, что оставил ее одну, хотя знал, что ей было ужасно плохо и она каждую ночь плакала во сне.

– Черт, Оливер, не напоминай мне.

– Да я не поэтому говорю. Если она хочет остаться в Париже, пусть так и сделает. Пусть сама принимает решение.

– Ты не понимаешь. – Я сделал еще одну глубокую затяжку.

– Попробуй объяснить.

– Мы вместе. И я больше не оставлю ее.

Наступила тишина, а потом он разразился смехом:

– Никогда не думал, что буду рад услышать что-то подобное.

– Что за дерьмо ты там куришь? Поделись.

– Может, когда ты вернешься и мы куда-нибудь сходим, – пошутил он, но тут же стал серьезным. – А что касается Леи… Я постараюсь поговорить с ней. Забавно, да? Мой отец всегда беспокоился об обратном. Он боялся, что она настолько сосредоточится на живописи, что не захочет даже ступить на арт-рынок или расстаться со своими картинами, продав их. В тот день, когда случилась авария… они собирались в галерею в Брисбене, и он несколько дней ее уговаривал. А теперь, смотри-ка.

Я потушил сигарету, все еще будучи задумчив и беспокоен.

– Да брось, не говори с ней. Я об этом позабочусь, не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– Ладно. Как ты там, в порядке? – спросил он.

– Я в порядке, не считая того, что у меня возникло желание положить твою сестру в чемодан, сесть на первый же самолет и вернуться домой, к нашей жизни. После стольких лет, после стольких проблем… у меня такое ощущение, что сейчас мы как никогда далеки от места, где должны быть.

104. Аксель

– Ты веришь в судьбу, Лея?

– Зависит… – задумчиво вздохнула она.

– От чего? – Я пристально посмотрела на нее.

– От того, какой день. Иногда да, иногда нет.

– И от того, суждено ли нам быть вместе?

– Ты правда об этом думаешь? – Лея засмеялась.

– Может быть, некоторые вещи мы не можем выбрать, потому что они выбирают нас.

– Это звучит мило, – улыбнулась она мне. – Я так люблю это. Часами лежать с тобой в постели и просто разговаривать. Или наблюдать за тобой. Или прикасаться к тебе.

– Вот про прикосновения мне интересно. Давай-ка подробнее, – прошептал я.

Она рассмеялась и обхватила меня руками.

105. Аксель

Правда в том, что она выглядела прекрасно в этом платье, оставлявшем открытой всю спину, хотя я только и думал о том, чтобы сорвать его, что было непросто, учитывая десятки людей вокруг нас, болтающих и смеющихся. Я ел и пил, пытаясь хоть как-то пережить эту вечеринку, но давалось мне это с трудом. Во-первых, потому, что я все время думал о том, как было бы здорово, если бы мы с Леей были дома, в нашем настоящем доме, лежали на террасе и смотрели на звезды, возможно, планируя посетить какую-нибудь простенькую ярмарку искусств в следующие выходные или подготовить что-нибудь для галереи в городе. А во-вторых, потому, что я понял, что, вероятно, все это время ошибался. Может быть, Лея хотела именно вот этого. Вдруг ей нужны были такие вечера, как этот, среди незнакомых людей с фальшивыми улыбками.

Я посмотрел на нее. Казалось, она в своей тарелке. Вернее, так бы я сказал, если бы не знал ее настолько хорошо и не чувствовал скованность ее осанки, напряжение, которое она будто бы несла на плечах, и нервозность, охватившую ее, как только она поздоровалась со Скарлетт, словно подавляющее присутствие этой женщины заставляло ее чувствовать себя неполноценной или ошеломляло.

Я немного отстал от них, пока они болтали.

Я обернулся вокруг себя, разглядывая гостей, завернутых в свои наряды, как рождественские подарки в праздничную упаковку. Лишь морок, все на этой вечеринке как будто было сделано из папье-маше и сверкало полным отсутствием подлинности. Они казались нереальными, потому что каждый раз, когда я смотрел на этих людей, я видел лишь пустые оболочки. И я не хотел, чтобы Лея была среди них. Да, были исключения, как и везде, но меня подавляли атмосфера, видимость интереса, светские беседы. Целых полчаса я слушал, как группа гостей обсуждала, вернулся ли в моду сиреневый цвет, и мне уже казалось, что моя голова вот-вот взорвется.

Я взял напиток и вышел из комнаты. Шум остался позади, как только я начал подниматься по лестнице отеля на верхний этаж. Я добрался до крыши.

Ветер был прохладным, но приятным. Я сделал глубокий вдох. После неспешно закурил, размышляя о жизни, что вибрировала там, внизу, пока я присутствовал на вечеринке, где не смог найти себя. Мне было страшно думать, что проблема крылась именно в том, что мы с ней искали разные вещи, и это после того, насколько тяжело нам было снова сойтись…

Я почувствовал ее у себя за спиной. Повернул голову.

– Что ты здесь делаешь? – Я сделал затяжку.

– Видела, как ты уходил.

– Так ты не могла отвести от меня глаз, – пошутил я, подняв бровь, когда она оперлась руками о крыльцо. – В следующий раз скажи мне, и я тебя не покину.

Она застенчиво улыбнулась, но даже моя попытка