Приключения сионского мудреца - Саша Саин

«Вот „правдолюб“! — подумал я. — Знает, как часы лекций тырить, приписывать, вымогать деньги! Линеечки тоже, небось, натырил! Мало похож на изобретателя, а больше на Петьку Чапаевского! А тут, как на завод пройти — учит, как целый день потратить, чтобы пропуска добиться! И куда, не в Большой театр, а на эту „мусорку“ посмотреть, которая называется Таджиктекстильмаш!». Пройдя через секретаршу, проведя у неё перед носом пропуском «Совет Министров, Госплан», я важно прошёл без стука к директору завода, опять потянув за рукав «мальчика-кузнеца». «Вот! — сказал я директору завода, не давая ему опомниться. — Привёл вам новатора советского машиностроения из Свердловска — трижды Героя соцтруда!». — «Дважды», — поправил меня кузнец. «Ну да, пока дважды, но в его годы и трижды успеет! — рассмеялся я, а за мной и директор. — Я из Госплана! — пояснил я ситуацию. — Мы организуем на предприятиях республики встречи с новаторами советских предприятий, изобретателями, чтобы и наших рабочих и ИТР поднять на высокий уровень!». — «А-а-а», — облегчённо вздохнул директор. «Да, это помощь, а не комиссия по проверке», — засмеялся я, а за мной ещё громче и дольше меня смеялся директор, что так легко отделался. «Вы сейчас посидите, пожалуйста, у меня в кабинете, а я мигом сбегаю в цех и прикажу людей собрать», — забегал директор, как мальчик на побегушках перед нами. «Оля, — позвал он секретаршу, — организуй чай для гостей из Свердловска. Отдыхайте, а я скоро вернусь!». — «Ну, ты даёшь! — то ли восхищённо, то ли возмущённо воскликнул изобретатель, когда Оля пошла за чаем, а директор в цех. — Ты знаешь, кто у нас директор завода?! Это член правительства, это член Центрального Комитета партии! Разве можно к директору завода так проходить?!». — «Вы же видите, что можно», — прервал я его.

Этот кузнец стал меня уже раздражать! Новатор называется, а использует старые лакейские правила, только тырит по-новаторски. Хороши были бы мои дела, если б я полдня потратил на вышибание пропуска. А ещё полдня или больше — на разрешение организовать встречу с передовиком партии, выпрашивая разрешение в отделе кадров или у мастера цеха. Сказали бы: «Приходите в воскресенье в клуб, а сейчас не мешайте работать — у нас план!». А так, пожалуйста, директор пошёл и остановит весь завод на час, не меньше, и действительно остановил! Распарившись от чая и предвкушая в лекционной путёвке много часов и денег, старый кузнец прыгал вокруг молота, как молодой вокруг невесты, показывая приёмы ковки «дореволюционного периода»! Но годы «взяли своё», и он запыхался и покрылся потом. Отвык старик от молота, стал больше языком работать. «С его фокусами много не заработаешь!» — шепнул один рабочий другому. Остальные тоже смотрели на кузнеца, как на музейный экспонат. «Он не только кузнец, но и изобретатель! — старался спасти я авторитет старого героя. — Покажите свои изобретения, а я пока пойду подписывать путёвку вам», — шепнул я ему на ухо. Но кузнец и сам знал, что ему надо делать, в таких вопросах он ориентировался лучше меня. Он «залез» в длинное повествование о своём творческом пути, о тяжёлом голодном детстве, и что для него сделала родная наша партия, Советское правительство и лично Генсек — Леонид Ильич Брежнев. Пока я подписывал кузнецу три часа лекций, он всё говорил и говорил. «Нам надо на следующий завод», — шепнул я ему. «Ну, большое вам спасибо!» — разбудил он уснувших рабочих. «Приезжайте к нам ещё!» — сказал мастер завода, а рабочие промолчали. «Покажите им линеечки», — посоветовал я новатору. «Ты что! — сказал он мне уже на улице. — Покрадут, черти, пока будут их смотреть! Я один раз такую глупость сделал, из 20 экспонатов только 3 вернулось, и то, потому что из рук удалось вырвать!». — «А, это я не учёл, вы правы, я просто не подумал», — признал я свою ошибку.

Целую неделю длился вояж кузнеца по городским предприятиям, он показывал везде одно и то же, и одно и то же говорил. Чем мне сильно поднадоел, но я ему показал и моё искусство, в том числе сдержал слово: как надо и на военном заводе проходить! «А напиши от моего имени статью обо мне в вашей партийной газете! — скромно предложил кузнец. — Как она у вас называется — „Коммунист Туркменистана“». «Таджикистана, вы в Таджикистане», — поправил я его. «Вот чёрт! Мне, знаешь, все эти турки одинаковы! И честно, я не знал, что есть такой Таджикистан, или как его? Пока, вот сейчас, не приехал сюда. Знал, что есть узбеки, туркмены и Ташкент». — «Ладно, будете не хуже Стаханова — напишу!». На следующий день понёс статью зам. редактора «Коммунист Таджикистана» Заречному, прихватив с собой и кузнеца, как «вещдок». Кузнец был, как и положено, при орденах и медалях, чем очень впечатлил Заречного. «Вот статья! — сказал я. — О герое, новаторе из славного города Свердловска — флагмана советского машиностроения! Написали мы оба, — и протянул Заречному пять рукописных листов, где в конце стояла „кузнецкая“ и моя фамилия, как авторов. — Кузнец проделал огромную работу в городе!» — и я подробно рассказал о пользе, которую кузнец принёс таджикскому народу, создавая фон, пока редактор читал «героическую былину». И статья моя была о «народном» кузнеце — в тонах народного эпоса и патриотизма. «Хорошо, — остался доволен Заречный, — опубликуем. Это вы писали?» — спросил он меня. «Я, — кивнул я скромно, — с его помощью», — указав на соавтора-кузнеца. «Да, мы вместе писали», — уверенно, громко заявил кузнец. «У вас чувствуется публицистический стиль», — похвалил меня Заречный. «Да, мы хорошо „публисисиськи“ написали», — согласился кузнец. «Приходите завтра, — предложил мне Заречный, — прочитаете заготовку статьи и если согласитесь — опубликуем».

«А где моя фамилия?!» — возмутился я, увидев, что в конце только Мельник Николай Иванович указан. «Знаете, — хитровато прищурившись, заявил Заречный, — одна фамилия Мельник как-то лучше смотрится, чем две». — «Ну, да, — понял я, — моя не такая благозвучная». — «И к тому же, вы должны понять! Вы думаете, статьи в газете написаны теми, чьи фамилии стоят в конце? Пишу я или мои коллеги, а подписываем другими. Такая у нас, журналистов, участь, но я вашу фамилию вклиню в текст, вот здесь, например, где написано: „я посетил 11 предприятий города“, — исправлю, — „в сопровождении товарища…“ — и ваша фамилия будет указана. А так, всё хорошо написано, спасибо за статью, буду рад вас ещё у нас видеть».

«Пошёл к чёрту!» — подумал я, хотя зря, пришлось ещё несколько раз обратиться. «Ну, молодец! — похвалила Марина Алексеевна, когда кузнец уехал. — У тебя хорошо всё получилось, и много предприятий, на удивление, посетили! Обычно твой предшественник не более 3–4 посещал с новаторами». — «Наверное, заказывал пропуск», — подумал я. «Давай приглашай другого новатора, вот есть ещё одно „светило“»! — протянула она мне московский адрес.

Не только мы с братом успешно трудились на просторах Таджикистана, наш отец тоже присоединился к нам, довольно быстро найдя работу учителем школы № 56 в районе 2-го Советского, около домостроительного комбината. Несмотря на свои 60 лет, отец поднял уроки производственного обучения в этой школе, как и в Бердичеве, в школе № 4, на высокий уровень. Теперь уже эта школа побеждала на городских выставках своими экспонатами, которые делали на его уроках и после уроков дети! Они, а больше он сам, изготавливали разные станки, модели. Домой он приходил поздно вечером. Только зрение его подводило, и поэтому в борьбе с нарушителями дисциплины ему приходилось применять свою природную находчивость и юмор. «Понимаете, одна „сволочь“ всё время насвистывает на уроках!» — назвал он сволочью ученика. Любой «моралист» скажет: «непедагогично». Но это скажет только дурак и лицемер: во-первых, не за что любить того, кто свистит на уроках! Во-вторых, произнося слово «сволочь», отец улыбался и не злился. «Так вот, — продолжал отец, — сколько я не просил перестать свистеть, ничего не помогало. Сегодня, когда опять в классе „засвистело“, я сделал паузу — свист продолжался. Тогда я резко громко выкрикнул: „свистун, встать!“ И что вы думаете? — смеялся отец. — Этот дурачок вскочил, а потом быстро сел, но было уже поздно — все стали смеяться!». — «Гипнотизёр», — покатываясь со смеху, сказали мы с братом. «А что, в гипнозе тоже так делают?» — удивился отец. «Вот тебе книга по гипнозу — почитай! — протянул я ему купленную мною книгу, т. к. сам мечтал когда-нибудь гипнозом заняться. — Она тебе в твоей работе пригодится». — «Они очень интересные, — продолжал отец, имея в виду, тех же „сволочей“-учеников. — Вчера во время перерыва я достал бутерброд и стал быстро есть, чтобы успеть до звонка. Так они не уходят. Один подошёл ко мне поближе и спрашивает: „А что, мы будем сегодня ещё делать?“ — и смотрит то на меня, то на бутерброд. — Мне стало смешно, и я спросил его: „Хочешь бутерброд кушать?“ — Он кивнул и проглотил слюну. Мы с ним поели. У нас дети, в основном, из бедных семей, — пояснил отец. — Когда они хотят уйти с урока, то обычно придумывают: или голова болит, или живот», — продолжал отец, который если начинал рассказывать о своей школе, то его было также трудно остановить, как тогда, когда о своём фронтовом прошлом рассказывал. — «Сегодня один, из седьмого класса, заявил, что у него голова болит. — „Можно я уйду домой?“ — спросил он. Я ему говорю: „Ну, хорошо, только голова болит, но сам-то, ты здоров, правда? Он мне отвечает: „да“. Так и оставайся, предложил я ему, причём тут голова, если сам ты здоров?“. Он остался, но всё время было видно — соображал, что же произошло? Хорошо работал и больше не просил отпустить. В конце урока я его спросил: „Как голова?“. — „Какая голова?“ — спросил он, уже и забыв про свой фокус».