Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Я отказываю в разрешении. – Пусть останется здесь, он ей нужен. Если он действительно так заботится о Шотландии…

– Теперь вы выглядите такой же мелочной и мстительной, как ваша кузина Елизавета. Помните, как она отказалась выдать вам паспорт?

– Это не одно и то же.

– Возможно. Но я лучше послужу Шотландии за границей. Мне нужно лично побеседовать с некоторыми людьми во Франции. Я скоро вернусь.

Теперь он обхаживал ее, словно уличный торговец. Сейчас он предложит ей привезти модные украшения из Парижа.

– Я знаю, вам нравятся золотые нитки, которых здесь не найти, и ювелирные пуговицы…

Она прыснула со смеху.

– Прошу прощения? – с оскорбленным видом произнес Джеймс.

Ему очень хотелось уехать. Он что-то знал. Возможно, будет лучше, если он уедет. Тогда они с Босуэллом получат большую свободу действий. Мысль о Джеймсе, наблюдающем за ними и оценивающем каждый взгляд, которым они обменивались, выглядела пугающе.

– Хорошо, ты можешь ехать, – сказала она. – Но я хочу, чтобы по пути ты остановился у королевы Елизаветы и побеседовал с ней. Кроме того, – с улыбкой добавила она, – я действительно буду рада, если ты привезешь мне гранатовые пуговицы.

Эти пуговицы были неприлично дорогими, и их было трудно найти.

* * *

Марии отчаянно хотелось встретиться с Босуэллом, но он намеренно избегал ее общества: пока она соблюдала траур, все взгляды были устремлены на нее. До двадцать второго марта, сорокового дня после смерти Дарнли, ей приходилось как можно дольше находиться в траурных покоях.

Но из-за уличных волнений, потока дипломатической корреспонденции и необходимости ответить на срочные просьбы графа Леннокса она, по крайней мере, могла встречаться со своими советниками. Разумеется, к их числу принадлежал и Босуэлл.

Однажды вечером в начале марта он наконец предстал перед ней без Мейтленда, Аргайла и своего шурина Хантли. Ей показалось, что после его последнего визита в ее спальню в Холируде прошло так много времени, как будто это произошло в какой-то другой жизни. Его рыжеватые волосы резко контрастировали с черной драпировкой стен – частица жизни во владениях смерти. Он скованно переминался с ноги на ногу, глядя на нее.

Мария не стала тратить время на слова и сразу же обняла и поцеловала его. Теперь одно лишь прикосновение к нему было счастьем. Они запрещали себе даже смотреть друг на друга в присутствии посторонних.

– Босуэлл, Босуэлл… – шептала она. Она прижималась к нему и впервые с тех пор, как замкнулась в своих покоях, почувствовала прилив сил. До сих пор она оставалась совершенно одна.

Он осторожно снял ее руки со своей шеи.

– Мы не можем. Не сегодня.

Но она должна получить его – или умереть! Она хотела ласкать его, прикасаться к его обнаженному телу, лежать рядом с ним и принимать его в себя до тех пор, пока не перестанет чувствовать что-либо еще, кроме наслаждения. Она снова привлекла его к себе и поцеловала. Он должен изменить свое мнение. Она заставит его сделать это.

– Нет, – он не отреагировал на ее ласки, и ей оставалось лишь отпустить его. – Разве ты не видела плакаты, не слышала обвинения? Они все знают.

– Нет, не знают.

– Да, знают. Наша единственная надежда – вести себя открыто и благопристойно, чтобы слухи прекратились сами по себе. Кроме того, моя жена нездорова…

– Твоя жена? Какое отношение ее здоровье имеет к этому? – Внезапно у нее возникло скверное подозрение: – Она беременна?

– Нет. Но Мария, любовь моя, сейчас нам нужна вся поддержка и сочувствие, которое мы можем получить. Ты должна быть скорбящей вдовой, а я заботливым мужем. Мы не можем допустить отчуждения Хантли, твоего канцлера и брата моей жены.

– А также графа Леннокса, отца моего мужа, – мрачно добавила Мария. Она опустилась на мягкую скамью. – Он требует расследования и суда.

– Так и должно быть, – Босуэлл осторожно пододвинул стул и сел, оставаясь на расстоянии пяти футов от нее. Кто-нибудь мог «случайно» заглянуть в комнату в любой момент.

– Я написала ему и спросила, как я могу привлечь кого-то к суду – ведь на плакатах было перечислено много имен. Например, твоя старая любовница Джанет Битон…

Он негромко засмеялся.

– …Черный Джон Спенс, кем бы он ни был.

– Подручный Бальфура.

– Сам Бальфур и несколько французов из моей свиты. Но ты знаешь, кого он хочет видеть в суде?

Босуэлл покачал головой и опустил ее на подставленные ладони.

– Тебя. Он хочет, чтобы ты предстал перед судом.

– И? – Босуэлл посмотрел на нее между ладоней.

– Я согласилась. Что еще я могла сделать? Я попыталась увязать это с заседанием парламента, но он хочет провести слушание, как только это будет возможно по закону. Двенадцатого апреля тебя обвинят в преступлении и допросят перед судебной коллегией.

Босуэлл взорвался от смеха:

– Кто же будет заседать в коллегии?

– Титулованные дворяне, как и ты сам. Графы Аргайл, Хантли, Арран и Кассилис. Лорды Линдсей и Семпилл. Белленден, Балнейс, Макгилл и Питкерн из Данфермлина.

– Оба наши шурина будут заседать в суде? – недоверчиво спросил он. – И как это поможет очистить нас от подозрений? Могу сказать тебе, что если они осмелятся объявить меня виновным, то я выдвину встречное обвинение!

– Что ты имеешь в виду?

– Я хотел сказать… мы еще многого не знаем. Кто задушил короля? Это был не я. Но нам известно, что несколько человек, действовавших по приказу твоего покойного мужа, принесли достаточно пороху в подвал старого дома мэра, чтобы разрушить его до основания. Мы также знаем, что кто-то постарался оставить фальшивые улики, связывающие меня с преступлением. Они оставили у двери бочку, как будто ее прикатили туда, а потом бросили, потому что она не вошла в дверной проем. Но дело в том, что бочка так или иначе не могла пройти в обычную дверь, и если бы она была наполнена порохом, то даже самый сильный мул не смог бы утащить ее. Нет, ее привезли пустой, и это сделал человек, который в тот вечер бегал по улицам и выкрикивал мое имя. Кто-то тщательно спланировал улики против меня, и это был не Дарнли. Следовательно, у них был предводитель, имевший нескольких сообщников и желавший избавиться от нас троих. Дарнли предстояло умереть при взрыве, в котором обвинят тебя и меня. Меня отстранят от власти, а что сделают с тобой – сместят с трона? Это немыслимо, пока они не коронуют маленького принца вместо тебя.

Внезапно рассуждения Босуэлла показались вполне логичными. Мария очень испугалась:

– Как мы узнаем, кто эти люди? И как мы сможем защититься от них?

– Рано или поздно мы это узнаем. А единственный способ защиты – ничего не раскрывать, ни о чем не говорить и хранить наши секреты.

Мария потерла заледеневшие руки.

– Какое сегодня число? – наконец спросила она.

– Восьмое марта, – ответил он.

– Завтра исполнится год, с тех пор как убили Риччио. Этот кошмар продолжается уже целый год.

– Даже не гадай о том, сколько он еще будет продолжаться. Как бы то ни было, нам нужно двигаться дальше. Мы должны пережить это.

Босуэлл встал, подошел к ней и легким движением разгладил ее волосы, вьющиеся вдоль щек.

– У нас много врагов, но мы знали об этом. Некоторые из них целят в тебя, другие в меня. А когда мы соединимся, возможно, появятся и третьи. Но это не имеет значения.

– Ты не можешь прятать брачное предложение за множеством других слов, – сказала она. – Оно заслуживает своего почетного места.

Босуэлл снова отступил и взял ее за руки. Ее кисти были длинными и изящными.

– Как геральдические лилии, – сказал он, целуя их одну за другой. – Моя драгоценная леди, оставите ли вы в прошлом французские лилии на ваших старых мантиях, ваши воспоминания о Луаре и французского исповедника? Выйдете ли вы за меня и станете ли моей женой? Я могу предложить вам песни Приграничья, могу уплыть с вами на север до Оркнейских и Шетландских островов или до Норвегии. Я позволю вам преследовать разбойников вместе со мной и спать под открытым небом.

– Ради тебя я готова отказаться от всего, кроме моей веры, – сказала она. – Не проси об этом. Но я отправлюсь с тобой на край света в одной нижней юбке, и мне безразлично, что еще я потеряю.

– Ш-ш-ш, не говори об утратах. Если мы будем действовать быстро, то ничего не потеряем, – он наконец поцеловал Марию, и ее рот раскрылся, словно цветок. – Я был не прав, когда думал об отсрочке. Это только ухудшит положение. Мы должны быть храбрыми и дерзкими.

– Мой демон-любовник, – сказала она и прикоснулась к его лицу, как будто к изящной статуэтке из слоновой кости. – Как ты прекрасен.

Босуэлл хрипло рассмеялся. Никто, даже его мать, не называл его «прекрасным».

– Моя дорогая Мария, – прошептал он. – Мне хорошо известно, что я не прекрасен и даже не хорош собой. Но я люблю тебя до безумия, потому что нужно быть безумцем, чтобы делать это.