Север и Юг - Софья Валерьевна Ролдугина

и эта скудная трапеза показалась более приятной, чем самый роскошный пир в присутствии изворотливого Абир-Шалима.

– Так что с Хакимом? – спросила Фог, когда на тарелке остались только желтоватые полоски вяленой ригмы – сладкие, но слишком жёсткие.

– Нашёл место, где его убили, – ответил рыжий, отводя взгляд в сторону. – Ты права была, киморт. В первый же день достали, твари…Он только до трактира успел дойти и с пьяным купцом поболтать. Там же, в зале, налетел на него какой-то стражник – ну, из этих сухолицых верзил. Вышли они на улицу, а там ещё трое было. Наглые, мерзавцы. Даже кровь с брусчатки отмывать не стали. Жаль, я не знаю, куда они его тело подевали.

– Сожгли, скорее всего, или расчленили. Иначе бы маятник хоть на какое-то место указал бы. Вещи он тоже может искать… Ох, прости! – поздно спохватилась Фог и прижала пальцы к губам. Иаллам только отмахнулся хмуро:

– Хаким был опытным телохранителем и знал, что такое опасность. Он был готов к смерти – как готов к ней и я… Мы с Хакимом два года в связке работаем. Теперь мне конклав другого телохранителя назначит – если я выберусь отсюда.

Фог резко отставила пустую пиалу и схватила Иаллама за руку. Пальцы у него оказались горячие, сухие и жёсткие, словно болезнь всё ещё выжигала тело изнутри. Но даже сейчас, когда он был измучен и истощён, отрезвляюще ярко ощущалась разница в физической силе между опытным бойцом и кимортом-учёным.

– Ты выберешься. Я обещаю.

«Сила бывает разная».

Он мягко высвободил руку и откинулся на подушках, салютуя полупустой пиалой. Из-за цвета покрывал, занавесей и подушек глаза его тоже отсверкивали зеленью. Губы кривила неприятная усмешка.

– Это мне надо такие обещания давать, а не тебе, – произнёс рыжий наконец, и Фог поняла, что злится он не на неё – на собственное бессилие. – Ладно. Забудь. Давай лучше про дело поговорим. Как тебе городские слухи?

– О чудесном исцелении? – она вздохнула, чувствуя, как вновь наваливается усталость. – Ничего хорошего. Боюсь, что потом это выльется в недовольство. Из тех двухсот выживут, самое лучшее, две трети. А то и половина… Мой учитель, наверное, смог бы исцелить даже тех, безнадёжных, но я пока не умею создавать многосоставные стремления. И силы мне не хватает, – тихо призналась Фогарта. – Я удивляюсь, как смогла продержаться сегодня целых четырнадцать часов. Думала, меня и на половину этого срока не хватит.

Иаллам поставил опустевшую пиалу на пол и задумчиво раскрутил её пальцем.

– Значит, работай меньше. Тебе нельзя так уставать. Я не знаю, когда нам придётся бежать. Может, через десятидневье, а может, через час. Долго ты на тхарге сейчас проедешь?

– За первым же барханом упаду, – неохотно признала Фог. – Ты прав. Извини. Я не должна была себя так выматывать, учитель бы тоже это не одобрил. Я просто боялась, что «зёрна» выйдут из умирающих и найдут себе новые тела. И придётся ждать ещё один цикл, пока болезнь себя не проявит.

Иаллам накрыл пиалу рукой, останавливая вращение.

– Ты поэтому спрашивала о таких местах, где все горожане бывают? Хочешь там… гм… ну, колокол тревожный повесить? Чтоб он звенел, когда чуял «зерно»?

Фогарта растянулась на покрывалах, чувствуя, что ещё немного – и она заснёт прямо на половине фразы, не договорив до конца.

– Колокол? Можно и колокол. Но я о другом думала. Помнишь, я объясняла, как устроены «зёрна»? – Иаллам кивнул. – Уязвимое место «зерна» – та самая жидкость в сердечнике. Состав её таков, что она быстро и легко разносится с кровью по всему телу, даже морт в этом почти не участвует. Но, с другой стороны, жидкость неустойчива – на воздухе она за считанные минуты распадается на безвредные составляющие. Очень легко создать стремление, которое заставляло бы эту жидкость, скажем, выходить с потом или иными выделениями, минуя защитную оболочку морт. На воздухе жидкость распадётся, и «зерно» будет разрушено… Ты понимаешь?

– Нет, – честно признался Иаллам и сощурился. Фог заподозрила, что он устал не меньше её, но держится, потому что не хочет ударить в грязь лицом перед кимортом-девицей. – Но я понял, что ты можешь уничтожать эти «зёрна», почти не тратя сил, тебе только нужен проводник. Что-то вроде колодца, из которого пьют все.

– Если коротко – да, – улыбнулась Фог потолку, краем глаза продолжая следить за Иалламом.

– Ну, а если будет не колодец, а храмовый источник?

Фогарта представила нечто вроде огромной каменной чаши, постоянно наполняемой свежей водой.

«Если вставить в дно пару мирцитовых капсул и хорошенько продумать стремление… Почему бы и нет?»

– Почему бы и нет? – повторила она вслух. – Вопрос в том, как заставить горожан пользоваться источником. Всех, без исключения… или хотя бы только больных, – неохотно поправилась она, осознав, что просит о невозможном.

Иаллам снисходительно фыркнул.

– Предоставь это мне.

Фогарта закрыла глаза и поняла, что в ближайшие восемь часов не откроет их, даже если во дворце начнёт рушиться потолок, за окном пронесётся стадо разъярённых тхаргов или сам капитан Сидше Джай-рон материализуется посредине покоев и вкрадчивым голосом начнёт угрожать её девичьей чести. Все проблемы казались неважными, опасности – надуманными, и только одно продолжало свербеть на границе осознания, между грёзами и явью.

– …тот киморт. Тот киморт с тьмой и огнём… Узнай, зачем он приходил, Иаллам. Это ключ.