Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне - Белтон Купер

30‑й пехотной дивизии было приказано вначале удерживать Ставло, лежавший прямо на пути наступающей 6‑й танковой армии СС. В лесистой местности на севере от города разместился крупный склад горючего для 1‑й армии, где хранилось около 113 500 гектолитров бензина. 6‑й танковой армии СС хватило бы этого, чтобы дойти до Антверпена. В ночь на 19 декабря Боевая группа Б получила приказ идти на юг, в район Спа — Ставло, чтобы поддержать 30‑ю пехотную.

Поздним вечером 19 декабря Боевая группа Б уже покинула окрестности Маусбаха, чтобы выдвинуться за сто километров на юг, к Вервье, Спа и Ставло. Дивизия находилась в движении всю ночь. Редкий снег вскоре сменился замерзающим дождем, и дороги превратились в катки. На всех машинах спереди и сзади стояли затемненные габаритные огни: жестяные коробки с прорезями высотой в 2,5 сантиметра и шириной примерно в 3 миллиметра. Считалось, что в темноте огни должны быть видны с дистанции в 50—60 метров. Но в тумане и дождливой мгле их едва можно было разглядеть за несколько шагов. Поддерживать нормальную походную дистанцию (50—60 метров) было совершенно невозможно. Чтобы вывести на дорогу 1200 машин, их пришлось выстроить в колонну бампер к бамперу и гнать изо всех сил.

Марш превратился в сущий кошмар. Невзирая на систему проводников и постовых, разработанную на ходу военной полицией, беспорядка хватало, и всю ночь колонна продвигалась судорожными рывками. Дистанция между машинами сильно колебалась, и часто после долгих стоянок колонна сильно растягивалась. Потом задние машины набирали ход, чтобы догнать идущие впереди, после чего в темноте и тумане нередко врезались в корму уже остановившимся. Если с 3/4‑тонным пикапом сталкивался 2,5‑тонный грузовик «Дженерал Моторс», первый попросту сносило с дороги. Было понятно, что, если танк занесет на наш джип, от джипа останется тонкий блинчик. Поэтому мы в ту ночь старались держаться подальше от тяжелой техники.

На ремонтные части ложилась задача растаскивать столкнувшиеся машины, чинить на ходу разбитые и поддерживать общий порядок в колонне. Каждую группу в каждой колонне замыкала аварийная машина, в хвостах колонн шли машины техпомощи, и их экипажи готовы были справиться с любой проблемой, которую ремонтные бригады частей не могли решить сами. Деление ремонтных частей по уровням и звеньям позволяло разрешать каждую задачу на самом низком уровне из возможных, и настолько быстро, насколько это позволяли технические средства. Таким образом, вмешательство специализирующихся на обслуживании тяжелой техники ремонтных бригад и машин техпомощи требовалось лишь при серьезных авариях.

Вдобавок ко всему нам приходилось отвлекаться на обычный мелкий ремонт. Следовало ожидать, что в колонне из 1200 машин (половину от этого числа составляли танки, бронетранспортеры и другая боевая техника) во время ночного марша на 80—100 километров выйдет из строя от полутора до двух сотен. Когда это случалось, сломанные машины чинили прямо на обочине. Если справиться с поломкой достаточно быстро не удавалось, экипажам приказывалось оставаться в вышедшей из строя машине — идущие в хвосте колонны ремонтные тягачи должны были добраться до них в свое время.

К рассвету 20 декабря до точки сбора добралось 60% машин боевой группы. Остальные машины оказались разбросаны вдоль дороги. Большая их часть прибыла на место лишь после полудня, а на то, чтобы отремонтировать наиболее тяжело пострадавшие, ушли целые сутки. В нескольких случаях водители не могли отыскать нужную дорогу, и экипажи воспринимали это как предлог пересидеть бой на глухом бельгийском хуторе. Один заблудный рядовой из рембата потерялся сам и всплыл аж в самом Льеже. Когда шесть недель спустя его задержала военная полиция, на нем была «куртка Эйзенхауэра» с капитанскими погонами и нашивками ВВС и ремонтных частей одновременно. Именно из-за этого военные полицейские и сочли его подозрительным: парень явно нарушал форму одежды. Рядового вернули в расположение батальона. Ему грозил трибунал по обвинению в дезертирстве в бою (а это расстрельная статья!), но позднее обвинение урезали до длительной самовольной отлучки и попытки выдавать себя за офицера. В результате парня уволили из армии с лишением всех прав по статье 8 (неспособен к воинской службе).

Как и в любой выборке средних американцев, в армии хватало своих придурков. Почти каждый рядовой (и даже, верите или нет, — лейтенанты!) склонен был время от времени срываться. Эти срывы служили как бы предохранительными клапанами против ужаса и отчаяния, что гложут в бою сердце бойца. Средний американский солдат хотел одного — чтобы война кончилась и можно было вернуться домой. Но, невзирая на это, подавляющее большинство наших солдат исполняло свой долг мужественно и отважно, что подтверждается принесенными ими страшными жертвами.

Несмотря на всю подготовку, ночь на 20 сентября стала для ремонтных бригад временем мучительных испытаний. На протяжении нескольких часов механикам приходилось ползать в темноте под сломанными танками или бронемашинами, цепляя буксировочные тросы. Бывало, что танк или грузовик валился на борт, и, чтобы зацепить трос, механикам приходилось ползать по залитым водой придорожным канавам. В первую очередь требовалось вернуть в строй боевую технику, потом — те автомобили, что оставались на ходу, и только в последний черед — те, что приходилось ремонтировать на месте или оттаскивать на ближайший СПАМ. Моя задача заключалась в том, чтобы держаться в тылу танковой колонны, быть в курсе, куда она направляется, и, как только завяжется бой, поддерживать контакт с ремонтными частями. В результате всех аварий и поломок марш вскоре превратился в обычное уже спазматическое передвижение.

Во время одной из длительных задержек в пути я попытался обдумать ситуацию. Впервые мы столкнулись с глубоким прорывом наших позиций со стороны противника! Слухи множились. «Немцы прорвались на широком участке фронта силами то ли двадцати, то ли тридцати дивизий и продолжают наступление». «Немцы убивают пленных». «Вражеские десантники высадились в нашем тылу, вражеские лазутчики в американских мундирах и на американских машинах проникают на наши позиции». Ситуация менялась ежеминутно, и мы не могли быть уверены в том, где сейчас находится противник. Настроение солдат определенно переменилось: хотя боевой дух по-прежнему находился на высоте, наш первый опыт серьезного отступления вызывал немалую тревогу в войсках. Я начал понимать каково пришлось немецким солдатам во время большей части сражений от Нормандии до самой линии Зигфрида. Отступление всегда тяжело, но бронетанковым частям приходится в нем легче, чем пехоте. В конце концов, в наступлении большую часть времени мы проводим во вражеском тылу. Сейчас происходило то же самое, с той только разницей, что мы двигались уже не вперед, а назад. Вот только разница эта была очень чувствительной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});