Сумрак - Пенелопа Дуглас

сдержать улыбку. Прости, Ди. Теперь это ее место.

…

Роджер отпер кинотеатр, когда мы приехали, и я припарковался в переулке, чтобы никто не заметил мой пикап за пределами школы. Эмми не задавала никаких вопросов, когда я припарковал ее в одном из кинотеатров и ушел перекусить.

Калпеппер управлял кинотеатром и был здесь на ночном фестивале до нескольких часов назад. Мне было неловко будить его и тащить сюда его задницу, но с тех пор, как в мае после выпускного вечера я устроил импровизированную вечеринку в честь своего дня рождения, родители забрали у меня ключи от театра, так что я не мог впускать ни себя, ни других.

Роджер расслабился, когда увидел, что это всего лишь одна девушка. Он загрузил фильм, приглушил свет, я сделал попкорн, а когда он ушел, я снова запер двери и понес горсть нездоровой пищи в третий зал.

"Голодна?" спросил я, вставляя ее напиток в подстаканник.

Она подняла на меня глаза, все еще красные, но всегда прекрасные. Она нервно заерзала на своем сиденье и оглянулась на двери, вероятно, боясь, что нас поймают.

"Все будет хорошо". Я положил оставшиеся закуски и взял попкорн, когда сел. "Я знаю одного парня, который работает в офисе. Я уже звонил и сказал ему, чтобы он отметил твое присутствие на всех уроках сегодня".

Кроме того, я попросил ее отключить мобильный телефон в пикапе, так как знал, что ее брат может следить за ней. Мои родители время от времени угрожали мне этим.

Я сунул в рот немного попкорна и предложил ей, когда перед нами шли титры фильма.

Но она просто уставилась на меня.

"Ты знаешь парня?" — повторила она, ее обычная язвительность была нарисована на ее лице большой толстой кистью. "Конечно, у тебя вся школа на прослушке, потому что…"

"Спасибо было бы правильным ответом", — сказал я, пережевывая.

Она вытаращилась на меня.

"Попробуй", — сказал я ей.

Она закрыла рот, расправила плечи, но через мгновение опустила свой маленький подбородок и пробормотала: "Спасибо".

Сев обратно на свое место, она взяла свою колу и держала ее между ног, а через несколько минут я предложил ей попкорн. Она взяла его, поклевывая горсть, как птичка.

Это был тухлый завтрак, но это было лучше, чем ничего не есть, а я не был уверен, что она еще не ела сегодня.

Начались трейлеры, и постепенно я почувствовал, как она расслабилась рядом со мной, ее глаза были устремлены на экран.

Начались вступительные сцены, но вместо того, чтобы смотреть фильм, который я уже видел, я смотрел на нее. Ее глаза двигались вверх-вниз и по сторонам, завороженные действием, а ее рука с куском попкорна остановилась на полпути ко рту, когда она забыла обо всем остальном.

"Что это?" — спросила она, не отрывая глаз от экрана. "Это…?"

Уголок моего рта приподнялся в улыбке.

"Преисподняя: Пробуждение?" — наконец сказала она и посмотрела на меня. "Она выйдет только в январе. Как она у тебя уже есть?"

Я приподнял бровь, и она закатила глаза, вспомнив, кто я такой.

"Конечно", — ответила она. "Должно быть, приятно…"

Я снова посмотрел на экран, громко прочистив горло.

Она остановила оскорбление, которое было на кончике ее языка, и слегка рассмеялась. "Спасибо", — сказала она мне. "Спасибо, спасибо, спасибо".

"Да, заткнись", — поддразнил я. "Просто смотри фильм".

Она вернула свой яркий взгляд на экран, на ее губах все еще играла улыбка, которую мне было трудно игнорировать. Время от времени я видел ее в кинотеатре одну, поэтому решил, что это ее счастливое место.

Мы смотрели, и по мере того, как шел фильм, она начала меняться. Ее глаза стали больше, цвет кожи вернулся, и однажды я даже услышал, как она смеется.

Я протянул " Twizzlers" и "Milk Duds", предоставив ей право выбора, но когда она выбрала "Milk Duds", я открыл коробку и высыпал половину в руку, прежде чем дать ей остальную часть коробки. Я дал ей выбор, чтобы быть вежливым. На самом деле я не желал " Twizzlers".

Я ел, она ела, а я украдкой поглядывал на нее на протяжении всего фильма, больше наблюдая за ней, чем за фильмом.

Она заметила, потому что наконец-то посмотрела на меня, поймав мой взгляд. "Что?" — спросила она, вернув глаза к экрану.

"Ты не такая, как я ожидал", — сказал я. "Тебе нравятся боевики, да?"

"А тебе нет?"

Я рассмеялся. Она вернулась к порицанию моих антифеминистических высказываний. Ура нормальности.

Через мгновение она заговорила, ее голос был мягким. "Я не думаю ни о чем другом, когда смотрю их", — объяснила она. "Они забирают меня. Это побег. Мне также нравится аспект выживания в некоторых из них. Обычные люди становятся необычными. Призванными совершать великие дела". Она покатала " Milk Dud" между пальцами, наблюдая за экраном. "Ад оттачивает героев, понимаешь? Я чувствую это, когда смотрю на них".

Но что ей нужно было, чтобы сбежать? Я не стал спрашивать, потому что это только усыпило бы ее бдительность, а я не хотел, чтобы она бежала.

"Ну, я предпочитаю классику", — сказал я ей. "Арнольд Шварценеггер, Сильвестр Сталлоне…"

"Жан-Клод Ван Дамм", — сказали мы оба одновременно.

Она повернулась ко мне, и я рассмеялся.

"Да", — сказала она, улыбаясь.

"Да, блядь". Я кивнул. "В смысле, "Мускулы из Брюсселя"? Да, черт возьми".

"Кровавый спорт", — добавила она.

"Кикбоксер", — подхватил я.

Отличные фильмы. Восьмидесятые были золотым веком. Обычные люди идут на войну, сражаясь за честь. Таких фильмов, как "Смертельное оружие", "Полицейский из Беверли-Хиллз" и "Кобра", больше нет.

Вы — болезнь, а я — лекарство. Буэээ.

Но тут Эм начала смеяться, ее жемчужно-белые зубы сверкали в самой большой улыбке, которую я когда-либо видел у маленькой умной засранки.

Я сдвинул брови вместе. "Что?"

За что она теперь собиралась надо мной смеяться?

"Кикбоксер", — сказала она между хихиканьем. "Та сцена, где его