Воронья дорога - Иэн Бэнкс

Возможно, ее науку мы усвоили лучше, чем отцовскую.

* * *

Через полчаса после того, как я ушел с постпостмодернистского бетонного блока, я стоял на холме Бак-Хром – отсюда в сумерках были видны нужный мне грейдер, огни деревни Слокавуллин, восточная окраина Галланаха (цепочка оранжевых искр справа от меня) и шоссе на Обан; а весь север пестрел желтыми, оранжевыми и красными огоньками, подвижными и неподвижными; и внизу раскинулся темный ландшафт, волнистый, с каменными пирамидками, с кольцами из меченых валунов, с могильными холмами и старинными крепостцами.

Все боги ложны, думал я, глядя в эту пеструю мглу. Вера суть идолопоклонство.

Глава 14

Ну, чего, братишка, как дела-делишки?

Льюис глубокомысленно покачал головой. Поднял стакан с виски и подверг детальному рассмотрению сначала одним сощуренным глазом, прикрыв второй, затем – наоборот.

У меня сложилось впечатление, что он пытается запечатлеть посудину в памяти. К этому моменту я уже так надрался, что идея мне даже показалась неплохой, и я бы, наверное, попытался взять с брата пример, когда бы верил в свою способность координировать действия руки, глаз и мозга. Если бы не долговременная практика, мне бы в этот вечерний час ни за что не осуществить полноценный контакт стакана и рта. Хотя какое там – полноценный: я уже дважды промахнулся и окропил подбородок и рубашку. Впрочем, утирался я с достоинством.

А Льюиса, похоже, от выпитого клонило ко сну. Другая версия: его гипнотизировала высшая истина, заключенная в стакане. С кем не бывает.

– Слышь, Льюис?

– Че… чего? – озадаченно глянул он на меня.

– Как жизнь, спрашиваю.

– А-а…– Он вздохнул.– Да как сказать…– Нахмурился.– Верити мне вчера такое выдала… Говорит: «Льюис, кажется, мы с тобой перестали понимать друг друга».

– Что-что? – Мои губы осторожно состыковались со швыряльником.

– А я ей: «Как прикажешь это понимать?»

И расхохотался. Наверное, это был заразительный смех. Я тоже заржал, и мы дружно покатывались минут пять, ну, десять максимум. И так же дружно прекратили.

– Правда, что ли? – вытер я глаза. Льюис покачал головой:

– Не-а конечно. На самом-то деле у нас полное взаимопонимание.

– Вот и хорошо,– сказал я в пьяном благодушии и снова тяпнул. Утром мне уже не будет хорошо оттого, что им хорошо. Но зато сейчас-то мне хорошо, и это хорошо.

Я глянул на Льюиса и сказал:

– Хорошо!

И снова заржал.

– Хорошо тому живется…– Но до конца Льюис договорить не смог, потому что мы оба оказались на полу.

Я хохотал так, что ушам было больно.

* * *

Я прятался от дождя под лиственницей, хоть и держал раскрытый зонтик. На мне был кильт, и чувствовал я себя малость некомфортно. За последние недели стена мокрых деревьев пожелтела и подрастеряла хвою, земля под ними обрела белесый цвет – как будто зеркально отражала пепельную серость неба. Я дотронулся до скромного черного обелиска, скользкого и холодного под холодным октябрьским дождем. Позади меня, в павильоне, нарастал шум: людская болтовня заглушала шорох дождевых капель, падавших меж ветвей и хвои на пропитанную влагой землю. Суетные возбужденные голоса так и норовили надругаться над имманентным кладбищенским покоем.

«Что это за парень? – думал я.– Кого хотела мне показать Эш?»

Но я, кажется, уже догадался.

Черт, до чего раздражает эта болтовня.

Дождь усиливался, я слушал, как он барабанит по натянутой ткани зонтика. И вспоминал, вспоминал…

* * *

– Помнишь игру «Река»?

– «Черная река»? Еще бы!

Мы копали папе могилу. По пояс углубились в жирный чернозем на берегу Лохгайра, между домом и густыми зарослями собачьего шиповника. Джимми Террок, бывший одноклассник Льюиса, а ныне муниципальный рабочий, официально присланный рыть могилу, сидел за баранкой своего экскаватора, сложив руки на груди, запрокинув голову и раскрыв рот. Спал. Близился полдень, и мы с Льюисом решили, что сами выроем могилу,– на худой конец, это отвлечет нас от тяжелого похмелья.

Игру «Река» придумал папа. Для нас с Льюисом придумал. Сначала начертил все необходимое в большом альбоме для рисования, разработал правила. Отшлифовав задумку, на огромном листе белого картона нарисовал игровое поле, раскрасил, побрызгал лаком и окаймил черной лентой. Купил несколько разных пачек «Лего-техник» и сделал корабли, а также грузы, которые якобы этими кораблями перевозятся. Правила были отпечатаны на машинке, фишками служили обычные игральные карты с новыми этикетками, наклеенными на рубашки. Все это досталось нам с Льюисом в качестве подарка, одного на двоих, на Рождество 1981 года. Джеймс был тогда еще слишком маленький, он мог только грызть пластмассовые кораблики и плеваться крошками на «грузы».

Льюис, клянчивший новый плеер и телик в свою комнату, поблагодарил отца без восторга, только из вежливости. Я тогда праздновал геройскую победу – уломал-таки папу и в доме появился компьютер,– и атаки имперских ходунов на повстанческие снежные окопы не позволяли мне уделить должное внимание дилетантски разрисованному картону, горстке примитивных немеханизированных фигурок, колоде испорченных карт и листам, здорово смахивающим на экзаменационные билеты. «Да, пап, класс! У тебя нет еще батарейки «пэ-пэ-девять» для моей машинки? Которая из твоего калькулятора, уже сдохла».

Но позднее я снизошел до «Реки».

Это была экономическая игра. Папе не нравилось наше чрезмерное увлечение военной тематикой: «солдатики», беготня с друзьями по лесу, рукопашные схватки на игрушках и подушках, компьютерное стрелялово-рубилово. Уж лучше капитализм, чем милитаризм, решил он и придумал «Реку». И сказал нам, что создаст более правильный вариант, когда будет свободное время. Но сначала посмотрит, как нам понравится «Река».

У игрока два-три корабля, их надо провести из порта на одном краю поля в порт на другом. Путь лежит через большое озеро, усеянное островами, либо по сети рек и каналов. Во втором порту надо взять груз и плыть назад. Доставленный в «родной» порт груз уже имеет цену, и на выручку можно купить новые корабли, с разной быстроходностью и грузоподъемностью. Маршрутов предлагается полдесятка, и чем короче путь, тем он опаснее. Водовороты, рифы, камнепады с крутых берегов, песчаные косы с постоянно меняющимися очертаниями и тому подобное. Погода тоже меняется через каждые несколько ходов, и от этого сильно зависит стоимость перевозимого игроком товара. А также от того, что перевозят его противники, и от того, есть ли буква «р» в названии месяца, и от других условий – всего не упомню.

В целом игра была довольно забавная, средней увлекательности, требовала поровну умения и везения, и мы с Льюисом постепенно втянули в нее несколько друзей. Но, сказать по правде, она сделалась куда интереснее, когда Льюис (с моей помощью) ввел дополнительные правила, позволявшие строить… боевые корабли!

Мы играли несколько недель, пока наконец папа в один дождливый майский день не застал нас в оранжерее и не осведомился, почему это суда с пестрыми товарными фишками держатся кучками во вполне безопасных местах да еще окружены обломками.

Опаньки!

Мы переименовали игру в «Черную реку». Папа не пришел в восторг. Он обдумывал новый, улучшенный вариант, чтобы можно было за деньги строить железные дороги – кладешь рельсы, возводишь мосты, пробиваешь туннели, воюешь с камнепадами, болотами и несговорчивыми землевладельцами. И тот, кто первым проложит свой путь, и есть победитель. Но у папы руки опустились, когда он застал нас в разгар свирепого морского побоища на любовно разрисованном им картоне. Впрочем, игру он не отобрал. Кажется, какое-то время отец обдумывал новый вариант, начисто исключающий военные действия, но тот остался на стадии проектирования, так и не увидел света божьего.

Я перестал копать, стер пот со лба футболкой, что до этого лежала на земле в изголовье могилы. Оперся на заступ, глянул на храпящего Джимми Террока. Льюис тоже пошабашил. Он тяжело дышал.

– А мы его так разочаровали,– сказал я. Льюис пожал плечами, достал из заднего кармана брюк носовой платок, вытер лицо.

– Да ладно, Прентис. Мы ж мальчишки были, взятки гладки. Папа это понимал.

– Да, но он от нас ждал чего-то большего.

– Отцы всегда ждут чего-то большего от своих детей, это традиция. А мы не такими уж и плохими выросли.

– Мы оба его разочаровали, когда в университете учились.– Я уже передал Льюису через мать, что в провале грядущих выпускных экзаменов не сомневаюсь.

– Ну, для начала, он про твои дела не знал,– соскреб Льюис грязь со штыка лопаты.– И он был умный человек, понимал: диплом – не самое главное в жизни. Мы с тобой не в тюряге с ворами и наркоманами и не в рядах юных тори.– Он комично подвигал бровями.– И это само по себе немалое достижение.