Двести веков сомнений - Константин Бояндин

— Всё проверил, — третий ассистент, один из Смотрителей Парка Времени, появился из-за двери. — Устойчивого эха нет. След похож на ольтийский, но очень слабый. Никогда такого не видел.

— Насколько слабый? — хансса подняла голову.

— Три сотых процента от нормы, — ответил Смотритель (по происхождению он был Карликом). — Слабый, но очень отчётливый. Носитель вошёл через окно… или сквозь стену — постоял у стола…

— … положил кристалл… — произнёс Д. сквозь зубы.

— Возможно. Постоял у двери и покинул комнату, через входную дверь.

Ассистент положил перед Кинисс несколько листков бумаги с записями.

— Благодарю, Пайренх, — произнесла Кинисс, поднимаясь.

— Не за что, — Смотритель пожал плечами. — Я считал, что подобное невозможно. Если узнаете, кто это был, расскажите — я просто сгораю от любопытства!

Не дожидаясь ответа, покинул комнату.

— Кто-то говорил, что наша контора совершенно непроницаема, — произнёс Д., глядя поверх ошарашенной Кинисс.

Та долго молчала.

— До настоящего момента я так и думала, — услышал Д. в конце концов. — Прочитай-ка, что он там написал.

Настала очередь Кинисс наслаждаться озадаченным видом собеседника.

— Ничего не понимаю, — признался тот честно. — Что это за гости, которые оставляют эха меньше, чем призраки?

— Это и надо выяснить, — рептилия наклонила голову. — Ага. С кристаллом всё в порядке — можно смотреть.

Д. послушно направился следом, а в голове его творилась сумятица. Кто мог проникнуть в контору и подбросить кристалл? Неужели кто-то из этой троицы, что так живо интересовалась обстоятельствами «смерти» Клеммена. Или их агенты?

Аннвеланд, Лето 60, 435 Д., 14-й час

Я проснулся от небывалого, трудно вообразимого страха.

Наверное, я кричал.

Выскочил из пропитанной потом постели, остановился у окна. В висках и затылке отдавались тяжёлые удары, перед глазами ещё висело видение кошмара.

Если вас во сне начнут есть заживо, как вы себя будете чувствовать, проснувшись?

Вот и я чувствовал себя так же. Сон не пошёл на пользу. Я не чувствовал себя отдохнувшим, я чувствовал себя загнанным. Спать не хотелось; да и не заснуть теперь — хохочущее трёхголовое чудище-людоед, настигшее меня в сложном лабиринте, немедленно выйдет из небытия, как только я сомкну веки.

Словно тяжело больной, страдающий от похмелья старик, я выбрался из дома и отворил ставни. Хорошо ещё, вокруг не было прохожих! Что бы обо мне подумали. Интересно, а ольт может напиться до похмелья? Эта мысль, нелепая и неожиданная, некоторое время не давала покоя. В конце концов, я прогнал её прочь и некоторое время наслаждался, опуская ладони в бочку с водой и выливая благословенную влагу на разгорячённое тело.

Вскоре способность соображать здраво восстановилась. Когда у меня следующий «пост»? Через шесть… нет, через семь дней. Или через шесть?

Я вновь испугался. Память подводила меня! Но заминка оказалась временной. Конечно же, через семь дней. Отлично! Целая неделя отдыха. Нет. Целых семь дней отдыха. После таких сновидений надо брать дополнительную неделю отпуска.

Позавтракав (без всякого удовольствия), я принялся за рутину. Опись найденного и проверка. Все три «главных» кристалла оказались полностью записанными; в том, что в перстне, ещё оставалось минут пять пустого пространства. Очень странно — он «выключился» сам — и я ещё подумал, что ресурс исчерпан. Как же так? Я решил не ломать голову напрасно. Скрытый Дом есть Скрытый Дом. Особое, странное место.

Восемнадцать предметов, не считая свёртка. Свёрток я решил осмотреть сам.

Грубейшее нарушение пункта тринадцать.

Но я ничего не мог с собой поделать!

Наверное, то же любопытство сгубило прародителей людей, открывших запретный ларец со священными книгами… Что, если и здесь, под складками толстой ткани, лежит нечто, обращающее в прах всякого, кто осмелится взглянуть?

Но руки уже сами собой разворачивали свёрток.

Мне показалось, что изнутри что-то вырвалось — большое, зубастое, бьющее крыльями по воздуху, метящее в глаза. Я присел, защищая лицо, и увидел, что толстая потрёпанная тетрадь — откуда только взялась? — лениво проплывает надо мной, шурша страницами.

Когда испуган — или ошеломлён — время порой замедляется.

Я успел подняться, в прыжке поймать тетрадь до того, как она опустилась на пол. Акробат из меня неважный: локтем я стукнулся о ножку стула и едва не выронил тетрадь.

Обёртки — плотной ткани, что надёжно защищала тетрадь долгие годы — не было и в помине.

Интересно, отчего тетради вздумалось выпорхнуть? Так и задумано?

Поди разберись теперь.

Положив тетрадь на стол, я провёл над ней всеми охранными «безделушками». Ничего. В смысле — ничего опасного. Бумага грубая, такой нынче не делают — но тетрадь не походила на предмет, которому много тысячелетий. Я даже ощутил разочарование. В душе, наверное, мне мечталось отыскать невероятную древность, прикоснуться рукой ко Времени… как же! Ладно. Покажу Д., будь что будет. Но открыть я её всё же открою.

Тетрадь пуста. Чернила не выдержали испытания временем. А может быть, подействовало охранное заклятие. Как бы то ни было, сделанного не воротишь. Кое-что удастся восстановить по следам от пера…

Снимет мне голову Д., и правильно сделает.

Тут я заметил, что на обрезе тетради виднеется свежее тёмно-красное пятно. Очень хорошо! Когда это я успел порезаться? И чем? Тонкий аккуратный надрез шёл через всю ладонь, от основания большого пальца к мизинцу. Хорошо ещё, рана неглубокая. Я вытер кровь и заметил на ладони такое, что тетрадь мигом вылетела у меня из головы.

Линия жизни.

Она состояла теперь из двух отдельных частей. Словно этот порез рассёк её надвое! Но такого не может быть!

Взглянул на вторую ладонь.

То же самое.

Я закрыл глаза, несколько раз вдохнул и выдохнул, досчитал до десяти.

Ничего не изменилось.

Но ведь этого не было! Когда я умывался, я видел свои ладони, уж наверняка обратил бы на это внимание!

Так, наверное ощущает себя смертельно больной, когда ему сообщают, что дни его сочтены. Д. всячески издевается над хиромантией, но…

Но всегда с опаской относится к гаданиям и предсказаниям, заразив этим и меня. Что может означать подобное?

Прерванная линия… знак повторного рождения!

Фарс с моей «смертью» перестал казаться безобидной шуткой.

Добрый десяток минут я сидел, глядя на ладони — на целую и на пострадавшую. Думал, послание ли это, и если да, то от кого?

Когда я поднял глаза на тетрадь, лежащую на столе, то увидел, что в том месте, где солнечные лучи коснулись бумаги, начали проступать буквы.

Слова. Фразы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});