Книга (СИ) - Ефимия Летова

Крейне нет возможности облегчить жалкое существование Совета Девяти, ни одного из них. Она пришла с пустыми руками.

Глаза земного мага погасли, словно сланец, горевший внутри, вдруг выгорел дотла.

— Ни с чего. Идём, королева.

* * *

— Ты посмотри! — гулкий раскатистый бас сотрясает каменные стены пещеры. — Только несколько дней назад взяли мальчишку на слабо — а он уже привёл прехорошенькую девчонку! Так держать, Верти! Пусть эти несговорчивые гвирты воротят носы, свет клином на них не сошёлся! А мы с тобой будем развлекаться!

— Заткнись! — из тёмного угла выступает фигура светловолосой женщины, и у меня буквально во рту всё пересыхает. — Вертимер вечно тащит из наружнего мира сюда всякую дрянь, — доверительно говорит она высокому и, кажется, равнодушному ко всему юноше в серебристом плаще, греющем в руках пузатую бутылку из светлого непрозрачного стекла. Периодически Вестос — маг воздуха с незаживающей дырой в груди — подносит горлышко бутылки ко рту, обхватывает губами, но, разумеется, не глотает. — То он тащил высохшие экскременты лизардов и камалов, надеясь получить из них перегной. То всякую колючую лабуду, вроде этого веника или оливника, пытаясь объяснить тупой растительности, что можно жить в вечном полумраке. То вот…

— А ты не ревнуй, Варька! — невидимый Рентос снова хохочет. — Как лисак на кочане: и самой не надо, и на других рычит. Смотри, какая девочка сладкая.

— Что нужно сладкой девочке? — ещё один женский силуэт появляется в поле моего зрения. Целительница Стурма не вызывает такого ужаса как боевая магичка Варрийя, может быть, потому, что в испещренной язвами коже, в отличие от переходящих в металлические лезвия плечевых костей, нет ничего сверхъестественного. Хотя и приятного — тоже нет. Стурма подходит ближе, и её глаза, такие неожиданно ясные, кажутся самыми спокойными и доброжелательными среди всех остальных. Краем глаза я отмечаю стоящую на коленях фигуру Нидры и вздрагиваю, инстинктивно ожидая разоблачения — не думаю, что могу сохранить хоть какие-то тайны от ментального мага. Вопрос в том, захочет ли отстранившаяся ото всех Нидра поделиться своим открытием с другими.

— Кто ты? Зачем пришла? Ты же пришла сама? — Стурма наклоняет голову к плечу. Её губы, пузырящиеся желтоватым гноем, как при сильном герпесе, почти улыбаются мне. Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент легкая судорога проходит по её лицу. Маг целитель бросает короткий острый взгляд в сторону коленопреклоненной менталистки, а я сжимаю пальцы в кулаки.

И что дальше?

* * *

— Вот как, — негромко произносит Стурма. — Сама Вирата Криафара. Вот так, запросто…

Выгулявший манник Вертимер молча проходит в свой закуток, опускает растение на камень и медитирует над землёй.

— Без даров, — подхватывает голос потерявшего тела мага-метаморфа Рентоса. Интересно, чувствует ли он сам себя каким-либо образом в пространстве — или нет? Отчего-то мне кажется, что он стоит прямо у меня за спиной — не лучшее чувство.

Я их боюсь. Их невозможно не бояться — они слишком другие. Каждый из них уже где-то за пределами смерти. Самый старый из магов Тианир, выглядящий, как сшитая из лоскутов кукла или жертва безумного патологоанатома, улыбается мне, словно пожилой отец внезапно приехавшей погостить дочери.

Вот только никакая я не дочь — скорее, наоборот. И вместе со страхом внутри меня вопреки всему колотится виноватая нежность, а рядом с ней — странное эйфорическое чувство, слишком напоминающее счастье.

Они существуют!

…почему Нидра не выдала меня?

— Крейне Криафарская… жена беспутного и бестолкового Вирата Тельмана, — нараспев произносит Стурма, всё так же рассматривая меня, словно картину в галерее перед покупкой. — Вирата Тельмана, который никогда к нам не приходил.

— Я хотела спросить о нём, — решаюсь я начать с малого. — Мой супруг… болен.

И тут до меня доходят слова Стурмы.

— Никогда к вам не приходил?! Не пытался вылечиться? И даже в детстве Вират Фортидер никогда его не…

Стурма качает головой.

— Не жена, судя по тому, что нетронутая, как пустыня. Невеста, — хмыкает Варрийя, удивительно мирная сегодня, но даже с таким настроением от неё так и веет агрессивной искрящейся энергией. Скрещивает руки-лезвия перед собой. — Невеста без места.

— Да вы что, вон оно как… Вот ведь…! — с чувством высказывается Рентос. — Да он… Ему бы… Да я бы..!

"Импотент" и "мудак" — это самые приличные слова, а часть ругательств я даже и не знаю. "Випирина гонада"?! Хотя, возможно, мне просто послышалось.

— Простите, — начала было я, потому что разговор явно пошёл в другую сторону, но прощать меня никто не собирался.

— Последние сто пятьдесят лет люди только и делают, что просят нас о чём-то, — мягко произнёс Тианир, которого матерная эксапада Рентоса совершенно не впечатлила. — Мы, дорогая Крейне, уже давно поняли, что людям зачастую нужно совсем не то, чего они якобы хотят. Обычно мы молчим об этом…

— Но ты сама пришла, так что не жди, что эти злые существа будут тебя щадить, — сероглазый Вестос улыбается, плотнее запахивая на продырявленной груди плащ.

— Что мне нужно? — спрашиваю я эхом, невольно поддавшись их влиянию, их воздействию. Их обаянию, возможно, никем, кроме меня, не ощутимому.

— Очень скоро тебе придётся уехать отсюда, — произносит Стурма, и я не могу сказать, о чём она: о ссылке ли неугодной супруги в Силай или о возвращении демиурга-Кнары в свой реальный мир.

— Но ты могла бы остаться, — неожиданно подхватывает Варрийя. — Могла бы, Крейне Криафарская. Ты хотела сказать, что хочешь спасти этот мир и мужчину, который тебе нравится, несмотря ни на что? Это так — и не так.

— Они так устали от того, что Варидас бездельничал полтора века, что сами подались в предсказательницы, — Рентос грохочет где-то у меня над головой.

— Спасти всегда хотят только себя самого, Вирата, не питай иллюзий. Обрести себя.

— С тех пор, как не стало нашей Лавии, — Тианир выглядит безмятежным старцем, мудрецом, ожившим портретом некоего античного философа. Но меня не обманешь этим благообразным внешним видом — Тианир не так уж прост. — Нас осталось восемь вместо девяти. Видишь ли, это не та перемена, с которой легко смириться.

Сказать по правде, мне не хочется, чтобы он продолжал.