Песнь Кали - Дэн Симмонс

«Американца, что ли, никогда не видели?» – подумал я. И только потом взглянул на себя словно со стороны. Промокшая одежда неимоверно воняла отбросами, по которым пришлось пробираться. Рубашка была разорвана по меньшей мере в двух местах, и никто бы не догадался, что когда-то она отличалась белизной. На руках запеклась корка нечистот, а правое предплечье еще благоухало блевотиной. Мизинец на левой руке торчал под немыслимым углом. Судя по ощущениям в районе лба, у меня там начинал проявляться заметный синяк, а засохшая кровь по-прежнему украшала бровь, веко и щеку. Нет сомнений, что мои волосы и выражение лица являли собой куда более дикое зрелище, чем даже Кришна на пике своего безумия.

– Привет,– сказал я, неуклюже махнув пассажирам Женщины закрыли лица краями сари, а вся толпа отпрянула, пока водитель не заорал, чтобы на него не напирали.

Тут меня будто стукнуло. Где я оказался, черт возьми? Насколько я знал, это мог быть ночной экспресс на Нью-Дели. В любом случае очень велики были шансы, что я еду не туда, куда надо.

– Кто-нибудь говорит по-английски? – спросил я.

Глазеющие пассажиры отступили от меня еще дальше. Наклонившись, я стал всматриваться в зарешеченное окно. Через несколько кварталов я увидел залитый неоновым светом фасад гостиницы или кафе. Здесь же стояли несколько черно-желтых такси.

– Стой! – закричал я.– Я здесь выйду.

Я протиснулся сквозь быстро расступающуюся толпу. Водитель со скрежетом затормозил посреди улицы. Дверь отсутствовала. Толпа освободила мне проход.

Я несколько минут спорил с таксистами, прежде чем вспомнил, что бумажник остался при мне. Трое водителей лишь взглянули на меня и решили, что я не стою их времени. И только после этого я, спохватившись, достал бумажник и повертел двадцатидолларовой банкнотой. Все трое вдруг разулыбались, стали кланяться и открыли для меня дверцы своих машин. Забравшись в ту, что стояла первой, я произнес: «Отель „Оберой“» – и закрыл глаза. Мы помчались по лоснящимся от дождя улицам.

Через несколько минут я обнаружил, что часы все еще на мне. Циферблат было трудно разглядеть, но когда мы проезжали освещенный перекресток, я разобрал все-таки, который час. Одиннадцать двадцать восемь… Но это невозможно! Значит, с тех пор как меня привезли на машине к Дасу, прошло всего два часа? А кажется, миновала целая жизнь. Я постучал по стеклу, но секундная стрелка передвигалась исправно.

– Быстрее! – приказал я водителю.

– Атча! – радостно откликнулся он. Ни один из нас не понял другого.

Администратор увидел, как я вхожу в вестибюль, и уставился на меня с выражением ужаса. Он поднял руку.

– Мистер Лузак!

Я помахал ему и вошел в лифт. Мне не хотелось с ним разговаривать. Прилив энергии и бездумное возбуждение сменились тошнотой, усталостью и болью. Прислонившись к стенке кабины лифта, я придерживал левую руку. Что я скажу Амрите? Мозги ворочались с трудом, и я остановился на самом простом меня ограбили. Когда-нибудь я расскажу ей все остальное. Может быть.

Несмотря на полночный час, в коридоре толпились люди. Дверь нашего номера была открыта, словно там шла гулянка. Потом я увидел портупеи на двух полицейских и знакомые бороду и тюрбан инспектора Сингха. Амрита, наверное, позвонила в полицию. Ведь я сказал, что вернусь через полчаса.

Несколько человек повернули головы в мою сторону, а инспектор Сингх шагнул мне навстречу. Я начал придумывать детали ограбления – ничего настолько серьезного, чтобы продержать нас в Калькутте еще один день,– и помахал полицейскому почти беспечно.

– Инспектор! Кто сказал, что полицейского не сыскать, когда он нужен?

Сингх ничего не ответил. Затем представшая глазам сцена дошла до моего истощенного мозга. Другие постояльцы отеля толклись вокруг, глядя на открытую дверь нашего номера. Открытую дверь!

Я бросился мимо инспектора внутрь. Не знаю, что я ожидал увидеть, но мое бешено колотившееся сердце стало успокаиваться, когда я обнаружил, что Амрита сидит на кровати и беседует с полицейским, который что-то строчит в блокноте.

Напряжение отпустило меня, и я привалился спиной к двери. Все хорошо. Потом Амрита взглянула на меня, и по вымученному спокойствию ее бледного, абсолютно бесстрастного лица я понял, что все не хорошо. И, возможно, никогда хорошо не будет.

– Они забрали Викторию,– сказала Амрита.– Они украли нашего ребенка.

– Почему ты ее впустила? Я же просил тебя никого не впускать. Почему ты ее впустила?

Этот же вопрос я уже задавал три раза. Амрита трижды отвечала. Я сидел на полу, прислонившись спиной к стене, положив руки на поднятые колени. Белел торчавший сломанный палец. Амрита сидела очень прямо на краю кровати, чопорно накрыв ладонь ладонью: Инспектор Сингх устроился неподалеку на стуле и внимательно изучал нас обоих. Дверь в коридор закрыли.

– Она сказала, что принесла ткань. Она хотела ее обменять. Мы с тобой должны были улетать утром.

– Но… О Господи, малышка… Я умолк, опустив голову.

– Ты же не сказал, Бобби, чтобы я не разговаривала с ней. Ведь я же знала Камахью.

Инспектор Сингх кашлянул.

– И все-таки было очень поздно, миссис Лузак. Неужели вас это совсем не встревожило?

– Да,– ответила Амрита, повернувшись к Синг-ху.– Не снимая цепочки, я спросила у нее, почему она пришла так поздно. Она объяснила… она выглядела очень смущенной, инспектор… она объяснила, что не могла уйти из дому, пока не заснет отец. Сказала, что перед этим звонила дважды.

– А она звонила, миссис Лузак?

– Телефон звонил два раза, инспектор. Бобби говорил, чтобы я не брала трубку. Я и не брала.

Они одновременно посмотрели на меня. Я встретился с Сингхом взглядом. Смотреть в глаза Амрите я не мог.

– Вы уверены, мистер Лузак, что вам не нужна медицинская помощь? В этом заведении есть дежурный врач.

– Нет необходимости.

После первых нескольких минут, когда Сингх спросил, что со мной случилось, я выложил ему все. Вряд ли история получилась связной, но я не утаил ничего, кроме того, что именно я передал пистолет Дасу. Инспектор Сингх кивал и делал пометки у себя в блокноте с таким видом, будто подобные рассказы ему приходилось выслушивать каждый вечер.

Это не имело значения.

Он снова обратился к Амрите:

– Простите, что снова приходится к этому возвращаться, миссис Лузак, но не могли бы вы примерно определить, в течение какого времени вас не было в комнате?

Сквозь ледяную маску Амриты было видно, что ее немного трясет, и я понимал, что под внешним спокойствием кроется состояние, близкое к истерике, и великое горе. Мне хотелось подойти и взять ее на руки. Но я не двинулся с места.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});