Я, мои друзья и героин - Кристиане Ф.

В это время я получила готовящееся обвинительное заключение против Кристины. Дело в связи с незаконным оборотом наркотиков. Фрау Шипке из полиции подготовила меня к этому и в утешение сказала мне, что я не должна винить себя за Кристину. «Кто колется, тот колется, – сказала она. – Каждый решает сам». Она знала много наркоманов из хороших семей, которые вот так же должны были предстать перед судом. «Не стоит себя терзать!» – сказала она.

Но мне показалось просто подлым, что в качестве доказательства приводился тот чек героина, который я однажды нашла в её комнате. Найдя его в своё время, я в волнении позвонила фрау Шипке. Я и не подозревала, что моя находка будет использована против Кристины, когда фрау Шипке лицемерно предложила мне отправить его на экспертизу. «Не указывайте отправителя на конверте, – сказала она. – Тогда ничего нельзя будет доказать».

Да вообще, мне казалось чудовищной глупостью, что молодых людей судят за их болезненное пристрастие к наркотикам. Кристина никому ничего не сделала. Она вредила только самой себе. Почему же она должна отвечать за это перед судом? Не говоря уже о том, что, как известно, тюрьма ещё ни одного наркомана не вылечила…

И этот приближающийся суд был для меня ещё одной причиной скорее вывезти Кристину. Вдруг во мне проснулось всё мужество и решительность. Я пошла в комиссию по опекунству и обрисовала им ситуацию во всех подробностях. Это было первое заведение, где меня внимательно выслушали. Ответственный социальный работник господин Тилльман тоже склонялся к мнению, что Кристине лучше уехать на Запад. Он обещал постараться и найти для Кристины место в клинике, потому что неясно было, как скоро я получу право определять место жительства Кристины.

В то же время, согласие на терапию было бы проще выбить у моего супруга. Это были не пустые слова. Я чувствовала, как затронула господина Тилльмана наша ситуация.

Вскоре после разговора с господином Тилльманом, Кристина неожиданно появилась перед моей дверью. Она шла как раз из консультации. Была совершенно накачана героином, говорила о самоубийстве. Я успокоила её кое-как, и уложила в кровать. Затем сразу же позвонила господину Тилльману. Через полчаса он был у нас. Вместе с Кристиной мы разработали подробный план. Она должна пережить абстинентный синдром в нервной клинике, и, в конце концов, отправиться в терапевтическую общину. Место было обещано в консультации. Кроме того, господин Тилльман сам связывался с общиной по поводу Кристины.

Кристина с готовностью согласилась на наше предложение. Господин Тилльман мигом организовал всё необходимое. Мы получили направление к психиатру, который мог бы направить Кристину в клинику. Потом господин Тилльман поехал к отцу Кристины и давил на него, пока тот не согласился отпустить Кристину в клинику.

Через две недели Кристину перевели в больницу «Рудольф Виршов», чтобы прооперировать грибок. Я исходила из того, что её – больную наркоманией, доставят в больницу под строгим контролем с «Ранчо Бонни», и понаблюдают за ней там. Но нет – они умудрились упустить её! Им было всё равно, и Кристина беспрепятственно вышла из больницы.

Я пришла в отчаяние из-за такого разгильдяйства, тем более, что теперь весь наш план сорвался.

Больше у меня не оставалось веры в чиновников. Я сказала себе: только ты одна можешь помочь своему ребёнку и себе! Господин Тилльман пытался придать мне мужества. Ему одному я доверяла.

К счастью, Кристина не долго отсутствовала. На следующий вечер она уже плакала у меня. Ой, ой, ей так жаль, но она опять вмазалась… Я не ругала её. Зла на неё не было. Да и раньше-то я срывала свой гнев на ней только от отчаяния, что не могу ей помочь. Сейчас, когда она пришла ко мне, я обняла её, и мы спокойно поговорили.

Кристина хотела продолжать план, выработанный нами, до конца. Я сказала, хорошо, давай! Но дала ей понять, что если она ещё раз хоть на шаг отойдёт от него, то навсегда отправится в Западную Германию. Она приняла это близко к сердцу и поклялась мне ни на йоту не отклоняться от договора.

В эти дни она регулярно посещала консультацию. Она действительно старалась получить это место! Иногда часами ждала своей очереди. Дома она засаживалась за стол и писала автобиографию для клиники.

Казалось, что всё идет неплохо. С местом было фактически решено. Община была готова её принять, и мы думали, что Рождество она встретит у них – было уже начало ноября…

Её отец, наконец-то, убедился в безуспешности своих потуг, и больше не мешал нам. Удача была так близко… Но тут, как назло, Кристина второй раз заболела желтухой. Ночью температура поднялась почти до сорока одного градуса. Утром я отвезла её в клинику «Штеглиц». Кристина была жёлтой как лимон, почти не могла ходить и падала на ходу. Врач после обследования сказал, что у неё стаз печени из-за наркотиков. К сожалению, они не могли её оставить у себя, потому что у них нет изолированных боксов. Это было неправда. Я специально наводила справки: в клинике «Штеглиц» есть изолированная палата на двадцать пять коек. Просто они не хотели видеть наркоманов в своей замечательной больнице. Всё-таки, они направили нас в больницу «Рудольф Виршов», и следующим утром мы должны были быть там.

В два дня желтизна вроде сошла. Она снова была резвой и живой, радовалась, что будет лечиться. Её опекун из консультации в Техническом Университете даже навещал её в больнице. Объединенными усилиями мы старались всячески поддержать её. Я была обнадежена, как никогда раньше…

До того дня, когда к Кристине прорвалась её подруга Стелла… Хотя я настоятельно просила сестёр без меня не пускать к Кристине никого, кроме работников консультации.

Впрочем, я тоже совершила ошибку. Как-то раз взяла с собой Детлефа. Кристина так хотела его видеть, а Детлефа как раз только что условно-досрочно выпустили из тюрьмы. И сейчас он где-то раздобыл себе место в клинике. Я просто не могла не позволить им увидеться. Они были так привязаны друг к другу! И я думала, что это придаст им решимости, если они будут знать, что другой тоже ложится в клинику. И как я только могла быть такой наивной?

Кристина умудрялась сматываться из больницы на целый день, и когда я после работы приходила навестить её, она уже успевала вернуться. Я видела, что она чем-то кололась. То, что она колется – это одно не испугало бы меня больше. Но когда она стала рассказывать, что просто ела спагетти у Цоо, когда она снова начала лгать – у меня подогнулись ноги. Я спросила у сестёр, нельзя ли мне ночевать в больнице. Кровать бы я оплатила. Они сказали, что это, к сожалению, невозможно, но они будут присматривать за ней. Через три дня, когда я вновь пришла навестить Кристину, навстречу мне вышла сестра и сказала: «Вашей дочери нет!» «Да? А можно узнать, где она?», – спросила я.

Этого мы не знаем. У неё было разрешение погулять в парке, вот она и убежала!

Невозможно описать, каково было у меня на душе! Дома я легла в гостиной рядом с телефоном. В полдвенадцатого вечера позвонили из больницы: Кристина вернулась. У них была такая точка зрения: ну, если она удирает, что ж можно с этим поделать? Это же её дело! У нас тут много наркоманов. Они все удирают!

Именно так мне и сказали на следующий день, когда я попыталась упрекнуть сестёр.

Врачиху это тоже не сильно волновало. Она мне объяснила, что никак не может повлиять на Кристину. Но если Кристина ещё раз нарушит режим, то её попросят из больницы. Исследование печени показало, что Кристина в лучшем случае доживёт лет этак до двадцати, если и дальше будет продолжать с наркотиками. Больше она ничего не могла сказать.

Следующим вечером опять позвонили из больницы и сказали, что Кристина снова убежала. Всю ночь я провела в кресле рядом с телефоном. Кристина исчезла на две недели в этот раз…

Первые два-три дня мы вместе с моим другом ещё искали её. Обычный тур по дискотекам и вокзалам… Потом из больницы попросили забрать её вещи. Я пришла оттуда с сумкой, распаковала книги и другой хлам, и сказала себе: «Всё – с меня довольно! Так можно и до ручки дойти!» Я сказала себе: «Хорошо, если она не хочет по-другому, то пусть будет так!» Я прекратила её искать. Я была просто поражена её поступком! Она должна ведь понимать, что и моё терпение не безгранично! Как долго я могла это всё выдерживать, вот вопрос!

Я объявила её в розыск в ближайшем участке полиции и дала им её фото. В какой-нибудь облаве её схватят… И потом я сяду с ней в первый же самолёт и отвезу на Запад.

Прошло две недели, и утром в понедельник мне позвонили из участка на Фридрих-штрассе. Полицейский у телефона был чрезвычайно мил, хотя Кристина и бушевала у них в участке. Я попросила их придержать Кристину. Сказала, что заберу её ближе к вечеру и – в самолёт.

Я заказала билеты. Туда и обратно для себя, только туда для Кристины. У меня кололо в сердце. Позвонила родственникам.