Я, мои друзья и героин - Кристиане Ф.

Там снова была Стелла. Посредничала теперь. Мы сразу: «Пойдём, ты должна нам ещё четверть!» Она повернулась без рассуждений. Всё-таки, какие-то остатки совести у неё ещё были.

Я сказала: «Стелла, ты – последнее говно! Я больше не хочу с тобой знаться!» Я зашла в теплицу, вмазалась Стеллиной герой и купила себе колы. Сидела одна в углу. Первые минуты дня, когда я могла посидеть в покое. Сначала я немного надеялась, что где-нибудь всплывёт Детлеф. Но нет – было уже слишком поздно! Я стала думать…

Эти раздумья начались вполне безобидно. Я думала себе: вот – это настоящее говно. Сначала тебя кидает твой единственный друг, потом лучшая подруга. Нет дружбы среди нарков! Ты совершенно одна! Ты всегда будешь одна! Все остальное – игра воображения. И весь этот террор ради одной дозы! Каждый день такой террор.

На меня как просветление снизошло. Меня иногда озаряло ведь… Всегда под героином. Когда я была чистой, я была совершенно невменяема. И сегодняшний день снова доказал это. Да нет, ничего страшного! Я была совершенно спокойна, потому что основательно втёрлась. Обратно в больницу не пошла. Было уже половина двенадцатого.

* * *

Я бы всё равно удрала оттуда – рано или поздно, и меня не приняла бы ни одна клиника. Врачиха сказала маме, что моя печень буквально в шаге от цирроза. Что если я продолжу в том же духе, то протяну никак не больше двух лет. С консультациями всё было кончено. Мне даже не надо было звонить туда – они находились в постоянном контакте с больницей. Ну, будет даже справедливо, если они меня не примут… В конце концов, в Берлине много наркоманов и действительно мало мест в клиниках. Ясно, что эти места должны получить те, у кого ещё есть воля.

У меня её нет – это очевидно! Я слишком рано начала, чтобы теперь остановиться…

Всё было совершенно ясно. Я подвела баланс и теперь допивала колу. Куда же идти этой ночью… Мама захлопнет передо мной дверь. Или известит полицию, и меня засунут в приют. Я бы так и поступила на её месте… Отец в Таиланде. О Стелле нечего и думать. Детлеф… Я даже не знала, у какого фраера дрыхает сегодня Детлеф.

А может он у отца, если серьёзно собрался лечиться. Значит – утром уйдёт. Итак, кровати у меня не было. Ни на эту ночь, ни на следующую.

В последний раз, раздумывая об этом, я уяснила перед собой две возможности.

Или окончательно выйти или – золотой укол. Первая возможность, к сожалению, отпала теперь совершенно. Пять или шесть попыток без малейших результатов – достаточно, в конце концов! Я была не хуже и не лучше других игловых. Почему именно я должна быть в тех двух процентах, что бросают наркоту? Я не была какойто особенной!

Я шла по Кудамм и завернула на Курфюрстен-штрассе. Я ещё никогда не работала там ночью, слишком уж много профессионалок там. Теперь я не боялась. Быстро сделав двух клиентов, я пошла обратно к теплице. У меня было сто марок, и я купила себе полграмма.

В туалетах на Курфюрстендамм ночью слишком оживлённо. Я купила себе колы, сидела и раздумывала, в какой бы сортир мне отправиться. Я вспомнила о сортирах на Бундес-плац. Ночью там тихо. По утрам тоже.

Ну что ж, пешком на Бундес-плац. Спокойна, я была совершенно спокойна…

Дошла. Пустой туалет ночью был немного жутковат. Но здесь я чувствовала себя в безопасности. Туалеты. Они были чистые и светлые. Они все были для меня одной.

Туалеты на Бундес-плац – лучшие в Берлине. Кабины огромны. Как-то раз мы влезли туда вшестером… Двери до пола, Никаких дыр в стенах. Туалеты на Бундес-плац – лучшие: там много наркоманов свели счёты с жизнью.

Никаких бабушек, никаких стрёмщиков, никаких полицаев. Можно не торопиться.

У меня было время. Я вымыла лицо и причесалась, прежде чем чистить шприц, взятый напрокат у Тины. Я была уверена, что полграмма хватит. После выхода всегда хватало и четверти грамма, чтобы вырубить меня с концами. А я ведь уже вколола сегодня больше четверти… И моё тело должно быть порядочно ослаблено желтухой.

Лучше бы конечно целый грамм… Но ещё двух фраеров сделать было выше моих сил.

Не торопясь, я спокойно выбирала самый чистый туалет. Я действительно была совершенно спокойна. Я не боялась. Я никогда не думала, что самоубийство так не драматично. Я не думала о моей жизни. Я не думала о маме. Я не думала о Детлефе.

Я думала только об игле.

Как обычно я разбросала свои пожитки по сортиру. Размешала героин на ложке – ложка Тины. Я подумала, что вот теперь и я кидаю бедную Тину. Она сидит наверняка в теплице и всё ждёт свой шприц и свою ложку. Плачет, наверное… Ух ты, я забыла лимон! Но порошок был хорош и размешивался без лимона.

Жила на левой руке. Все как обычно. Это – моя последняя… Со второй попытки я нашла вену. Кровь… Я влепила полграмма. Подумала потянуть снова, чтобы добрать остатки, но, к сожалению, сердце моё разорвалось, и череп буквально разлетелся на куски…

Когда я очнулась, снаружи было уже светло. Грохотали машины. Я лежала рядом с толчком. Игла в вене. Очень хотелось встать, но я заметила, что правая нога парализована. Я могла ей только чуть-чуть подвигать, и эти движения причиняли адскую боль в суставах. В бедре. Как-то я открыла дверь. Носом. Сначала ползла, потом встала. Можно было прыгать на одной ноге, держась за стену.

Перед туалетом стояли два парня, так пятнадцати где-то лет. Тесные джинсы, сатиновые куртки. Два маленьких гомика. Я была рада, что они голубые. Они быстро подхватили меня на руки, когда увидели, как я приведением выпрыгиваю из туалета.

Сообразили, что к чему, и одни сказал: «Что, мать твою, за вещи, мать твою, ты тут делаешь?!» Я их не знала, но они видели меня на вокзале. Парни посадили меня на скамейку. Было холодное октябрьское утро. Один дал мне «Мальборо». Я подумала:

«Смешно, что голубые всегда курят „Мальборо“ или „Кэмел“. Должно быть, из-за этой рекламы…» О, я была даже счастлива, что не грохнула себя этим полграммом…

Я рассказала парням, как меня надула Стелла, и что было потом. Милые ребята…

Спросили, куда меня проводить. Ох, как меня нервировал этот вопрос, думать я не хотела! Я сказала, чтобы они меня оставили на скамейке. Но я тряслась от холода, и они сказали, что мне надо к врачу.

Я не хотела к врачу. Они сказали, что знают одного совершенно классного типа, врача, голубого, к которому могли бы меня отвести. Меня успокоило, что врач – голубой. Голубым я больше доверяла в таких ситуациях. Парни тормознули такси и отвезли меня к этому голубому доктору. Крутой тип! Он сразу положил меня на свою кровать и осмотрел. Хотел поговорить о вреде наркотиков, но я не хотела. Я попросила его дать мне снотворное. Он дал мне снотворное и ещё какие-то медикаменты.

Меня лихорадило, и опять это дурацкое кровотечение из носа… Два дня я проспала как убитая. На третий день голова снова стала работать. О, нет, я не могу, я не хочу думать…! Мне приходилось буквально сдерживать себя, чтобы не начать думать и не сломаться, в конце концов. Я сконцентрировалась на двух мыслях: «Дорогой бог не захотел, чтобы ты откинула коньки!» И другая: «В следующий раз возьму целый грамм…» Я хотела на улицу, на точку, добыть, не раздумывая, героина на следующий золотой, но еле могла ходить. Голубой доктор обо мне позаботился. Раздобыл мне костыли. Я выпрыгнула от него на костылях и потом выбросила их где-то по дороге.

Я не хотела всплыть на точке с костылями. Можно было и без костылей попрыгать – недолго уже оставалось…

Я допрыгала до вокзала и сделала фраера. Черножопого. Правда, он был не турок, а грек. Какая разница!

Мне давно уже было наплевать на тот торжественный договор, который мы когдато заключили со Стеллой и Бабси. Теперь мне на всё было наплевать.

Может быть, у меня таилась ещё маленькая надежда, что мама – мама придёт искать меня на вокзал. Если бы она меня искала, то пришла бы на вокзал. Поэтому я не пошла на Курфюрстен-штрассе. Но, собственно говоря, у меня было такое чувство, что меня уже никто не ищет. И я подумала на минутку: ах, как это было бы хорошо, если бы моя мама ещё ждала меня…

Я купила героин, вмазалась и пошла обратно на Цоо. Мне нужны были деньги на тот случай, если я не найду клиента на ночь, и придётся ночевать в пансионе.

На вокзале встретила Рольфа – бывшего клиента Детлефа, у которого мы часто спали на выходных. Детлеф последние недели снова жил у Рольфа, но Рольф уже не был его клиентом. Он давно сидел на системе, и сам ходил работать на вокзал. Ему в его двадцать шесть было тяжеловато найти клиента. Я спросила Рольфа о Детлефе.

Рольф захныкал. Да – Детлеф в клинике… Да – очень херово без Детлефа… Рольфу жизнь казалась бессмысленной, он хотел отколоться, любил Детлефа, хотел покончить с собой. И так далее… Меня расстраивала эта болтовня о Детлефе. Я не понимала, какие собственно права на Детлефа может иметь этот опустившийся голубой! А он даже хотел, чтобы Детлеф бросил свою терапию и вернулся к нему.