Очевидность и построение . Материалы для критики исторической догматики - Ральф Девидсон

Иудеи имели с 1869 года теоретически полные гражданские права, и они были практически на всех наивысших государственных должностях, в частности, исключая профессорских постов в закрепленных на тождестенности (identitatsstiftenden, видимо, лучше переводить как на «закрепленных на догмах») духовных гуманитарных науках. Это привело дальше к массовому переходу к христианству и к радикальной ассимиляции с немцами, так что уже в тогдашнем предпочтении иудеям уже позволено было называться первоначально исконно немецкими именами Генрих и Фридрих. Знаычение иудеев и перешедших иудеев для тогдашнего немецкого общества оказывается фактически большее, чем как в то же время в США или в Англии. Выглядит впечтляюще, что хоть в Берлине в 1905 иудеи составляли только 5,06% берлинского общего населения, но одновременно насчитывалось 31%, следовательно, треть, среди тех, которые управляют городом (Зомбарт 219).

В конце оказывается, что иудеи в Германии в своем процессе ассимилияции довольно распылились. Они видятся как восторженные фронтовые бойцы для первой мировой войны, и чувствуют себя не высказанными (не понравившимися), так как фашисты требуют решительного уничтожения иудейства. Иосиф Рот[201][201] разозлил в 1929 году выступлениями о «Аризации» иудейского мышления. Он дает им долг во многих глупо-героических книгах двадцатых лет. Он пишет в «Die literatorische Welt» («Литературный мир»), номер 39, под заголовком «Хвала глупости»: «Если бы я был антисемитом—к чему я, однако, не имею никакого повода—я стал бы истеричной наивной беднотой немецких читателей, чтобы из любого факта попытаться объяснить, что этот факт является преимущественно иудейским. Это значило бы: я стал бы высокомужественным суеверием иудеев: они интеллектуальны и черноволосы, и от поэтов нужно было бы ожидать нечто ясноволосо-неосведомленное—я сделал бы его ответственным за это суеверие на большие издания варварских книг, в которых неуклюжесть считается [свежестью], глупость [милостью] и необразованность [силой первородной]. Но я не являюсь никаким антисемитом». (Согласно B. Pinkerneil, S. 159)

Вероятно, Рот здесь что-то заостряет (что-то утрирует), но отчетливо видно то, что немецкое иудейство в свеой потребности после ассимиляции имело явственной собственную иудейскую идентичность. Аплодировали, очевидно, лучше теории Макса Вебера о происхождении капитализма от протестантства, читали с интересом «Гибель запада» Шпенглера, нравился им себе современный немецкий героизм и очевидно, считали, как и немецкое общество в целом, немецкого пастуха образцом во всем.

Немецкое иудейство прекратило, во всяком случае, быть самостоятельной умственной и моральной силой, и предсовременное мышление обладало современной экономикой и обществом. Победоносная война стала крупной темой старой элиты общества, и удавалось, как мы знаем, также воодушевлять новые элиты на эту классическую тему. Теодор Лессинг, помощный учитель (репетитор) и свободный журналист, изображает в одном из фельетонов совершенно нормальную милитаристскую индоктринацию (учение), как она была обычной вопреки социал-демократическому правительству в Ваймерской республике. Он описывает речь, которую держал Гинденбург[202][202] перед школьниками гимназии, в который он временно работал как преподаватель:

«Германия находится глубоко в упадке. Туда приходит великолепное время императора и героев. Но дети, которые здесь поют «Deutschland ueber alles» («Германия превыше всего»), будут обновлять старое государство. Они превзойдут (преодолеют) страшную революцию. Они будут вновь возвращаться, видя великолепное время крупной победоносной войны. И Вы, мои господа учителя, Вы имеете красивую задачу, воспитывать молодежь в этом смысле». (Паренек-шалапут (Bengels) ударил меня и оскалил зубы). И вы, мои дорогие первоклассники (Primaner), будете богатыми на победы, как и отцы ваши были, и вступите в Париж. Я не буду более переживать. Я буду тогда у бога. Но с небес буду я на вас смотреть вниз и буду радоваться вашим поступкам и одобрять вас». (Theodor Lessing. Ich warf eine Flaschenpost ins Eismeer der Geschichte. Essays und Feuilletons.(«Я бросал бутылки с письмами в Ледовитый океан истории. Эссе и фельетоны») Darmstadt 1986. S. 67)

Пожалуй, Лессинг имеет ощущение, что эту нерациональную настройку с критическими и рациональными понятиями совершенно не нужно комментировать:

«Мы чувствуем, что слишком не благородно и слишком общо (gemein) для того, чтобы бороться с оружием ума(духа) там, где вообще совершенно нет никакой власти и не дано никакой другой возможности, отвечать с другим оружием. Но, собственно, в старом прусском дворянстве и в том юнкерстве, чье умственная потребность вполне удовлетворяется по будням христианскими газетами и по воскресеньям хорошей проповедью у господина пастора, и в сами живут в совершенно таких же традициях и наружном внешнем виде должностных лиц, которые считают свое умственое потомство вышедшим из феодального тела университета или кто в соответствии в положением действительно предпочел правителей, такое же духовное расстояние и такая же чуждость духа, могла бы быть все же, пожалуй, не частой». (67)

Лессинг должен был бы обмануться в том, что «духовное расстояние и чуждость духа» было распространено в элите общества того времени очевидно дальше, чем можно принимать. Только несколько лет спустя Лессинг был убит из-за той статьи, которую пронес сквозь II мировую войну и (как Гиндебургу пожелалось) европейское иудейство было почти полностью искоренено. В пятидестых и шестидесятых годах нашего столетия этот поворот к варварству не был описан ни немецкими историками, ни общественной элитой, ни также, кроме того, этой стоящей квази-демонической силой неизвестного происхождения.

Как соотносилась восходящая буржуазия к новой общественной силе, фашизму? Восходящая буржуазия была в восторге. Это видно (за театральной казарменно-дворовой риторикой) очень отчетливо в шансе улучшить собственную позицию конкуренции исключением иудейской конкуренции (и одновременно защитой от интересов рабочего). Франк Байор (Arisierung in Hamburg («Ариизация в Гамбурге»)) убедительно указал в исследовании на примере Гамбурга, сколь восторженной большая часть буржуазии, чтобы улучшить свое экономическое положение с помощью политических мероприятий. В многих случаях были эти гражданские силы были более радикальными, чем государственная, национал-социалистическая администрация.

Также при прогрессирующем образовании буржуазии антисемитские и антилиберальные идеи национального социализма быстро находят большой отклик в университетах. Уже в 1928 союз студентов нацистов при выборах в Asta (Allgemeiner Studentenausschuss, демократически избираемое представительство студентов) получает двенадцать процентов всех голосов—в тот момент, когда НСДАП имела за собой в рейхстаге ещe даже меньше трех процентов от всех избирателей. В 1932 году союзу студентов только немного не хватило для абсолютного большинства. И Михаил Груттнер оценивает, что «только примерно десятая часть студентов могла бы быть причислена демократическому лагерю». (М. Gruettner, Studenten in 3. Reiche («Студенты в 3-м государстве (Рейхе), Paderborn в 1995).

Национал-социалистическое движение должно пониматься как движение новых масс, восходящих средних слоев, которое, но, потянуло многие механизмы из предсовременного (тоталитарного) классового общества. Только так могло быть успешным гармоничное смыкание плеч со старой элитой общества, только так быстро могло быть найдено новое общественное согласие. Умственная диспозиция(распоряжение) для учреждения современного тоталитаризма (варварство с бесчеловечным лицом) должна себя, во всяком случае, себя отчетливо выразить уже в 1932 году. Лессинг писал о либерализме: «Он был слишком красив для этого мира. Он умирал в нашей и общей тупости. Во злости нашей человеческой природы. (...) Мы являемся волками. Мы немного сверхблагородны, так сказать, скрытые культурой разбойники. Предотвращенные хищники. Такому роду проповедуют «либерализм» или совершенно неграждански говорят: жребий господства, свободная анархия, это имело бы тот же смысл, как при введении самоуправления в сумашедшем доме». (89)

Хотя движущая сила этого движения показывала себя, пожалуй, фактически из инстинктивной злости человеческой природы, которая не просто оттачивалась столетиями из свойств тела, а возникала как коктейль из глупости, эгоизма и силы прославления, то все же в университетах быстро появились молодые интеллектуалы, которые эту архаичную силу претворили в план. Интерес восходящей буржуазии был в том, чтобы, с одной стороны, исключить иудейскую конкуренцию, а с другой стороны, чтобы быть защищенными перед вспышками рабочих (работодателей), при этом приписывается полностью искуственно. Это происходит от того, что государство и народ ставятся в центральную точку и что всему дается научно-объективная окраска. Таким образом, пишет, например, Йенс Йессен во введении к «Grundlage der Volkswirtschaft» («Основы национальной экономики») (Гамбург в 1937), что национальный социализм «в борьбе науки за правду идет не только вровень с ней, но ее опережает. Нужно будет подчеркнуть, что национал-социализм ... отстоит любую научную критику» (Jessen 18).